– Она тебя тоже любила, – с промелькнувшей и быстро угасшей улыбкой ответил он.

– Господи, как же жалко! – все не могла отойти от потрясения и расстройства Алиса. И вдруг спросила: – И что ты здесь тогда?

– Я теперь здесь живу, – отчего-то не стал уклоняться от прямого ответа Кедров.

– В ее квартире? – уточнила Алиса, смахивая все же выкатившиеся слезы с глаз.

Но, справившись с первым потрясением, быстро взяла себя в руки, успокоилась немного.

– Да, – коротко ответил Денис, сразу же пожалев, что зачем-то сказал ей про свое место жительства.

Хотел было задать встречный вопрос о том, а что ее занесло в эти края, но девушка его опередила.

– Тогда мы соседи, – улыбнулась она сквозь грусть. – Я теперь тоже здесь живу, в двадцать девятом доме, через два от твоего. – И помрачнела, признаваясь: – Все думала на днях бабушку Анюшку навестить, да с переездом этим, суетой все некогда было. Теперь вот и не навестишь…

И вдруг, как-то внезапно и совершенно неожиданно – для себя, для него, – расплакалась. Как, почему, с чего бы уж так-то расстраиваться? Но что-то перехватило в горле, и полились слезы, так вдруг жалко и тяжко стало, и…

Да что такое-то?!

Она резко отвернулась, прикрыла глаза ладонью, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, в горле хлюпало, и что-то тихонько поднывало у сердца… Она ведь на самом деле думала о бабушке Анюшке, когда соглашалась на эту квартиру, радовалась и дивилась, что так ей свезло, что теперь будет рядом с ней жить, и собиралась в гости…

– Э-э, Ёлкина, – подивился столь бурной реакции девушки Денис, – ты чего?

– Да… – махнула она рукой, не в силах что-то объяснить.

Наверное, сказалась накопившаяся за полтора месяца усталость и нервное напряжение, а может, не только полтора месяца, а все последние годы было чему накапливаться, и этот мамин кульбит, когда та очередной раз благополучно позабыла и не приняла в расчет и внимание дочь и ее жизнь, ее интересы, а может…

– Ну ты чего, Ёлкина, – уговаривающим тоном попенял Денис. Притянул вдруг к себе, так, что она уткнулась носом в куртку у него на груди, и обнял, подбадривая.

– Анюшку так жалко, – призналась слезливо Алиса. – И себя, без нее.

– Да, жалко, – согласился он и, погладив ее по голове, задумчиво добавил, повторив за Алисой: – И себя без нее тоже жалко.

Постояли. Очень искренне разделив скорбь по светлому, замечательному человеку и своему ушедшему, далекому, теплому прошлому.

Честно разделили.

– Я бы предложила тебе посидеть, вспомнить ее, помянуть, это надо обязательно сделать. – Алиса отодвинулась от груди Дениса, всматриваясь в его лицо. – И вообще поговорить. Мы ж не виделись… А сколько мы не виделись, Кедров? – призадумалась она.

– Ну так, эм-м-м… – прикинул Денис, осторожно, не резко отпуская ее и делая шаг назад. – Лет четырнадцать, наверное.

– Да неважно, – отмахнулась Алиса от точных цифр.

Хотела объяснить, почему не получится прямо сейчас, спонтанно, то самое «посидеть и вспомнить», но он ее опередил:

– Ты извини, Алис, но посидеть у нас не получится. У меня работа срочная. Занят.

И каким-то таким вдруг холодком от него повеяло, словно захлопнулись со свистом автоматические двери, обдав воздушной струей, отсекая непрошеного посетителя от теплого, уютного нутра.

– Ну ладно, – растерялась как-то Алиса от столь резкой перемены в нем, непроизвольно даже отступила на шаг, лепеча что-то невразумительное, полагающееся моменту: – Тогда как-нибудь в другой раз.

– Да, – тут же согласился и расслабился мужчина, – в другой обязательно. – И поспешил попрощаться эдаким фальшивым бодряком: – Ну, я пойду, – махнул вперед неопределенным жестом, – спешу.

И улыбнулся умеренно искренне.

– Рад был тебя видеть. Действительно великолепно выглядишь.

– Да-да, – кивнула растерянно Алиса, не понимая, что, собственно, происходит и, главное, с чего бы вдруг, да еще настолько неожиданно.

– Пока! – все фальшивил Кедров бодрой интонацией, и от этой его настолько очевидной фальшивости им обоим стало неловко.

– Пока, – задумчиво-автоматически ответила Алиса, пристально рассматривая выражение его лица.

Энергично махнув еще раз на прощанье, он двинулся вперед, толкая перед собой тележку, наполовину заполненную покупками.

– Кедров! – громко окликнула его вдруг Алиса, словно опомнилась.

Он остановился, обернулся, приподняв вопросительно одну бровь в его любимой манере: типа холодное, отсекающее удивление «Что надо?», или «Вы кто?», или «Что та-акое?» – в зависимости от ситуации. Когда-то, миллион лет назад, она сама учила его этому приему мимики, так, ради смеха, просто потому, что им было весело, и потому, что ей невероятно нравилось, как он приподнимает эту свою бровь и какое у него становится многозначительное выражение лица. Надо признать, за минувшие годы он виртуозно освоил владение приемом. В данный момент его немой вопрос определенно значил «Что надо?».

А ей ничего не надо, ей просто интересно.

– Это что сейчас было, Денис? – спросила недоуменно Алиса.

– Да… – сделал он какой-то непонятный пасс рукой, видимо, должный что-то пояснить. – Эм-м-м, что-то я так, Алиска… – не знал он, как объяснить.

А как объяснить? Себе-то толком не объяснишь, что он «так». Вернее, себе-то как раз объяснишь, а вот ей… Да и надо ли.

– …неискренне, – закончила за него фразу она, кивнув понимающе.

Ну да. Перед кем он тут что изображает? Она всегда его чувствовала безошибочно – абсолютно, как себя, словно дышала вместе с ним. И неважно, что они не виделись бог знает сколько лет, хоть десять-пятнадцать, хоть двадцать, ничего не изменилось. Конечно, он растерялся в первый момент и был откровенно обескуражен, совершенно не ожидая ее встретить, да и кто бы ожидал на его месте – они расстались в другой жизни и не виделись все эти годы, повзрослев, пройдя каждый свой путь и став другими людьми. И ему было неловко от своего замешательства, от того, что она застала его врасплох, от… еще кое-чего. И сидеть-общаться с ней он не мог совершенно точно, да и не хотел.

Не надо ему этого.

– Да ладно, Алис, устал я чего-то, – попытался объяснить он и признался: – И, честно говоря, не ожидал тебя увидеть. Растерялся немного. И того…

Что «того» и как закончить фразу, разговор, встречу на дружески-нейтральной ноте, Кедров не знал и не находил слов-интонаций. Но она его выручила. Она всегда умела его выручить в самый нужный момент.

– Иди. И не пугайся так уж, докучать тебе не стану и в гости не напрошусь, – усмехнувшись, «отпустила» его Алиса.

– Ох, Ёлкина, ты в своем репертуаре, – хмыкнул-вздохнул Денис, махнул усталым, безнадежным жестом. – Ладно, пока, действительно устал я сегодня.

И двинулся вперед.

– Угу, «рад видеть», – пробурчала себе под нос Алиса, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру и констатируя очевидный факт: – Только бежишь ты и приглашать меня в гости, хоть в каком-то там туманном будущем, все-таки не стал. Значит, что? – спросила она у самой себя и сама же себе ответила: – Значит, имеется у тебя, Кедров, в наличии либо жена любимая, либо подруга сердечная.

И, разворачивая телегу в другую сторону, проворчала:

– Надо было давно о нем справки навести, разузнать, что у него в жизни и как, Лильку Любавину расспросить, та наверняка все знает. А то такая Алиса бодрая, в восторге от встречи с бывшим другом, в гости собралась, а у человека семья или любовь какая…

Она расстроилась.

Да что там говорить, конечно, расстроилась, прямо до легкой обиды – он ведь от нее сбежал! Откровенно драпанул! Вот так взял и свинтил: «пока, устал, работа», – она оторопела даже, никак не ожидая именно от него такого жесткого фальшака.

Все эти годы где-то на периферии сознания жила в Алисе уверенность, что Денис Кедров – ее человек, близкий, надежный друг, мужчина, который вроде как принадлежит ей. По крайней мере, принадлежал в далеком-далеком прошлом. О том, что у этого «ее человека» давным-давно и вполне себе спокойно может иметься семья, жена-дети и другие сердечные привязанности помимо давней, очень давней и позабытой одноклассницы, подруги из их практически детской жизни, она как-то ни разу не задумывалась.