-Ты влюблён, - произнёс он. - А любовь - это болезнь вроде кори. Чем она позднее приходит, тем опаснее. Хочешь, чтобы к ней вернулся Серж?

   В глазах Морица вспыхнул злой огонёк. Уж чего он не хотел, так это того, чтобы ею завладел человек, которому она полностью безразлична.

   -Нет, не думаю, - Курандо пододвинулся ближе. - Она твоя. Владыки специально расчистили тебе путь, чтобы придать твоей жизни новую цель и взять контроль над тобой. Если та вновь откажешься воевать, их гнев падёт не на тебя. Расплачиваться за твоё неповиновение будет она. Ты хочешь, чтобы она была счастлива, или чтобы она навсегда умерла? Делай с ней всё что хочешь: хоть женись на ней сам, хоть ищи ей избранника; но помни: её счастье, её жизнь зависят от твоих военных успехов.

   Мориц молчал. Перед его внутренним взором мелькали обрывки недавнего сна. "Мы часто даём обещания, которые и не думаем выполнять".

   Где-то в глубине, под ворохом опавших листьев мёртвых эмоций, маленьким угольком тлел тихий гнев. Против Владык, которые устами Курандо нашёптывали ему свою волю.

   Мориц чувствовал себя шахматным королём, которого искусный противник с каждым ходом приближал к матовой ситуации. Нельзя ходить другими фигурами, нельзя атаковать, можно лишь прятаться. Но прятаться негде. Противник хитёр, а ты одинок. Он предвидит каждый твой ход, что теперь абсолютно несложно. Всё поле простреливается. Каждая клеточка под контролем, и среди битых полей есть лишь один вариант отступления. Его вели, его контролировали, ему диктовали свою волю. А он не мог сопротивляться и лишь уступал, отступал, уступал...

   У него, как и у неё, не было выбора.

   -Я всё понял, - произнёс он, и в его голосе, звонком как сталь, чувствовалось предвестие будущих пороховых гроз и свинцовых дождей. Он всё понял. Трепещи, враг, так как именно в эту минуту из тьмы веков воскрес Генерал.

   Когда во втором часу ночи он вошёл в полутёмную спальню, его взор пал на столик для игры в Сёги, и сердце, внезапно выбившись из привычного ритма, забарабанило быстрый марш. Освещённое лунным светом одноцветное поле было заставлено плоскими костяными фигурами для продолжения прерванной три века назад партии.

<p>

Вызов</p>

<p>

1</p>

   Дни потянулись бесконечной чередой. Днём - плацы, стрельбища, казармы. Вечером - совещания. Ночью - изучение специальной литературы, сводок, отчётности. Поздней ночью и до раннего утра - зыбкий сон без сновидений, или, что ещё хуже, переполненный бестолковыми образами, мало отличающимися от действительности.

   Стройные шеренги солдат и дикие, монотонно повторяющиеся крики капралов, отдающих противоречивые в своей непоследовательности приказы: "Мушкет на плечо! Ровнее шаг! Взять подсошник и оба горящих конца фитиля в левую руку, мушкет в правую! Равняйсь! Заряжай! Пли!".

   И ты сам не чувствуешь, как ноги послушно начинают шагать, комкая простыню и одеяло, в горле глухим урчанием рождаются мёртвые, из-за невнятного произношения, команды, а разум мечется в лабиринте сна от образа к образу, от шеренги к шеренге, от лица к лицу, стремясь найти выход, но не находит, ибо разве можно выйти из жизни? Нет, из жизни можно только уйти.

   Серые, томительные дни. Повелевающие, иссушающие, утомляющие. Бесконечная череда разных, но в тоже время до отвращения похожих будней, переполненных лязгом и грохотом оружия, топотом ног, запахом пороха.

   Дни словно вытянуты в цепочку и туго натянуты. Ни минуты для отдыха. Распорядок дня очень строг. Очень много нужно успеть, но времени на всё никогда не хватает.

   Ограниченное время, напряжённая воля, обнажённые нервы, усталость...

   Лишь в воскресенье можно расслабиться, отряхнуть от казарменном пыли отодвинутые в самый дальний угол эмоции, переодеться в гражданское, лёгкое и изящное (по крайней мере, так кажется когда сменяешь туго обтягивающий грудь мундир и кирасу на свободный, дающий телу возможность дышать, сюртук) и отправиться с визитом к госпоже Изабелле.

   Курандо на подобное времяпровождение смотрит косо, постоянно вертится рядом и хмурится, но помалкивает, храня внутри себя свои беспокойные мысли.

   Мориц вьюном вьётся вокруг девушки, сопровождая её на воскресных прогулках, чем наверняка вызвал немало кривотолков и сплетен у живущих рядом соседей. Его уже записали в суженые Изабеллы, тем более, что "переписчик" в обличье Сержа устроил несколько громких скандалов, чем поверг в шок провинциальную общественность, а Курандо, когда надо изощрённый и невероятно коварный, сумел отвадить всех других кавалеров, желающих приударить за молодой и красивой девушкой.

   Мориц был вне конкуренции. Ему просто не с кем было теперь конкурировать. Это добавляло ещё одну тему в копилку слухов местных сплетников. Ну и чёрт с ними. Главное - чтобы эти сплетни никто не рассказал Изабелле - в этом заключалась ещё одна из забот Курандо, добавляющая ему седины и морщин.

   Вообще-то Курандо стал в последнее время утомлять Морица. Он был как старый чёрт, таскающийся по белому свету вслед за подписавшей дьявольский договор грешной душой. Вроде бы он и нужен, для исполнения различных заковыристых поручений, но в то же время он похож на стервятника, ждущего, когда придёт его время, и таит в себе напоминание, что рано или поздно за купленное дорогой ценой счастье придётся расплачиваться. В аду, переполненном криками сражающихся, пороховым дымом и грохотом выстрелов...

   Изабелла перестала бояться Морица, и это его несказанно радовало. В её присутствии он терялся, так же как терялся в своё время в присутствии Ирии. Он был воином, не поэтом. Он знал, как вести в бой войска и брать города, но он не знал, как следует поступать чтобы покорить сердце девушки. Весь его жизненный опыт, все его знания пасовали перед такой, казалось бы, нехитрой задачей. В своё время с Ирией его познакомил Гёктор Гёскон, при дворе которого юноша Массанаса содержался как почётный заложник, и именно он, найдя юного варвара в достаточной степени образованным и благородным характером, предназначил ему свою дочь в жёны. В те времена все чувства определялись высокой политикой, да и в эти определяются тоже.