Литмир - Электронная Библиотека

Первым встал Джеймс. Как-то утром он пошевелил пальцами ног и стал ходить от кровати к кровати, собирая на тележку оставшуюся после завтрака посуду. Брайан задержал дыхание. Он идеально играл роль – передвигался мелкими прыжками, сползшие гетры едва прикрывали лодыжки. Руки судорожно прижаты к телу, двигался он неуклюже, шея окаменела – ему пришлось поворачиваться всем телом каждый раз, когда взгляд замечал что-то новое.

Брайана подвижность Джеймса обрадовала. Так они скоро смогут побеседовать.

Через несколько дней от этого занятия Джеймса отстранил сосед. Как только Джеймс зашевелился, крупный мужчина, весь в оспинах, вылез из кровати и тихо встал, наблюдая за уборкой. Затем он взял Джеймса за плечо и пару раз погладил по волосам, после чего уверенно и решительно довел Джеймса до его кровати и мягко подтолкнул его голову к подушке. Отныне медсестрам помогал тот самый рябой пациент: когда представлялась возможность, он бродил и ухаживал за прочими.

С Джеймса он буквально глаз не спускал: если у него ночью падала с кровати подушка или во время обеда появлялись крошки на одеяле, он вставал с кровати, чтобы все поправить.

Изначально он лежал напротив Брайана. Но в тот день, когда одного из соседей Джеймса увезли в морг, рябой по собственной инициативе перешел на его место. Кто-то из молодых медсестер пытался вернуть его на прежнее место, а он жалобно скулил и хватал их за руки своими огромными ладонями. Когда наконец пришла старшая медсестра, он спокойно спал в новой постели.

В итоге его там и оставили.

После неудачной попытки найти себе занятие Джеймс начал вставать только умыться или в туалет.

Когда Брайан впервые сам встал с кровати, после сеансов шоковой терапии миновала пара дней.

Он, как всегда, мыл руки и лицо – в его семье эту процедуру в шутку называли «высокий воротник и длинные рукава», – и тут голова закружилась, его стало тошнить. Опрокинулся таз с мыльной водой, и кусок мыла из чистящего порошка с опилками упал на пол и рассыпался. В этот момент в палату вошла одна из самых косных медсестер. Вместо того чтобы ему помочь, она стала ругаться из-за воды, растекающейся по полу темной лужей. Затем потащила его в противоположный конец палаты, подальше от процедурных, – Брайан по дороге едва не упал и оставлял на свежевымытом полу лужицы рвоты.

В выложенное белым кафелем помещение свет попадал из большого, завинченного болтами окна – оно обрамляло другие здания на фоне заснеженных утесов. Не тратя времени на разговоры, медсестра заперла его в туалете. Брайан тяжело опустился на колени перед унитазом и с глухим стоном вывалил остатки дурноты. Когда утихли спазмы в животе, он сел на холодный фаянсовый унитаз и осмотрелся.

Окон в туалете не было – хватало света над дверью. Исследовав все мелкие трещины и царапины, Брайан растянулся на полу и постарался осмотреться получше. Перегородка держалась на ржавых металлических прутах, утопленных в цементный пол, за ней находился еще один туалет, а дальше – кирпичная стена. Узкая дверь в противоположной стене вела в кладовку – оттуда медсестры носили постельные принадлежности, а уборщица прятала там метлу и ведро. Брайан видел, как туда-сюда носят инвентарь и белье. В углу, должно быть, ванная, а дверь рядом с окном, наверное, ведет в санитарную комнату.

Обратно в палату его привели перед самым обходом и с улыбкой потрепали по щеке – он не мог не улыбнуться в ответ.

С тех пор Брайан начал вставать с кровати по несколько раз в день. В первый день он попытался заговорить с Джеймсом и пошел за ним, задержавшись лишь на какие-то секунды, когда тот решил сходить в туалет. Но толку было мало. Какой бы удачной ни была представившаяся возможность, Джеймс торопливо уходил в противоположном направлении, едва заметив Брайана.

Появлялись и другие случаи: как правило, после проверки в середине дня, когда в палате царил относительный покой, Брайан, прохаживаясь, пытался переглянуться с Джеймсом, но безуспешно.

В итоге Джеймс начал вставать с кровати, только когда Брайан спал.

Он просто-напросто не хотел иметь с Брайаном ничего общего.

Глава 9

В том, что время текло не как положено, виноват был Человек-календарь. Так Брайан звал пациента, лежавшего с ним в одном ряду, напротив Джеймса. Его-то короткие ноги и болтались над носилками Брайана во время поездки в грузовике. Веселый, молчаливый, постоянно лежавший в кровати человечек, чье единственное занятие – нацарапать сегодняшнее число на собственной медкарте. Долгое время медсестры злились и наказывали его, уменьшая порции еды и рассказывая врачам вымышленные истории во время обхода, – те решили, что он буйный, а потому обошлись с ним крутовато. В итоге иногда после сеанса шоковой терапии у него начинались судороги – он весь выгибался в постели, как лук.

Спасение пришло к нему благодаря прибытию новой группы пациентов: в один прекрасный день они прошагали по двору к расположенному в глубине комплексу зданий. Сопровождали их три молоденькие медсестры – они сменили нескольких наиболее ретивых мучителей Человека-календаря. Через несколько дней самая хрупкая из этих девушек – чуть моложе Брайана с Джеймсом – выдала ему маленький блокнот с шершавой серой бумагой и вбила над изголовьем кровати гвоздь без шляпки, – таким образом, все проходящие мимо могли лицезреть его каждодневный труд.

Как Человеку-календарю удавалось отслеживать дни после шоковой терапии, Брайан понять не мог. Он лишь отмечал, что пропуски всегда – и с величайшей точностью – чудесным образом восполняются.

Хотя уже наступил апрель, в палате было сыро, и пациентам разрешали по ночам укрываться двумя одеялами. Носки Брайан никогда не снимал, стараясь получше укутаться от сквозняков, гулявших у внутренних ставень и вдоль изголовий. В последнее время многие подхватили простуду – лежали в постелях, дрожа и кашляя.

Вообще говоря, тот самый рябой пациент редко обращал внимание на холод, но тем вечером он подошел к Брайану уже в третий раз и укутал одеялами. Снаружи чуть-чуть унялся ветер, и в палате стало тихо. Лежавший с закрытыми глазами Брайан почувствовал, как огромные ладони аккуратно подтыкают одеяло и, словно кошачьи лапки, тихонько глядят его по лбу. Потом он осторожно потрепал Брайана по щеке, как ребенка, пока тот не открыл глаза и не улыбнулся. И вдруг рябой неожиданно прошептал ему на ухо несколько слов – у великана даже выражение лица на мгновение изменилось. Чуткий, осмысленный взгляд моментально запечатлел все черты Брайана, а затем вновь расплылся. Потом он повернулся к соседу Брайана, потрепал его по щеке и сказал: «Gut, gu-u-ut!»[4]

В конце концов он уселся на стул в проходе и уставился в сторону Джеймса. Два пациента – они лежали рядом с рябым – подняли голову; их силуэты четко выделялись на фоне окна и сиявшего за ним лунного света. Они тоже посмотрели в сторону вытянувшегося на постели Джеймса.

Брайан скосил глаза на кончик носа, но вот его взгляд блуждал по комнате. Насколько ему было видно, в палате все спали. Периодически до него доносилось свистящее эхо, а затем тени снова опустились на постели. Снова послышался шепот – Брайану стало неуютно, а сон ушел.

Так что же он услышал: тихий шепот или это от ветра дребезжали оконные стекла?

Наутро рябой все еще сидел на стуле. Пока все спали, в палату пробрался пациент, бривший их через день: при виде товарища, храпевшего с опущенной головой, его разобрал хохот – к нему тут же бросилась дежурная медсестра и увела в его палату. Она отвесила рябому подзатыльник и покачала головой, когда тот попытался ее умилостивить, убежав за ее фартуком.

Затем она, уже совсем проснувшись, вздохнула и приступила к обычным делам.

Кому-то из пациентов становилось лучше. Сосед Брайана смотрел уже не так пристально и без прежней апатии, он стал спокойнее, и медсестры постоянно хлопали его по плечу – с ними время от времени он пусть отрывисто, но все же разговаривал. Кто-то из пациентов начал вставать с постели – эти чаще всего сидели за столом в дальнем конце палаты и рассматривали яркие журналы санитаров: любовь, романтика, альпийская идиллия. Иногда два санитара постарше собирали небольшую компанию и играли в карты.

вернуться

4

«Хороший, хоро-о-оший!» (нем.)

17
{"b":"761834","o":1}