Мориц передёрнул плечами, расслабляясь, как перед схваткой.
-- Я в последний раз тебя спрашиваю: где девушка? 0твечай!
Сифакс недоумённо пожал плечами.
-- Это, я думаю, тебе надо спросить у тех, кто назначил тебе это свидание. Я же, клянусь тебе, не имею к ней ни малейшего отношения. Стой, стой! Подожди! Дай мне договорить!
Мориц опустил поднявшуюся было руку с зажатой в ней смертью.
-- Я слушаю.
-- Я перехватил тебя с твоего пути не для того, чтобы мы попытались здесь друг друга убить.
--Ты?! Перехватил?!
-- Да. Да. Да. Ты шёл не сюда. Немного практической магии... А твоё сознание было так чем-то затуманено, что не составило большого труда вторгнуться в него и дать указания.
-- Нас подставляют: тебя и меня. Не знаю, кто они конкретно, но догадываюсь, чего они хотят. Один из них желает, чтобы ты, как и прежде, сражался, другой же хочет тебя нейтрализовать. Один из них: твой и мой хозяин. Другой же, как вор в ночи, пробирается в чужие пределы и заманивает тебя в глушь, на окраину.
-- Это у него девушка?
-- Не знаю! Я! Никакой! Девушки! Да пойми же ты! Тот, другой, тебя хочет убить. Ну и ладно. Но ещё хуже поступает наш с тобою хозяин. Он стравил нас уже один раз. Теперь он вновь ставит старую пьесу. Ты ищешь девушку? Ту самую девушку? Которой ты уже раз давал любовные клятвы? Стой, стой!.. Подожди! Да перестань ты мне угрожать пистолетом! Дай закончить... Так значит, они поманили тебя тенью надежды? Как наивно. Но им не нужна твоя любовь. Им нужна твоя ненависть. А на кого ты привык век от века бросаться? На кого у тебя уже выработался определённый рефлекс? На меня! И вуаля! Я снова здесь.
-- Зачем ты мне это всё говоришь?
-- Я хочу разорвать этот круг. Я знаю как...
-- А что же с девушкой?
-- Что же с девушкой? -- Сифакс задумчиво потёр подбородок. -- Учитывая обстоятельства нашей прежней истории, я бы предположил, что девушка возможно мертва. Но это только возможно. Я не думаю что...
Крик, пугая Сифакса, мощной струёй исторгся из горла, взлетел к небесам и расколол вселенную пополам.
Воздушные замки, двое суток назад начавшие осыпаться, рухнули окончательно, раздавив под грудой обломков идиллию, успевшую пустить в душе глубокие корни.
Мориц не слушал увещеваний своего врага. Он не видел его, не понимал, чего тот от него хочет. Небрежно брошенная, плохо продуманная фраза воспламенила пороховой погреб, и грянул взрыв, в одно мгновение снёсший все бастионы холодной и трезвой логики. Одна единственная фраза, не подтверждённая ни доводами, ни доказательствами... Мориц почувствовал как мир вокруг него, превращаясь в прах, осыпается, ибо эта фраза открыла шлюзы плотины, сдерживающей самый большой его страх. Страх поглотил Морица с головой, сшиб его с ног и лишил надёжной опоры. Его душа, отделённая горем от тела взмыла в высь и рухнула вниз, больно ранясь об монастырские стены. Генерал умер и снова воскрес, перерождённым. Его шестое чувство уловило присутствие "переписчиков". Десятки теней крались меж камней. Ноздри Морица уловили запах зажжённых фитилей у мушкетов и желание убить исходящее от этих людей.
Он рассмеялся. Звёзды, высоко над его головой, сорвались с мест и, закружились в восторженном хороводе. Перед глазами смешалось всё: Сифакс, синюшные лица Владык и люди с заряженными и изготовленными к стрельбе мушкетами. Его желают убить? Зачем? Ведь они и так уже убили в нём всё человеческое.
Мориц почувствовал, как сознание переполняет безумие, как из глубины, затмевая всё, что было в нём человеческого, выплывает его новая сущность. Им овладело то, что жители жарких юго-восточных островов называли словом "амок", а северяне "берсеркерством". На него снизошло грубое, лишённое изящества, но в то же время в какой-то степени утончённое чувство, называемое на разных языках в разные времена бешенством героя.
Его дыхание уподобилось рёву, удары сердца - набату. Все кости смешались и мускулы вздулись, наливаясь беспредельной, нечеловеческой яростью.
Боевое бешенство существенно расширило его восприятие. Он не видел, не слышал, он ЧУВСТВОВАЛ, как двигаются вокруг него, выбирая наиболее удобную позицию, противники. Он ЗНАЛ, о чём они думают и как они будут действовать.
Разум его отключился, им правили теперь только инстинкты.
Обнажив палаш, Мориц с диким воплем метнулся в атаку.
Грохот выстрелов и вспышки огня сотрясли ночную тьму, скомкав её и разорвав в мелкие клочья. Действительность рассыпалась, утонув в застилающей глаза пелене кровожадности, и лишь изредка всплывала небольшими кусочками, давая разуму оценить, что происходит.
Уклоняясь корпусом из стороны в сторону, он избежал попаданий, стремительно срезал дистанцию и дал волю своей ярости, рубя, коля, круша всё, что двигалось, кричало, стонало и извивалось, стремясь отползти из-под удара.
Он кружил по руинам как ходячая смерть, махая окровавленным оружием как безносая своею косой: неистово, с упоением, думая (если можно применить это слово) только о том, как бы подарить окружающим дар стремительной смерти, и не заботясь о мерах защиты. Он наносил лишь удары, не делал финтов, не парировал, не уклонялся, и непонятно было что его оберегает.
По мере того, как количество жизней вокруг него сокращалось, разум его стал пробуждаться. Над его головою, о чём-то крича, пролетела сова, а его слуха достиг приближающийся стук копыт большого отряда.
Оставшиеся в живых "переписчики" обратились в поспешное бегство.
Мориц вернулся к месту, где оставил Сифакса, с явным намереньем в несколько ином тоне возобновить их беседу.
Сифакс был всё ещё там. Он не шевелился, а просто стоял и смотрел.
