Кусок пластика. Однако сейчас он ценнее любого драгоценного камня.

   - Я верю, вы сможете.

   Снова это "верю". Я верю в вас, достопочтимые фейри.

   Взгляд Смотрителя стал по-детски молящим.

   Ему незачем придавать своему лицу выражение мнимой гордости. Он не из тех, кто стаёт в благородные позы и примеряет лицемерные маски. Он хочет, чтобы мы им растолковали записанную на кристалл информацию, и даёт ясно понять, что для него это действительно важно: вы помогли нам до неё докопаться; не останавливайтесь на полпути; помогите в ней разобраться.

   Я ещё успел мельком подумать о совместимости форматов ихней и нашей электронных систем, когда Марк произнёс:

   - Я рассказал нашим о видении в третьем к северу от Пути коридоре. Мы думаем, тот смотритель достоин быть причислен к лику святых.

   Какой смотритель?

   - Он принял смерть от рук бесчувственных варваров. Он был один из нас. Взгляд ясновидящей не зря вырвал его из небытия. Сегодня в ночи мы собираемся отслужить в его честь молебен. Сегодня мы должны подготовиться. Не приходите сегодня в комплекс... При всём нашем почтении... Не сочтите за оскорбление...

   - Взгляд чужого не должен коснуться ваших обрядов.

   - Вы понимаете.

   С минуту мы хранили молчание. Я созерцал грани кристалла.

   Марк сказал:

   - А завтра мы вылетаем.

   Я встрепенулся.

   - Что?

   - В Кыявль. Совет должен всё выслушать. Мы обращались к Пневматику. Он вполне с нами согласен.

   - Марк, - я постарался быть мягким. - Идёт война.

   - Они будут вынуждены нам покориться, - он показал ещё один кристалл. Сколько они их наплодили?

   - С этой святыней... Свары должны прекратиться.

   Его голос был переполнен веры. Он был твёрд, фанатичен.

   - Сейчас не время для дрязг. Мы на пороге свершений. Скоро грядёт. Мы должны быть готовы.

   Второго дня блокада странным образом была прервана. Без переговоров, увещеваний, взаимных угроз и компромиссов. Думаю, мы все были бы не прочь решить дело по мирному, - в конце концов, даже рьяные максималисты не осмелились с ходу впиться зубами в обшивку нашего дирижабля и с какой-то долей нездоровой неуверенности начали с ультиматума.

   Смотрители и Верховный были настолько уверены в важности возникшей перед ними цели, что часть их веры, пропущенная через перегонный куб логических рассуждений, в виде надежды стала передаваться и мне. А вдруг над разумом возобладают религиозные чувства? Людская история знает немало нелепостей, послуживших причиной для великих свершений. Крепка в людях вера в предсказания, видения и в вещие сны.

   Впрочем, в данном случае я не стану их осуждать. У меня и самого всё внутри обмирало, схватываясь в удивлённом оцепенении. Верю ли я в ретроспекцию? В получение информации о прошлом путём каких-то таинственных пси-возможностей? Скептическая часть моего естества твёрдо шептала вполне однозначный ответ. Нет. Даже в телекинез мне поверить значительно проще. И в телепортацию, осуществляемую исключительно силой разума. Но в такое... Наверно Люси просто очень устала. И вогнала нам в головы слепки со своего разошедшегося воображения. Ведь она сама сказала, что я её направляю. Считанные мои мрачные мысли, плюс её усталость, помноженная на нервное перевозбуждение. И вот мы имеем... Картинки. Оживлённые нашим желанием принять их за истину.

   Логично? Логично.

   Правда, из ровного ряда нагловато выпячивался разгаданный код и прозрачный кристалл, мирно покоящийся в моём правом кармане. Хотя и тут имеется разумное разъяснение - кричал мой внутренний критик - код мог знать Константин, а Люси его просто прочла. Может быть неосознанно. Скорее всего, неосознанно... Иначе её дальнейшее поведение стало бы преднамеренной ложью.

   Как бы то ни было, люди надеялись на мир.

   И я тоже.

   Я не желаю встревать в их проблемы.

   Не хочу.

   Не могу.

   Прав таких не имею.

   Но люди неугомонные существа. Когда одни из них находят общие точки соприкосновения, способствующие мирному разрешению проблемы, всегда появляются люди другие. Не менее прыткие, жадные и агрессивные.

   В небе над островом, потрескивая несовершенными бензиновыми двигателями, появились изящно-зловещие силуэты.

   Только что забрезжил рассвет, и лучи восходящего солнца в первую очередь коснулись небес, заставив плывущие облака посветлеть, и заодно вырвав из-под крыла сообщницы-тьмы притаившихся среди них чужаков.

   Я в это утро находился на смотровой площадке, угловатым пятном отпечатанной на вершине холма, чуть восточнее административного здания, в котором сейчас подходил к концу затеянный Смотрителями молебен. Ждать мне осталось немного. А потом - переговоры.

   Голова моя, поражённая синдромом хронического недосыпания, походила на барабан, и была также пуста и в то же время гулка под воздействием внешних факторов. Глаза своевольно хотели закрыться, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы держать их навыкате. Если бы меня не теребили, а усадили бы, скажем, в кресло - я в одно мгновение бы отрубился, погасив в сумраке сна все треволнения, восприняв всё происходящее как пронизанную нереальностью картинку, пригрезившуюся утомлённому фейри.