— Идите, Данимира Андреевна. Бросьте обувь в огонь, и с неприятными воспоминаниями будет покончено.

Я приоткрыла рот.

— А назад как? Может, валенки взять?

— Идите, — с нажимом сказал он.

И я пошла. После превращения Кайлеана Георгиевича в снегоуборочную машину спорить с ним совершенно не хотелось.

От асфальта поднимался пар, холодно не было. К тому же дополнительный обогрев сзади придавал взгляд Их Высочества. В результате я всё равно почувствовала себя идущей по подиуму.

Дойдя до костра, я сняла босоножки и осталась босиком — асфальт оказался тёплым.

Немного постояв и легонько повздыхав, я бросила «Джимми Чу» в костёр — пламя подхватило их, несколько раз, играючи, подбросило вверх, и наконец, ещё в воздухе они почернели, потом посерели и осыпались пеплом в костёр.

Я почувствовала ощутимый укол сожаления и поспешно повернулась спиной к костру.

Кайлеан стоял на крыльце, а на освещённой стене позади него возвышался колышущийся теневой силуэт — длинноволосый и рогатый.

Кайлеан снова пригнулся и приложил руки ко рту.

Новая волна побежала от него, на этот раз асфальт был взломан изнутри, в трещинах ворочалась и выплёскивалась раскалённая лава.

Зачем он это сделал? С ума он, что ли сошёл, в отчаянии думала я и в ступоре таращилась на дышащий жаром зыбкий путь. Да лучше я по снегу пойду!

Ответ пришёл сам собой. Это же тот самый подземный огонь, кайлеановская стихия…

По уверениям Кайлеана, мне нечего было бояться.

Вам просто надо будет мне довериться, сказал он.

Просто довериться!

С доверием у меня были большие проблемы, и Кайлеан, похоже, об этом догадывался.

Я взглянула на рогатую длинноволосую тень, скрутила свой страх как могла и, судорожно вздохнув, ступила босой ногой на огненную дорожку.

Ничего не случилось. Жар и вправду не причинял вреда. Всё время, пока я индийским йогом шествовала к крыльцу, к ногам ластился невидимый сторожкий зверь с мягкой шелковистой шкурой.

Я благополучно дошла до крыльца, поднялась по ступеням.

Кайлеан встретил меня торжествующей ухмылкой.

— Теперь вы не испугаетесь, если в дороге мне придётся воспользоваться своей стихией.

— Когда-нибудь, Кайлеан Георгиевич, вас подведёт дурная привычка ставить эксперименты на ничего не подозревающих людях, — устало сказала я. — Поскольку теперь на нервной почве я не буду спать полночи, утром разбудите меня большой кружкой крепкого кофе. Я пошла к себе.

… Спала я, тем не менее, прекрасно, и проснулась немедленно, как только Кайлеан постучал в дверь.

Мы позавтракали в молчании. Кайлеан погрузился в себя, я же готовилась к расставанию с этим местом.

Всё-таки я была неисправимо сентиментальна и сейчас обводила прощальным взглядом кухню с её чёрно-белым шахматным полом, с облупившимися стенами, с перекошенной мебелью, с приткнутой в угол старой ванной…

Странное дело! Если бы кто-нибудь сейчас сказал, что мы остаёмся здесь ещё на какое-то время, я бы, наверное, умерла с горя, но одновременно мне было жаль покидать это место…  я расчувствовалась так, что даже защипало в носу…

Кайлеан покосился на меня и поспешно встал.

— Нам пора.

Я тоже встала, потом просительно сказала:

— Присядем на дорожку?

— Мы только что сидели.

— Мы просто так сидели, жевали чего-то…  Теперь надо сесть и спокойно подумать.

— Про что?

— Про дорожку.

Кайлеан скептически фыркнул, но сел.

— Я волнуюсь, Кайлеан Георгиевич…  — пояснила я. — А вы?

Он ответил сухо:

— А мне нельзя.

Мы посидели немного, потом Кайлеан скомандовал:

— Хватит. Пора.

Мы вышли в коридор и встали перед зеркалом. Глядя на отражение Кайлеана, я заметила, как он бледен и напряжён.

Мне стало страшно заранее.

Он протянул руку, я вцепилась в неё как клещ. По-моему, теперь проще было оторвать Кайлеану конечность, чем стряхнуть меня с неё.

Глядя в зеркало, он нараспев произносил слова заклинания, одновременно рисуя на поверхности знаки перехода. Знаки какое-то время сохраняли свои очертания, а потом растворялись, как след на воде.

Кайлеан продолжал заклинать, но ничего не получалось.

Моё сердце отчаянно колотилось, меланхолия развеялась как дым. Теперь я страстно желала вырваться на свободу.

Наконец, знаки перестали исчезать, а остались на стекле в виде причудливых вмятин. И тогда зеркало замерцало, покрылось рябью, Кайлеан шагнул вперёд, потянув за собой меня. Холодная поверхность нехотя поддалась и поглотила наши тела.

Назад, в «карман бога» мы не вернулись.

… Ослепляющие ртутные переливы окружали со всех сторон, метались в хаотическом беспорядке. Сполохи были такими яркими, что я невольно прищурила глаза до щёлочек, следуя за Кайлеаном почти вслепую. Хотелось убежать от мучительного блеска как можно скорее, но передвигаться было трудно, будто окружающая среда имела плотность воды. К счастью, «зеркальный» период длился недолго.

Сумасшедшее сияние, сопротивление воздуха — всё вдруг разом исчезло, мы оказались в начале короткого коридора. Стены, пол, полукруглый потолок были покрыты чем-то серым. Бархатистое покрытие состояло из шевелящихся ворсинок, они слабо фосфоресцировали. После зеркального блеска бледный рассеянный свет казался слишком тусклым, но для глаз это была отрада.

Коридор заканчивался тупиком, глухой округлой нишей, но Кайлеан поднял свободную руку в отталкивающем жесте и двинулся вперёд быстро и уверенно. Очертания ниши начали плавиться, тупик отдалялся на глазах. Происходившее было похоже на действие тепловой пушки, проделывающей проход в слое плотного снега. Что-то похожее я видела совсем недавно…

По мягкому полу Кайлеан шагал плавно, сосредоточенно глядя вдаль, я еле за ним поспевала. Конец коридора всё отодвигался и отодвигался, мы всё шли, шли, шли в сером безмолвии без окон и дверей.

Никаких обещанных Кайлеаном опасностей не наблюдалось.

Когда скука стала ощутимой, я приступила к исполнению классической мантры путешествующих пешком.

— Куда идём мы с Пятачком — большой, большой секрет! — беззвучно выкрикивала я, стараясь шагать в ногу с Кайлеаном.

Потом приступила к следующей:

— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!

Какое-то время кричалки действовали бодряще…  пока не начало казаться, что окружающее пространство уменьшилось. Вскоре пришло убеждение, что мне не кажется — потолок действительно опустился и стены придвинулись.

Я немного забежала вперёд, чтобы заглянуть Кайлеану в лицо. Оно не выражало ничего, кроме суровой сосредоточенности. Это меня немного успокоило, хотя потолок всё опускался. А вскоре начал приближаться и тупиковый конец коридора.

Когда кайлеанова макушка начала почти касаться потолка, он остановился, опустил руку и выдохнул:

— Всё. Слишком много сил отнимает. Выходим из безопасной зоны. Помните о правилах?

Я кивнула.

— Хорошо. Тогда идём.

Он повернулся и шагнул прямо в стену. Я, мысленно пискнув, последовала за ним, и — после краткого мига темноты — мы очутились на шумной городской улице.

По обеим сторонам узкой улицы возвышались небоскрёбы, отчего казалось, что мы вошли в глубокое ущелье. Был тёмный дождливый вечер, но мрак рассеивали огни фонарей и световой рекламы. Разноцветное сияние отражалось в лужах, мокрый асфальт блестел, пешеходы под зонтиками бежали мимо, не проявляя к нам интереса.

Что это за город? Нью-Йорк? — гадала я, пока не заметила, как на уровне верхних этажей проносятся невиданные мной прежде летательные аппараты.

Кайлеан, задвинув меня за спину, пошёл против людского потока. Сначала ему удавалось довольно ловко лавировать среди встречных, но постепенно их количество увеличилось, столкновений было не избежать. Если раньше никто не обращал на нас внимания, то теперь пешеходы проявляли неуклюжую, но назойливую агрессию — они, проходя мимо, толкали Кайлеана, пинали, некоторые гортанно выкрикивали что-то непонятное, но явно злое.