– Достаточно, геун Варо, – Томас тяжело опирался о стол, принимая доклад Сидханта. – Если мы продолжим, отец заметит исчезновение преступников.

– Каждый из них согласился на этот шаг, лорд Лифанор. – Преподаватель боевки выглядел уставшим. – Я самолично следил, как они подписывали бумаги.

– Я обрек их на смерть.

– Они уже были обречены. Попытка уйти от кары суда и вновь обрести свободу – равная плата за риск.

Шатен стиснул зубы и снял очки, начав массировать переносицу.

– Я не понимаю, что мы делаем не так. Согласно книгам, что Вам удалось отыскать, именно Черный камень противостоит Белому. Иначе невозможно воззвать к Источнику Сил. Без него, – Томас вернул окуляры на место и взял со столешницы осколок, – они не смогли бы пройти так далеко.

Сидхант Варо прошел до окна, бездумно уставившись вдаль.

– Наверняка мы что-то упускаем.

– Что? Подопытные уже глотали этот бефаров камень, вживляли в тело обратной стороной, вшивали, заменяли зубы, да и эллин их знает как еще изголялись! – Томас швырнул Нджал, и тот со стуком прокатился по столу, пока не уткнулся в измятый листок. С красивым женским почерком. Ее почерком.

Все это время Гиса находится в плену у Иррьята. Этого маньяка, жаждущего крови и власти.

Сколько недель прошло с того дня, когда он собственноручно отдал ее ему? Сколько дней ей пришлось выносить на собственном опыте гнев Белого медведя?

А он здесь, в тепле и уюте. Может позволить себе вкушать изыски кухни, да разгуливать по замку.

– Больше ждать нельзя. – Томас взглянул на напрягшуюся после его фразы спину союзника. – Дольше всех продержался тот, которому минерал вживили в плоть?

– Да. Но все равно, подобно предыдущим попыткам, отравил организм.

– Яд. На каждый яд должен существовать антидот. – Томас помедлил, после чего вновь потянулся к камню.

– Вы не хотите поставить лорда Эйрина в известность?

– Нет! Он решил скрыть истину о положении киоссы, а я не собираюсь давать ему в руки еще и козырь, способный пролить свет на ее вызволение. Пока что каждая попытка моего отца пройти даже первые рубежи де Нергивена оказывалась провальной.

Варо повернулся к нему всем корпусом, не только головой, как до этого.

– Что Вы задумали?

Вместо ответа, Томас кивнул в сторону портрета, висевшего на стене.

– Что Вы знаете о моей матери?

– О леди Лифанор?.. Лишь то, что известно всем. Когда Вы были еще ребенком, она исчезла из Маунтенны. И поиски не дали никаких результатов.

– Я не об этом. А о том, кем она являлась.

Сидхант отвел взор.

– Это всего лишь слухи.

– О том, что она пришла из Райтара? О том, что моя мать, жена лорда Ледяных Острот, на самом деле бела Белой медведицей?

– Лорд Томас, это не подтвержденные данные…

– А вдруг только райтарцы имеют иммунитет к этому минералу? Что, если Нджал принимает лишь их кровь? Тогда я – единственный, кто может выдержать его взаимодействие на организм.

– Геун Томас! Вы просто переутомились. Не стоит озвучивать столь абсурдные идеи. Ваш отец ни за что не позволит наследнику покинуть Остроты. И тем более подвергать свою жизнь опасности таким образом, – он указал на зажатый между пальцев Нджал. – К тому же, как я уже сказал, нет веских оснований полагать, что Ваша матушка была райтаркой. И к тому же строить выводы о невозможности использования минерала кем-то кроме Белых медведей.

– На сегодняшний день статистика смертей указывает именно на это.

– Отдайте мне камень, я найду следующего добровольца.

Томас отрицательно покачал головой.

– Достаточно, профессор Варо. Вы уже сделали все, что могли.

Сидхант свел брови вместе.

– Томас, это неразумно!

Перешел к академическому обращению? Таким образом хочет призвать к порядку?

Но у него нет выхода.

– На чаше весов жизнь киоссы, геун Варо. Моя семья клялась защищать ее. Ценой собственной жизни. И я собираюсь следовать этой клятве.

Он закатал рукав.

– Вы не поможете мне?

– Томас, это опасно!

– Она бы поступила также. – Шатен был настроен решительно. – Если слухи о происхождении моей матери верны, проверить предположение о Белых медведях мы можем лишь опытным путем.

– Это может Вас убить.

– Я отдаю себе отчет о риске. – Томас вздохнул. – Я всегда ненавидел вид крови. Но если Вы не… я могу сам. Так, наверное, даже лучше. В случае чего Вам будет, что ответить моему отцу. Поведаете, как его неразумный и бестолковый сын в который раз не послушал умного собеседника.

– Томас…

– Я не воин, геун Варо. Это понимание отец вбивал мне с самого рождения. С того момента, как понял, что я не способен сражаться наравне с другими одногодками. И все же я не могу отступить. Гиса – не просто принцесса Ионтона. Она – моя подруга. Месяц назад она уже пыталась спасти мою никчемную жизнь. Я должен был умереть там, за пределами купола, среди тоннелей. Но Элгиссиора подарила мне жизнь. Взяла удар на себя. Отвела угрозу. – Он помедлил. – Я не могу иначе. – Он взял с подставки кинжал, сжимая за рукоять, выполненную из рога.

Сидхант скрипнул зубами.

– Позвольте мне. Не то случайно перережете себе вены. И отправитесь за Грань раньше, чем яд Нджала доберется до Вашего сердца.

Томас с благодарностью кивнул, передавая оружие.

– Вы выросли, лорд Лифанор. И я не могу согласиться со словами Вашего отца относительно Вашей персоны. Лишь воин способен на самопожертвование.

Оборотень слабо улыбнулся, подставляя предплечье.

– Будет больно, – предупреждение Варо последовало за какие-то секунды до того, как преподаватель полоснул лезвием по обнаженной коже.

***

Сидхант что-то говорил о боли?

Да он просто не знал, что такое боль!

Томаса крутило в лихорадке. Казалось, что от места, куда оборотень вложил камень, плоть начала плавиться. Вместо крови по нему текла лава, не иначе.

Каждый вдох приносил муки, а конечности отказывали слушаться.

Все что Томас мог – безвольно лежать и сквозь слезы смотреть на потолок, не узнавая в криках собственный голос.

Это было безумие.

Хуже любой пытки.

Руку хотелось отрубить. Просто лишить возможности отравлять организм.

Прекратить эту невыносимую боль!

Как долго он валялся в беспамятстве?

Почему смутные силуэты, то и дело появляющиеся где-то на переферии зрения, замутненное сознание не узнает?

Это до сих пор Варо? Он остался с ним?

Но если отец узнает, что они проворачивали в стенах Академии, куда Томасу удалось вырваться лишь накануне, Сидханта признают изменником. Его казнят. За умышленное причинение вреда наследнику Острот.

Он понимал, на что шел. И все же помог.

Разрезал плоть, вложил Нджал и наложил сверху швы. Перебинтовал предплечье Лифанора, не забывая поддерживать в покоях Абсолютный Полог.

Никто не должен был услышать их разговор.

Никто не мог услышать его крики.

Неужели это конец?

Томас ошибся?

Юноша пытался цепляться за простыню, бился в конвульсиях, не понимая, каким образом оказался в собственной спальне. Или он до сих пор был на территории Академии?

Это покои Сидханта?

На лекарское крыло похоже совершенно не было. Никих светлых тонов, лишь серые стены, дубовые столбики, поддерживающие балдахин с темно-синей материей, да ощущение легкого ветра от распахнутого окна. Тяжелые портьеры, разбавленные светло-бежевым тюлем.

Нет запахов мазей и притирок, коими изобилует Целительская цитадель.

Впрочем, может, он ошибается? Слезы по-прежнему мешали сфокусировать взгляд. Все казалось расплывчатым.

Почему он решил, что частички крови матери, если она и была райтаркой, хватит, чтобы выдержать жжение Нджала?

Да, пусть его отец отличался светлой шевелюрой, но он – чистокровный Бурый.

По крайней мере, насколько знал сам Томас.

Хватит ли Силы полукровке для взаимодействия с черным кристаллом?