Ну вот, он научил меня кататься, что же дальше? Ему необязательно продолжать ездить со мной, так? Но он едет, молча едет рядом, словно это даже не обсуждается, словно все так и должно быть. И я тоже в тот миг ни мгновения не удивлялась и не сомневалась, что все происходит так, как положено.

А Птица, тем временем, уже катался вместе с Викой. Та счастливо улыбалась и сияла, словно новогодняя звезда. Дура она. Влюбленная дура. Простила ему, а он? Воспользовался ее чувствами и снова в шоколаде. Мне стало обидно за нее – ведь какое это унижение. Простить измену. Невообразимо. Но что для любящего сердца предательство близкого человека? Я вспомнила себя и зареклась осуждать Вику. Хоть в моем случае и не было измены, но унижение с моей стороны было – готовность простить и принять назад до сих пор теплилась в моей душе. Но никто не собирался просить у меня прощения. И уж тем более – возвращаться.

Оставшееся время мы катались, не обмолвившись ни словечком до самого прощания. И в этой тишине между нами что-то происходило. Что-то незримое, но ощутимое, заставлявшее понимать, что слова – лишнее, ненужное, низкое. Что нам сейчас необязательно говорить, потому что разговором этим мы только все испортим и отяготим. И я замечала, как несколько раз Андреев поворачивал ко мне голову, словно собирался что-то сказать, и так же молча отворачивался, или не находя нужных слов, или же понимая, что слова эти лишь нарушат происходящее между нами.

В очередной раз встретившись глазами с Таней, я заметила, что подруга показывает мне на свое запястье: время. Андреев заметил это тоже и приостановился, крепко взяв меня за ладонь.

– Мне пора, – сказала я, хотя он и так это знал.

Секунду он смотрел мне в глаза.

– Вера, скажите мне: Вы тоже это заметили?

Андреев глядел с надеждой, опаской и добротой одновременно, этот ребенок в теле взрослого мужчины.

– Разумеется, – прекрасно понимая, что он имеет в виду, ответила я. – Еще тогда, на кухне.

– Вы хотите, чтобы это продолжалось?

Для эффекта и выдержала паузу. Затем ответила абсолютно честно:

– Да.

С облегчением Андреев выдохнул.

– Вера! – уже довольно раздраженный голос подруги отвлек меня от мыслей.

– Я догоню! – крикнула я ей, и они с Вадимом вышли с ледовой площадки за бортик – разуваться.

– Я отведу Вас, – взявшись, как прежде, мы покатились к выходу с арены. – Как бы Вы описали это одним словом?

– Уютно, – не раздумывая, сказала я.

– Уютно… именно так, – кивнул Андреев, опуская забрало на лицо и становясь непроницаемым.

Мы не стали прощаться. Просто я пошла к своим, а он – не знаю.

– Это что вообще было? – сразу же налетела на меня Таня.

– Только то, что ты видела, – закатив глаза, я села разуваться. Как же, оказывается, устали ноги.

– Снова за свое, да? – уже веселее спросила она, решив меня подколоть. – Опять на взросленьких потянуло?

Мне стало противно.

– Не надо, – попросила я, но это прозвучало угрозой. – Ты так не говори. Ты же прекрасно знаешь…

– Ладно, извини, – осеклась она. – Ну, а все же?

– Да что тебе нужно? Решительно не пойму.

– Ай, да ну тебя!

– Таня. Я всего лишь пытаюсь жить дальше. Делаю то, что вы все мне только и советуете.

– Используя для этого симпатию других людей? Это гадко.

Я подняла на нее глаза, оставив шнурки.

– Гадко? – медленно переспросила я. – Гадко? Что ты можешь знать о гадостях? О том, как в этом мире все устроено подло и невыносимо! И не тебе говорить мне о том, как поступать не следует. Меня жизнь и так наказала. Сам мир – гадкий. И уж если в нем не выходит жить честно, жить чувствами, то я тоже сделаюсь гадкой. И может быть тогда этот мир меня примет, и я смогу быть в нем счастливой!

– Это не по-божески, – сказав это, Таня тут же поняла, что наступила на мину замедленного действия.

– Что мне ваш бог… – насмешливо сказала я, почему-то не закипев от упоминания о нем, а наоборот, как-то сникнув. – Где он был, когда все то со мной происходило? Он затыкал уши и закрывал глаза, ваш бог. Он сделал все, чтобы я отказалась в него верить. А теперь пусть пеняет на себя. Когда человеку уродуют душу, он больше никому и ни во что верить не станет. Тем более, в такие глупости, как божество. Он станет злым. А я – такой же человек, как все.

Таня замолчала. Она знала, что спорить со мной в вопросах религии и философии – бесполезно. К тому же в последнее время она немного побаивалась выводить меня из себя.

Дома мы, однако, продолжили беседу, хотя я полагала, что Таня больше не станет разбираться в произошедшем на катке. Все вроде бы и так ясно. Но мне следовало извиниться. И это развязало ей руки.

– Знаешь, прости меня. Я слишком груба была с тобой на арене.

– Понимаю. Это из-за того, что Птица помирился с Викой?

– Может быть… Хотя, скорее, нет. Это из-за того, что ты решила, будто я стану использовать Андреева. Ты же знаешь, я не из таких.

– Так что тебя связывает с ним?

– Я не знаю, – честно пожав плечами, ответила я. – Помнишь, я рассказывала тебе, как он пришел на квартиру, когда я была одна?

– Естественно.

– Так вот, с тех пор… ну, как бы это объяснить. Вроде как хорошие знакомые. Мне с ним приятно. И ему со мной тоже.

– Еще бы. Показала себя с хозяйственной стороны, обогрела, накормила, вот мужик и заинтересовался. Его мотивы я прекрасно понимаю. Ну а ты-то чего? Вспомнила былое, как бегала за ним?

– Ты знаешь, поначалу – да. Едва увидела на пороге, ошалела. А потом вспомнила совсем другое… и как-то сразу все к Андрееву погасло. Я могла бы попытаться воскресить в себе давний интерес к нему, но сейчас понимаю – это невозможно. Только не после того, что случилось.

– Ты и правда не собираешься больше ни с кем заводить романтических отношений?

– Тут не я решаю… Сердцу не прикажешь. Таня, ну противно мне это, пойми. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова относиться к мужчинам, как прежде…

– Для души, а не для тела?

– Да. Именно, – вздохнула я.

Мы помолчали.

– А если Андреев захочет большего, чем просто приятно вместе проводить время?

– Стараюсь об этом не думать. Но я в любом случае не буду его обманывать и обнадеживать. Я его не люблю. И не смогу полюбить. Слишком поздно.

– Как говорится – все сбудется, стоит только расхотеть.

Я развела руками. На том разговор и кончился. Надеюсь, все точки над i расставлены. Никого использовать для собственного утешения и развлечения я не собираюсь.

***

На самом деле все, что я хотела бы сказать еще дней пять назад, теперь неважно. И то, что Вика – полная идиотка, простившая человека, который ее использует; и то, что использует он ее теперь точно, чтобы насолить мне; и то, что Вика и Птица занимаются сексом прямо в соседней комнате посреди бела дня.

Я терпеливый человек. Я даже их понимаю. Но, черт возьми! У меня-то не было почти целый год! А Птица просто сука. В университете при любой возможности не отводит от меня глаз, при этом не разговаривает и снова стал наведываться к нам на квартиру. Я делаю вид, что не знаю его. Мне уже не обидно. Мне все настолько опротивело, что даже от этого становится противно еще сильнее. Все интриги и сплетни, плетущиеся вокруг меня завистливыми пауками со злыми языками… Просто хочется секса. Что может быть яснее и логичнее этого желания?

Да, я жутко непоследовательна. Да, теперь я делаю все это намеренно. Но когда я поняла, что Птица сидит на кухне один, а Вика принимает душ, и больше дома никого, я долго не раздумывала.

– Ну, привет, – сказала я, входя.

Птица, странное дело, улыбнулся. Подумал, что я зла на него?

За стеной, в смежной с кухней ванной, громко шумела вода.

– Вика обычно не вылезает из душа минимум сорок минут. За это время можно многое успеть.

– Например? – заинтересовался Птица.

– Например? Знаешь, мне плевать, чего ты там хочешь добиться своим примирением с Викой, демонстративными визитами сюда и так далее. Меня это, веришь, никак не трогает. Но мы в ответе за тех, кого возбудили, так что давай сейчас просто сделаем то, что мы когда-то так и не сделали?