– Вы хорошо информированы, – ответил я.

Если у него сохранились источники в полиции, он еще не то обо мне слышал.

– Двадцать лет службы в полиции не проходят даром, – продолжал он. – Стараюсь держать руку на пульсе, особенно если новости связаны с делом Мартина. Кстати, ужасно жаль слышать о детективе-инспекторе Сатклиффе.

– Вы, наверное, работали вместе…

– А вы были его напарником? – спросил Блейк.

Я кивнул.

– Тогда, возможно, согласитесь, что Сатти бывает несколько…

Я снова кивнул.

– Может, вы не знаете, но это я потребовал тогда, чтобы Сатти отстранили от дела.

– Я знаю только, что он первым прибыл на место происшествия.

– У него были свои таланты. Просто я подумал, что их лучше проявить где-нибудь в другом месте.

– Как он это воспринял?

– А вы не знаете? Подал в отставку.

Я удивился. Сатти? И так остро среагировал?

– Очевидно, потом его кто-то вразумил, потому что до меня дошла новость, что он перевелся в ночную смену.

– Первый раз слышу, – сказал я, осознавая, что человек, который уволился из полиции десять лет назад, лучше знает моего напарника. Кто в этом виноват? Сатти или я?

– И чье задание вы теперь выполняете? – поинтересовался Блейк.

– Суперинтенданта Паррса.

– Главной ищейки? Хороший человек, передавайте ему привет от меня. Уверен, что он на вас рассчитывает. Я не работал с Алистером лично, но, по моему впечатлению, он всегда готов протянуть руку помощи…

– Хватка только крепковата.

– Хорошо сказано. – Осознав, что слишком долго общается только со мной, Блейк повернулся к Наоми. – Блэк. Вы, случайно, не родственница констеблю Терри Блэку?

– Это мой отец.

– Шутите? – Блейк хлопнул ладонью по столу. – Значит, мы с вами встречались. Я был на ваших крестинах.

Я не знал, что отец Наоми – полицейский. Я покосился на нее и увидел, что она покраснела, а на темной коже проступили веснушки.

Блейк тоже это заметил.

– Да, долго живешь – слишком многое помнишь.

– На вашу память мы и рассчитываем, – сказал я. – Мы с Наоми – относительные новички в мире Мартина Вика. В свете событий в больнице Святой Марии хотелось бы узнать больше об обстоятельствах дела.

– Не завидую я вам, – сказал Блейк. – Вам предстоит выяснить, кто его убил. – Он сгреб сдачу со стола и взвесил ее в горсти. – Первое, что следует знать: если я сейчас брошу эту мелочь через плечо, то непременно попаду в кого-нибудь, кто желал Вику смерти.

– Попадите тогда сразу в убийцу. Мы скажем вам спасибо, – пошутил я.

Никто не засмеялся. Наоми подалась вперед:

– Да, его ненавидели таблоиды, но нас больше интересуют реальные люди, реальная ненависть. Люди, которые могли бы провернуть подобное. Статистическая вероятность того, что Мартин Вик был знаком со своим убийцей, достаточно высока, чтобы начать с его близкого окружения.

– Разумеется, – согласился Блейк. – Однако стоит вспомнить, что последние двенадцать лет ближе всех к нему были его сокамерники. Судя по всему, недостатка в желающих нажать на смыв не было.

– Удобно, что большинство из них до сих пор отбывает срок в «Стренджуэйз».

– Большинство? – переспросил Блейк.

– Один из нападавших освобожден под расписку. – Наоми повторила то, что мы слышали на брифинге.

– Да-да, – подтвердил Блейк. – Тот спайсовый дилер… – Он прищурился, припоминая. – Как его там прозвали? Кажется, Полубокс.

– А почему? – спросила Наоми.

– Не хочется портить сюрприз от встречи с ним, но вряд ли вас сильно удивит, что он – редкостный подонок.

– Вы имели с ним дело?

– К счастью, нет. Он из молодых, все это было уже после меня. В «Стренджуэйз» угодил в прошлом году и через несколько месяцев вышел. Я просто старался быть в курсе того, что поделывают сокамерники Мартина. Если я правильно помню, именно Полубокс пытался повесить его на простынях.

Наоми покачала головой:

– Такому самое место в тюрьме…

– Или в могиле. Приговор отменили, представляете?

– Все эти угрозы и покушения на Вика… – задумчиво сказал я. – Всегда задавался вопросом – почему в тюрьме к нему так паршиво относились?

Наоми посмотрела на меня:

– Он убил троих детей…

– Но действительно, – заметил Блейк. – Есть в «Стренджуэйз» такие, кто никого не убил? Да там детоубийц столько же, сколько дней в году.

– Может, из-за лунатизма? – спросил я. – Или потому, что отрицал вину? Открещивался от содеянного?

– Может, и так. – Блейк пожал плечами. – Сидеть в одной камере с наглыми убийцами и заявлять им, что невиновен или что ничего не помнишь, все равно что гладить их против шерсти. Но сдается мне, есть еще какая-то причина. – Он задумался. – Вик был со странностями.

– Со странностями? – переспросила Наоми.

– Не хочется так говорить, но да. Понаблюдайте за жизнью на любом школьном дворе, и сразу угадаете, кого потом будут макать в парашу. Готов домом своим поклясться, что Вику тяжко пришлось в тюрьме, к сожалению.

– К сожалению? – переспросил я.

Не с целью возразить, просто по опыту общения с представителями старой гвардии я знал, что они обычно занимают крайне жесткую позицию по таким вопросам.

– Организованная и безнаказанная травля заключенного в строгорежимном учреждении? – Блейк поморщился, будто от боли. – Совсем не к такому должно стремиться общество. Что же касается других заключенных, которые покушались на его жизнь…

Я нетерпеливо кивнул:

– Как мы уже сказали, их легко исключить из числа подозреваемых.

– Верно, – согласился Блейк. – Итак, вас интересуют давние обстоятельства дела.

– Вы были старшим детективом-инспектором в полицейском подразделении Северного Манчестера, когда поступил роковой вызов…

Блейк кивнул:

– Не знаю, то ли я слишком много об этом думаю, то ли у меня тогда было предчувствие, но я всегда говорю, что тот год для всех стал новой точкой отсчета.

– В каком смысле?

– Все обвалилось, ну или пошло наперекосяк. Ипотечный кризис, экономический спад, банкротства – вот это все. Потом война в Ираке, выпуск первого айфона. Появление всех этих чертовых соцсетей. Детали стали не важны, все по верхам. – Блейк покачал головой. – В тот год мы утратили энтузиазм. Запал пропал. – Он потер кончик носа и скромно улыбнулся. – Во всяком случае, у меня. Да, я был старшим сотрудником полицейского подразделения Северного Манчестера, но я впервые столкнулся с этим делом, когда окровавленного Вика доставили в Главное полицейское управление, в Честер-хаус. Сразу стало ясно, что все очень серьезно, но поначалу было ужасно трудно добиться от Вика чего-то связного.

– В каком он был состоянии?

– Перевозбужденный, дезориентированный. На вопрос, откуда кровь, ответил, что не помнит. Полный раздрай, приходилось действовать аккуратно. Его трясло, он нес несуразицу. Состояние шока.

– Наверное, было очень сложно установить хоть что-то.

– Было бы, но девушка-диспетчер связала его описание с сообщением о подозрительных лицах по адресу: Брайарс-Грин, дом одиннадцать. У дома Муров. Там работы хватило, уж поверьте.

– Можете описать место происшествия?

– Предпочел бы стереть его из памяти. Дом на две семьи в конце глухой улочки. Соседи спали и умудрились ничего не услышать. Парадная дверь широко распахнута. Мэгги… – Блейк отпил воды и продолжил: – Маргарет, мать семейства, на полу у лестницы. Много крови, ножевые ранения живота и груди, порезы на руках и ногах. Очевидно, пыталась не пустить нападавшего к детям. Мы нашли их наверху. Близнецов. В ванне. Они забрались туда и спрятались за занавеской для душа, но…

– Достаточно, – сказал я. – Как вы определили, что старшая девочка пропала?

– По фотографиям на стенах, – ответил Блейк. – Везде было пятеро. Мэгги – мать. Артур и Мэри – близнецы. Фрэнк – отец. И Лиззи – старшая дочь. Конечно, мы сразу стали искать Фрэнка и Лиззи – их одних не оказалось в доме. – Блейк кивнул, припоминая. – На какой-то благословенный час я убедил себя, что с ними все хорошо, что они где-то вместе, в безопасности. Моей дочери тогда тоже было двенадцать лет, и, честно говоря, я даже позвонил жене и попросил обнять Люси.