Анализ имеющихся в распоряжении историка источников заставляет сделать вывод о том, что назначение Воронцова крайне невыгодно сказалось на положении осетин. В отличие от молодого Ермолова, служившего на Кавказе во времена Екатерины II, когда осетины искренне приветствовали появление российских войск, молодой Воронцов впервые попал на Кавказ в короткий период обострения отношений с осетинами. Это обострение было вызвано, в первую очередь, вероломной антиосетинской политикой нового главнокомандующего П. Д. Цицианова. Архивные документы и свидетельства непосредственных участников кавказских дел говорят о том, что, став наместником, Воронцов сохранил враждебное или, по крайней мере, недружественное отношение к осетинам. В ситуации, когда наместник получил беспрецедентные полномочия, подобное обстоятельство имело для Осетии более чем серьезные последствия. Именно в это «воронцовское» десятилетие и созревают ключевые предпосылки для последующего массового исхода части осетин в пределы Османской империи.
Осетия в канун воцарения Николая I
Восшествию на престол императора Николая I и связанным с ним изменениям в расстановке сил на Кавказе, как известно, предшествовал продолжительный период управления краем генерала А. П. Ермолова. «Десятилетний период с 1816 по 1826 г., – пишет историк Романовский, – был для Закавказья первым мирным временем после вековых волнений».[3] Мятежи и восстания, имевшие место после присоединения Картли-Кахетинского царства, были давно подавлены, а с Персией, долгое время являвшейся источником беспокойства, действовал Гюлистанский мирный договор.
Основные принципы российской политики на Кавказе после окончания русско-персидской войны 1804—1813 гг. и до воцарения Николая I были сформулированы в напутственном письме Александра I к своему кавказскому наместнику. Российский император писал: «Вся цель сношений моих в Азии состоит только в том, чтобы сохранился мир и водворилось спокойствие между народами сопредельными в том крае с российскими владениями, ибо под сенью мира и общего спокойствия я надеюсь утвердить благосостояние и распространение просвещения в землях, лежащих за Кавказом, а также довершить постепенное покорение народов, на нем обитающих».[4]
К народам, подлежащим, по выражению Александра I, покорению, осетины не относились. Как северные, так и южные осетины к этому моменту являлись подданными российского императора. На севере Кавказа находились Тагурское, Алагирское, Куртатинское и Дигорское осетинские общества. На юге – Кударское, Туальское, к которому условно причислялось Наро-Мамиссонское общество, Чесанское, а также осетины, проживающие вдоль Военно-Грузинской дороги от Дарьяльского ущелья и вплоть до города Душета (территория бывшего Арагвского эриставства).
Все перечисленные осетинские общества, согласно подаваемым рапортам, были постепенно приведены к присяге российскому императору. Одними из первых присягу верности царю Александру принимают в 1802 г. осетины южного склона Кавказского хребта (туальцы, чесанцы и кударцы).[5] В 1809 г. старшины Алагирского общества приходят во Владикавказскую крепость с очередными изъявлениями покорности от имени 3 000 домов. В этом же году жители Куртатинского осетинского общества приносят присягу на верность России и обязуются пресекать попытки любых других народов совершать нападения на представителей российской власти.[6] В 1815 г. алагирцы и мизурцы повторно подтверждают данные ранее обещания верности.[7]
Лояльными российской администрации являлись и осетины-дигорцы, подтвердившие данную еще в прошлом веке присягу в том же 1815 г. генералу Ртищеву. Желание вступить в «вечное подданство Российской империи» было высказано старшинами от имени всего народа.[8] Помимо этого в 1826 г. видные представители Дигорского общества (Абисаловы, Кубатиевы), подтвердив сделанный однажды народом выбор, дали присягу верности командующему войсками на Кавказской линии и начальнику Кавказской области генерал-лейтенанту Георгию Арсеньевичу Эмануэлю.[9] Лояльными российской администрации и, в частности, А. П. Ермолову были и осетины Наро-Мамисонского общества, о чем свидетельствует письменное обращение к ним наместника с обещаниями оказать защиту и покровительство.[10]
Уездным центром для северных осетин была крепость Владикавказ. Для южных – административное управление находилось в г. Гори. Однако, осетины севера и юга при Ермолове оказались в неравном правовом положении. Северная Осетия представляла собой область, находящуюся в военном управлении коменданта Владикавказской крепости. “ (…) Одна лишь власть коменданта, – пишет в своих воспоминаниях служивший на Кавказе декабрист Гангеблов, – чинит здесь суд и расправу».[11] Возле крепости находились два осетинских поселения. Тот же Гангеблов пишет об этом следующее: «С Юга и с Севера к Владикавказу прилегают два мирные аула. К последнему из них ведет мост через Терек (…) «[12]Аул с севера – это, очевидно, Тулатово, возникшее в 1825 г. на левом берегу Терека напротив крепости.[13] Аул с южной стороны – это поселение Фетхуз-Редант, основанное старшиной Тау-Султаном Дударовым с разрешения коменданта Дельпоццо.
Если Алагирское, Тагаурское и Куртатинское общества относились к Центру Кавказской линии и административно были подчинены Владикавказу, то Дигорское общество было подчинено Кабарде. Земли же южных осетин при Ермолове являлись частью Грузинской губернии и входили в ее округа: Горийский, Душетский и Ананурский.[14] Несмотря на то, что посетивший Кавказ академик Клапрот в своем труде пишет, что Горийский уезд простирается до истоков Большой и Малой Лиахвы,[15] значительная часть южных осетин была к моменту воцарения императора Николая фактически неподконтрольной чиновникам российской администрации.[16] Часть из них – жители уездов Ксанский и Гвердис дзири считались крепостными, которые отказывались подчиняться своим помещикам.
Дело в том, что царь Ираклий II в свое время отозвал права на управление названными уездами у князей Сидамоновых (Эристави) и Мачабели и назначил вместо них наместниками своих сыновей. С присоединением Грузии конфликт Картли-Кахетинского царя и помещиков перешел в правовое поле Российской империи. Попытка грузинских феодалов, пользуясь моментом, вернуть себе контроль над этими землями закончилась убийством князя Мачабели.
В 1802 г. в горы Южной Осетии была направлена военная экспедиция подполковника Симоновича, посетившая долины Малой и Большой Лиахвы, Паци и Ксани. Осетины, не оказав сопротивления российским войскам, согласились принять присягу на верность императору Александру I. Историк Бутков сообщает о двух третях южных осетин, предавшихся под контроль властям, в то время как одна треть, населяющая труднопроходимые местности, осталась независимыми.[17] В отчете о приведении жителей к присяге, в частности, говорилось: «Осетины весьма преданы России и желают быть управляемы не грузинскими, а российскими чиновниками».[18] Однако, это пожелание было в дальнейшем проигнорировано.
С назначением главнокомандующим Цицианова права на эти земли в 1803 г.[19] после решения Верховного грузинского правительства и резолюции Алксандра I были возвращены грузинским помещикам. Однако попытка вновь передать управление над землями, заселенными осетинами, князьям Эристовым и Мачабели[20] не увенчалась успехом. Склонить осетин к повиновению грузинским князьям не удалось – об этом свидетельствует рапорт на имя генерала Ермолова, из которого мы узнаем, что южные осетины так и не стали платить назначенным грузинским чиновникам налоги и отправлять в пользу прежних помещиков повинности.[21] В результате жители, отказавшиеся признавать права и притязания грузинских тавадов,[22] были объявлены мятежниками, а для их усмирения Ермолов в 1821 г. санкционировал карательную экспедицию во главе с горйским окружным начальником майором Титовым, разорившую 21 село.[23] При этом Ермолов отрицательно отнесся к инициативе наделить грузинских помещиков правом задерживать крестьян и взыскивать с них причитающееся.[24] Такого усиления статуса помещиков Ермолов не хотел, и конфликт так и остался неразрешенным.
