Погоня отстала - за его конём, лучшим из графской конюшни, ей было ни за что не угнаться. Он оторвался. Получив от ночи подтверждение этого, Мориц свернул с дороги и направил коня прямиком, через море пшеницы, к назначенному месту встречи.
Копыта зацокали пугающе громко, когда он выехал на старый тракт, вымощенный в незапамятные времена руками рабов уже несуществующей Великой Империи.
Стук подков о древние плиты пробудил в душе Морица давно позабытые боевые мотивы. Звуки свирелей, бубнов и медных литавр родились в далёкой, превращённой в свалку долине воспоминаний и пронеслись ветерком, подымая пыль, кружа опавшие листья былого и забивая глаза мельчайшими частицами прошлого. Перед внутренним взором Морица воскресли древние армии. Стройными рядами, идеальными колоннами мимо него прошли призрачные легионы. Сотни тысяч солдат. Все те, кого он водил в бой в течение долгих, переполненных непрерывными войнами веков.
Ощущение чего-то давно забытого, но в то же время очень знакомого, захлестнуло Морица с головой, и он, повинуясь неконтролируемому импульсу, свернул с дороги, чтобы проехать через старое солдатское кладбище.
Здесь, среди серых, полуутопленных в землю камней, правили бал тишина, покой и забвение. Это было самое безопасное место, оберегаемое молчанием мёртвых и освящённое таинством смерти, в которое посвящаются лишь уходящие в вечную ночь.
За триста лет нагромождения покрытых странными письменами камней не изменились. Их бичевали дожди, грызло время, подвергал непрерывным атакам растительный мир, но они не желали меняться. Их упрямое постоянство прозвучало для Морица безмолвным упрёком: "Смотри, человек слова, мы верны своему предназначению и непреклонны".
- Ну и чёрт с вами, - Мориц пришпорил коня, отметая прочь сомнения и стремясь побыстрее добраться до места встречи.
Сильные крылья совы рассекли ночной воз дух. Взмах, другой и стремительный полёт завершился. Сова присела на камень, сложила крылья и немигающим взглядом уставилась в спину всаднику.
Всадник стремительно растворялся в ночи.
Внимание совы привлекло движение теней между больших серых камней. В темноте: сверкнули глаза. Зоркий взгляд птицы разглядел очертания огромного пса, а острый слух различил, как дыхание изготовившегося к прыжку зверя, сменило свой ритм.
Метнулась живая чёрная молния. Царапнули о камень когти, и острые зубы клацнули, схватив пустоту. Сова, потеряв несколько перьев, увернулась и взлетела, яростно рассекая ночной воздух сильными крыльями.
Сделав круг над кладбищем, словно поддразнивая пса, сова полетела за всадником.
Пёс, время от времени задирая голову к небу, отправился следом за ней.
Лунный свет порой творит очень странные вещи. Он туманит человеческий разум, непонятным образом воздействуя на глубины подсознания, пробуждает, поднимая с самого дна, застарелые страхи, волнения и переживания.
Мориц стоял и смотрел на Сифакса. На его мертвенно бледное, в свете луны, лицо. В мозгу, над восприятием действительности, парило ощущение нереальности. Чувство сна, зыбкого, иррационального, с примесью страшной сказки и неправдоподобности, обволакивало Морица, проникало в него сквозь поры кожи и, парализуя критическое мышление, наполняло тело рассеянной расслабленностью.
- Ты же умер...
Сифакс пожал неопределённо плечами.
-- Ты, вроде, тоже.
Они находились во внутреннем дворике старого, разрушенного монастыря. Мориц даже не помнил, что побудило его свернуть с дороги и направиться сюда, но он твердо знал -- это неспроста, его направляла чья-то рука. Воля Владык имеет порой весьма необычные проявления.
Мориц смотрел на Сифакса и не знал, как поступить, что оказать. Время замкнуло кольцо, и их встреча вновь повторилась. Для Морица это было свиданием с прошлым, с зыбким и шатким, хрупким как корочка осеннего льда, схватывающего по ночам в октябре неглубокие лужи. Он боялся моргнуть, как будто это движение могло сбросить с глаз пелену и развеять видение.
Все чувства -- ненависть, страх, неприязнь, жажда мщения -- отступили на задний план и застыли безмолвно. Осталось лишь ощущение чего-то общего, связующего их воедино. Мститель и жертва, охотник и добыча, проклятый и проклятье.
-- Что происходит? -- голос прозвучал на удивление хрипло. Мориц вздрогнул, удивляясь своим собственным страхам. Ощущение нереальности натянулось и разорвалось, с хрустом проломив плотину, сдерживающую старые чувства.
Он зло посмотрел на Сифакса.
-- Где она?
-- Кто?
Этот вопрос, прозвучавший недоумённо, разорвался в душе Генрала словно граната, заставив его обрасти шипами из злости, и всколыхнув затхлое болото неприязни.
-- Что значит: кто?! Девушка где?!
Мориц подался вперёд. Сифакс, уловив в этом движении угрозу, отступил на шаг назад, непроизвольно напрягшись и положив руку на рукоять торчащего за поясом уродливого пистолета.
-- Стой, подожди, не торопись, -- Сифакс примирительно протянул к нему левую руку. -- Я не понимаю чего ты хочешь, но...
-- Что значит: не понимаешь? -- Мориц опустил руку в карман камзола и извлёк пистолет, -- Если её здесь нет, то ты не жилец.
Сифакс извлёк из-за пояса свой пистолет -- невероятно солидного калибра, превосходящий как минимум вдвое мушкетный -- и, неуверенно держа его на весу, произнёс:
-- Нас свели здесь, как пауков в банке. Мы сейчас готовы вцепиться друг другу в глотки им на потеху. Не знаю как у тебя, но у меня есть ощущение, что события развиваются по былому сценарию. Как старая, бесконечная пьеса. Им нужен преследующий, сверхгерой, одержимый жаждой мщения, способный горы свернуть, лишь бы добраться до намеченной жертвы. Ты разве не чувствуешь, не понимаешь, что тобой манипулируют? Неужели ты до сих пор это не понял?!