Не люблю разговаривать по телефону при ком-то и уж тем более, нет желания делать это под бдительным оком Кайрата Нуртасовича. Оказавшись на просторном балконе-террасе, куда меня проводил вежливый официант, я быстро перезвонила бабушке. Уже после первого гудка в динамике послышался взволнованный голос:

– Вика! Вика?!

Я испуганно подобралась.

– Да, бабуль, это я! Что случилось?

На том конце провода послушалось шуршание и облегчённый вздох.

– Не могла до тебя дозвониться! Полчаса звонила, – обеспокоено ответила старушка, от чего я виновато прикусила губу.

– Прости, ба. У меня наверно на беззвучном стоит. Все хорошо, не переживай.

– Ну, как не переживать, Вика? – словно не слыша меня, продолжила бабушка. – Времена сейчас такие. Это мы могли пойти ночью хоть в поле танцевать, а сейчас что…

У меня перед глазами встало обеспокоенное, сухонькое лицо своей бабушки Нины Петровны. Морщинистая кожа, впалые щеки, седые скрученные в гульку волосы, но при этом поразительно глубокие зелёные глаза. Когда-то эти глаза были полны огня и задора, но после гибели моих родителей этот свет погас.

Как говорила бабушка, теперь она живет только ради меня. Мой отец был единственным ее сыном. Для бабы Нины его смерть стала непосильным ударом.

Я не сразу заметила изменения, но они появились в бабушке, но вначале были почти незаметны. Она забывала выключить свет, когда выходила из дома или же кран на кухне. В итоге я испугалась, что в один из дней она просто-напросто забудет о работающей газовой плите. Сколько таких случаев с одинокими стариками… Их не сосчитать.

Поэтому после гибели родителей моим первым решением было съехать из большого двухэтажного, но теперь такого пустого дома, где меня мучали отголоски прошлого в неказистый небольшой бабушкин дом. Пусть он далеко не тянет на современный коттедж, но его кирпичные стены, прокрашенные белой краской, синие ставни и не совсем ровная крыша стали для меня пристанищем. Именно в такие моменты вспоминалась поговорка, что в родном доме и стены лечат. А этот дом мне был родным, ведь здесь я провела все своё детство. Из года в год каждое лето я приезжала сюда, чтобы побыть с бабулей.

– Крадут, насилуют… Изверги! – послышался сквозь пелену воспоминаний голос бабушки. – Прости, Господи! В это время опасно женщиной родиться! – в трубке послышалось бормотание.

Должно быть, бабушка молилась. В последнее время, она все чаще стала делать это, находя успокоение в общении с Богом.

– Ну, бабуль! Все же хорошо, – попыталась я успокоить бабушку Нину.

– Ты когда домой-то придёшь, стрекоза? Не нагулялась ещё? – вероятно, бабушка немного успокоилась.

В конце концов, вот она я – жива, здорова, не в рабстве.

– Ба, мы в кафе с Никитой и Наташкой. К девяти буду, не переживай, калитку открытой оставь.

Тут бабушка громко ахнула и запричитала, что забыла к соседке зайти. Та ей обещала свежего молока с фермы привезти.

– Телефон включи, а то мое старое сердце не выдержит в следующий раз.

Заверив бабушку, что обязательно включу звук, я поспешила за столик. К моему удивлению, раскрасневшаяся от хорошего вина Наташка, что-то весело щебетала Кайрату.

«Ооо, этому столику больше не наливать!» – подумала я, сжимая ее округлые все еще подрагивающие от всхлипов плечи.

– Конечно, пить столько вина с этими козявками… Не удивительно, что ты так окосела, – пренебрежительно сказала я, имея в виду запеченные мидии. – Натка! – я слегка отодвинулась от неё, обхватывая ладонями ее влажные от солёных слез щеки. – А, давай, рванем к бабушке моей?! – брюнетка моргнула и удивлено приоткрыла рот. – Ну, а что? У бабули пюрешка, соленые огурчики… Кайф! Давай, Наташ!

– Ты ж с Никитой хотела побыть, – недоверчиво пробубнила она, шмыгая носом.

Нотки грусти в ее голосе заставили мое сердце сжаться. Наташка, всегда думает, что она у всех на последнем месте. Что сказать, сирота…

– Да что Никитка? – уверенно произнесла я. – Скоро поженимся, и каждый день будет маячить перед глазами, – я улыбнулась, увидев, как глаза Наташки блеснули надеждой. – Ну, все, решено. Едем к бабуле! – я успокоилась, заметив как глаза Наташки, уже не такие колючие, как были во время истерики, загорелись привычным теплым светом.

Должно быть, отпустило.

Щелкнула дверь автомобиля, и на сидение плюхнулся Никита.

– Ну, что? Поехали? – он перевёл с меня на Натку раздражённый взгляд.

– Да, Никит, – я вернулась на прежнее место – с ним рядом и прикусила губу, наблюдая, как жених завёл автомобиль и тронулся с места. – Никита, – начала я, как сапёр, прощупывающий осторожно почву под ногами.

– Ммм? – мягко промычал парень, возвращая руку на мое колено, обтянутое желтым сарафаном.

Я положила сверху свою ладонь и начала неспешно перебирать его пальцы. Заметив, как дрогнул уголок губ у блондина, которому явно пришлась по душе моя легкая ласка, я задумалась. Впервые мелькнула мысль о том, что я ведь и правда часто холодна с женихом. Что там – часто, почти всегда! Виновато поморщившись, я продолжила:

– Отвези нас, пожалуйста, к бабе Нине.

Он резко взглянул на меня. Пальцы правой руки судорожно сжали руль, да так, что побелели костяшки пальцев.

– Я думал, мы поедем ко мне хотя бы на часок. Мы не виделись почти четыре дня, – недовольным голосом начал он.

Нервно заёрзав на сидении, я мягко проговорила:

– Я знаю, Никит, прости! Но Натке плохо, да и бабушка ждёт, беспокоится.

Парень сглотнул, глаза зло сверкнули.

Я видела, как он метнул взгляд в зеркало заднего вида на Наташку, которая, уже вполне успокоившись, подкрашивала губы помадой, смотрясь в маленькое зеркальце. Я готова была поклясться, что различила еле слышное «сука». Я почти задохнулась от возмущения.

– Прости, что ты сказал?! – дрожащим от негодования голосом начала я.

Парень повернул ко мне своё по ангельски красивое лицо. Честные голубые глаза сощурились.

– Ничего. Говорю, пробки впереди, – и тут же продолжил, беря меня за руку и лаская пальцем чувствительную кожу по центру моей ладони. – Я дома приготовил тебе сюрприз, – голосом искусителя начал блондин, – шампанское, клубника…

– Никита… – я мягко вынула свою руку из его ладони. Парень поджал губы и провёл пальцами от своего затылка к шее. – Завтра обязательно увидимся. К тому же, нас ждёт серьёзный разговор, – вспомнила я насчёт Васнецово.

– Хорошо, куколка, как скажешь. Домой, так домой, – словно понимая, о чем пойдёт речь, блондин повернул ключ в замке зажигания.

Я внутренне победоносно усмехнулась, думая о том, что я ещё тот манипулятор.

Подъехав к дому бабушки Нины, Никита припарковался возле слегка завалившегося забора.

Я наклонилась и быстро чмокнула его в гладко выбритую скулу, невесомо мазнув губами, словно художник кисточкой по холсту.

У Никиты сразу же появилось кислое выражение лица, как после целого лимона. Ну, а что он хотел?! Что бы я при Наташке…

Подруга выскочила из салона, даже не попрощавшись с блондином, быстро пройдя по извилистой дорожке, скрылась за деревянной калиткой, что была окрашена синей краской лет так двадцать назад.

– Вика! – Никита сжал мою ладонь, не давая двинуться к дому.

Я даже не заметила, как стемнело и на улице стало прохладно. Зябко поёжилась вопросительно глядя в голубые глаза.

– Вик, ты же знаешь, как я тебя люблю? – голос Никиты прозвучал тихо и очень серьезно.

– Дааа, – протянула я, чувствуя зарождающееся беспокойство. – Что-то случилось?

Парень пару раз моргнул, нервничая и тяжело вздохнув, обреченно произнёс:

– Прости, что… – не найдя правильных слов, он запнулся, а затем выпалил. – Васнецово! Ты же знаешь, как важно поддерживать семейные узы, – начал давить Никита на мои моральные устои, зная прекрасно, как я отношусь к этому. – Дядя Жека, сама знаешь, город не жалует, да и тетя Света не любит шумные мероприятия. А кроме них и нет у меня никого, – теперь уже самым бессовестным образом он давил на жалость.