Они вошли в нашу таверну глубокой ночью, почти утром, когда даже самые последние пьяницы разбрелись по своим ветхим халупам. Шатен средних лет с короткой ухоженной бородой и маленькая черноволосая девочка с пышными кудрями на хорошенькой головке с миловидным поистине ангельским личиком и двумя ямочками на щечках. Они казались насквозь пропитанными богатством и шиком, каких никогда не увидишь в наших забытых богами местах, но их одежда, сшитые самостоятельно из не то оленьих, не то конских шкур штаны, куртки и обувка - самодельные канучи, те самые, что шьются из вывернутых наизнанку волчьих шкур с деревянными подмётками - говорили о том, что чего-чего, а денег у этой пары уже давно не водилось.

  Их бы выгнать из таверны - всё равно заплатить не смогут - но Вит одним коротким взглядом велел мне помалкивать и обслужить новых гостей.

  А мне-то что? Мое дело маленькое: что приказали, то и сделаю. Если Вит настолько сумасшедший чтобы кормить явно неплатёжеспособных бродяг, то мне-то какое с того дело? Свои-то и деньги я всё равно получу, а таверна его; с него и убыток!

  - Чего изволите? - спросила я у них, дождавшись, когда странная парочка усядется за столик. Выбрали они, к слову сказать, самый неуютный. За него редко, кто отважился садиться: мало что из окна вечно сквозило, да ещё и вид на Угюмого Старика. Высоченный давно уснувший вулкан словно нависал над всей деревней, и не скажешь, что отсюда до него не дойти пешим ходом и за день! Из остальных окон его видно-то не было, только из этого.

  - Принеси нам чего-нибудь поесть погорячее, милая, для меня и для девочки, - вежливо попросил мужчина.

  - Сейчас, обождите пару минут, - изобразила я улыбку и ушла в кухню. Закрывая за собой дверь, краем глаза заметила, как Вит внимательно щурится в сторону парочки, и подбирается ближе, вроде как столы вытирает.

  И чего ему так любопытны эти бедные бродяжки? Люди как люди, ну породистые, как на лицо... ну так мало ли что за беда приключилась? Обокрали или вовсе лишили всего за то, что королю не тем глазом подмигнули. А может быть это и вовсе бандиты или мошенники... так тем более не стоит любопытничать. Целее будешь! Ох, лучше бы Вит их выгнал. Чует моё сердце, беда нам будет от этих...

  Пока Любица - это жена Вита и наша повариха - разогревала рагу, да кипятила чайник, чтобы заварить травяной сбор для гостей, я пыталась осторожно подслушать, что там такое в зале делается, однако шум от кастрюль и поварешек стоял такой, что ни слова не разобрать!

  - Ты не можешь греметь потише? - рассержено прошипела я Любице. - Ничего не слышу!

  - А чего там слышать-то, - равнодушно пожала плечами Любица и, кажется, еще сильнее загремела крышками. - Как будто постояльцев не видела.

  - Таких - не видела, - фыркнула я сильнее прижав ухо к замочной скважине и заткнув другое: не то чтобы это помогло мне не слышать Любицу и её оркестр кухонной утвари. - На лицо - богатые господа, а по одежде, так бродяги из охотников. Только вот ни оружия у них нет, ни товара.

  - И что? Продали всё, небось, вот и идут налегке.

  - А то! - я убрала ухо от скважины и поглядела в неё сначала одним глазом, а затем другим. Однако столик с гостями в поле видимости не попал, пришлось смириться. - Твой муженёк велел мне их обслужить, хотя и дураку понятно, что заплатить они не смогут!

  - Так это для них? - Любица кивнула в сторону кастрюли с остатками рагу, гревшейся в очаге по соседству с чайником.

  - Для них...

  - И что? Услышала чего? - стараясь не показать любопытства, всё же спросила повариха.

  - Ни словечка, - я расстроено уселась на табурет. - Словно вымерли...

  Я чуть язык не прикусила: неожиданно всё затряслось. Я даже с табурета свалилась. Все кастрюли и чайники Любицы полетели на пол с полок и с крючков, да и она сама, не удержавшись, шлепнулась прямо на мощную задницу, крепко зажав в пухлой руке громадную поварешку, и держа её над головой словно меч. Выглядела она смешно: лицо с красными пятнами на щеках от жары очага, волосы цвета чая выбились из-под косынки, глаза круглые - я бы точно рассмеялась, если бы сама не была напугана до дрожи в коленях.

  - Что?.. Что это такое... - прохрипела Любица, осматриваясь по сторонам совершенно дикими глазами и с ужасом отмечая полный разгром на кухне.

  - Не знаю, - медленно ответила я, боясь снова встать на ноги: а вдруг опять тряхнёт? - Мне показалось, что на мгновение у меня земля из-под ног ушла.

  - Землетрясение! - вопя, что есть мочи, Вит влетел в кухню и первым делом подбежал к жене и поднял её на ноги. - Скорее! Бежим! Спасаемся!

  - Куда бежим-то? От чего спасаемся? - я всё же рискнула встать на ноги, крепко держась за массивный кухонный стол, так... на случай если снова начну падать.

  - Угрюмый Старик разозлился! - Вит тряхнул свою жену, стараясь привести впавшую в прострацию кухарку в чувство. - Не знаю уж, чего там случилось, да только явно не в духе он. Дым из горы так и валит, земля дрожит, искры летят во все стороны, камни падают на землю, как перезрелые яблоки!

  - А те двое? - я вспомнила о посетителях.

  - А эти двое, едва увидели, что дым из вулкана повалил, так превратились в двух ящериц и нырнули прямо в очаг; я и сообразить-то ничего не успел! Быстрее, Любица! Побежали быстрее, пока ещё не поздно! - Вит потянул жену через чёрный ход, и хотя Любица всё ещё не пришла в себя, побежала за мужем довольно резво.

  Я же осторожно выглянула за дверь. Всё пространство словно туманной завесой затянуло и лишь изредка темноту пронзали яростные вспышки молний, но от этого представшая перед моими глазами картина становилась ещё более ужасающей. Все небо заволокли черные тучи. Казалось, что они падают на землю прахом и пеплом!

  Смрад стоял ужасный: пахло серой, золой, горелым деревом и мясом. Раскаленный воздух казалось, состоял лишь из горячего душного пепла, который забивался в нос, оседал во рту, скрипел на зубах, проникал в горло и легкие. Дышать получалось с трудом, но, даже делая вдох, я ощущала что задыхаюсь. А ещё были камни. Маленькие, размером с детский кулачок или большие валуны, которыми при осадах вражеская армия забрасывает атакованный город. Не имел значения их размер: они с такой силой вонзались в землю, стены, крыши, людей, что сминали и крушили их с той же лёгкостью, с какой можно сломать тонкую щепку.