Энтузиазм Дэвида всё же был заразителен.

– Вообще-то, на самом деле, нет никаких предпосылок облажаться, – поддержал его наш интеллектуал Алекс. – Играть мы умеем, и даже на любительской записи будем звучать прилично. Лично у меня есть несколько текстов, и, я так понимаю, темы для песен всяко найдутся, – он покосился на меня. – Любовные п###острадания всегда находят отклик у юных девочек.

– А пошёл бы ты! – наигранно-злобно отмахнулся я.

– Но это же золотая жила! – воскликнул он. – Правда!

– Ой, всё! – я уселся и скрестил руки на груди.

– Не обращайте внимания, он шутит, – сказал Дэвид.

– Точно, это сногсшибательная шутка, видите же – даже меня ноги не держат, потому и сижу, иначе бы давно отвесил кое-кому пару тумаков, – ещё немного и я готов был сорваться на неконтролируемую ругань.

– Глэмеры продали херову тучу альбомов, ведущими синглами[41] на которых были любовные баллады, – словно оправдываясь передо мной начал Алекс. Я не дал ему закончить:

– Да насрать.

– Чёрт, Пит! – воскликнул Дэвид.

– Ты говоришь о глэмерах, да? – не обращая внимания на кузена, обернулся я к Алексу. Он кивнул. Я обвёл взглядом всех вокруг. – Ну хорошо. Предположим – вот просто представим себе – что мы чего-то да достигли. Ага?

Все начали представлять.

– Я так привык к твоему нытью за последние несколько часов, что ты и вообразить себе не сможешь, Пит, как ты меня ошарашил, – протянул Дэвид, машинально убирая колу обратно. – Ну, продолжай.

– Мы добиваемся богатства и славы. Но вот мы на вершине. Жанр понемногу иссякает. Что мы будем делать?

Все переглянулись.

– В середине восьмидесятых никто из глэмеров и предположить не мог, что лишь через несколько лет жанр загнётся. На смену пришёл гранж. Не последние гвозди в гроб глэма забили сами музыканты, – я посмотрел на Алекса. – В том числе и приевшимися всем балладами и любовными соплями. Рано или поздно всё достигает своего апогея. Мы достигнем – не сомневайтесь. Как и все. Что мы сделаем после? Сменим звучание? Продадимся рекорд-компаниям и потеряем фанатов? Останемся и будем гнуть свою линию, наблюдая, как на наши выступления приходит всё меньше обрюзгших пузатых мужиков?

– Мы не станем менять звук, – спокойно сказал Дэвид.

– Правда, братец? – саркастически усмехнулся я.

– Правда. Мы сделаем так, что наше звучание будет актуальным и никогда не приестся.

– О-о-ой, – простонал я.

– Нас будут копировать. Нам будут подражать. Мы расшатаем всю планету, – у Дэвида аж глаза горели.

– Сколько пафоса, Дэйви, но пока мы не покорили даже пригород Лос-Анджелеса, – рассмеялся я. – А расшатали только эти стулья.

– Именно поэтому мы должны прекратить пустой трёп и взяться за работу, – назидательно сказал Дэвид.

– То есть… Нет, секунду, секунду, погоди-ка! – я приподнял ладонь. – Дай-ка я кое-что уточню, ага?

– Валяй, – милостиво позволил Дэвид, расплываясь в умилительной ухмылке.

– Как оно всё будет. По-твоему. Мы не спим, денно и нощно пишем тексты. Мы в постоянном поиске цепляющего звука – просто напоминаю, нот всего-то семь! Мы под постоянным давлением продюсеров и фанатов, требующих хлеба, зрелищ и новых песен – и не дай-то бог, они не придутся им по нраву! Мы вечно на карандаше у жёлтой и не только прессы. Мы вечно пропадаем на студии и турим по всем континентам, в итоге забывая имена не только детей, но и жён. И, самое интересное – однажды оседлав волну, мы держимся на ней вечность, да?

– Да, – ответил Дэвид.

– И ты сам сдюжишь всё это? Ты, чей портрет надо помещать в энциклопедии в статье «раздолбай»?

– Мы сдюжим, – улыбнулся Дэвид и обвёл рукой вокруг себя. – Все мы.

– Мы устраиваем дикий кач и нереальный движ, мы расшатываем всю планету? Правда что ли?

– Да, – улыбка Дэвида была неумолима как и он сам.

– Всё, что я перечислил – всё это верно? Вот так ты всё себе и представляешь, без дураков, да? – я ушам не верил.

– Всё верно, – подтвердил Дэвид. – А что тебя вновь не устраивает?

– Как я и сказал, Дэвид, просто идеальный, сука, план! – злобно ответил я. Кузен должен был слиться через неделю. Я даже ставки готов был принимать.

– Да успокойся, Пит! – прикрикнул Дэвид.

– Это же идеальное название, вашу мать! – вдруг встрял между нами Джефф.

– Что? – поморщился я. Акцент этого новенького резал мне уши. На западном побережье такой редко услышишь. Дэвид с удивлением воззрился на него.

– Идеальный план, – размеренно произнёс Джефф. Прямо-таки отчеканил. Я вспомнил об Аманде и снова начал закипать.

– Ну, идеальный, да, я так и сказал! И какого…

И тут до меня дошло, о чём он говорил. До всех дошло.

Perfect Plan.

Самое трудное, конечно же, начать.

– Я возьму всё в свои руки, – заявил мне Дэвид. – Мне нельзя расслабляться, и я не хочу всё зафэйлить, поэтому буду всем рулить.

Когда Дэвид мне это вот так просто выдал, я замер у прилавка с вафельными рожками и мороженым. Сказать, что это было неожиданно – вообще ничего не сказать. Это было подобно грому солнечным утром и случилось пару дней спустя после памятной встречи в гараже нашего камрада-кэнака.

За прошедшее время мы больше ни разу не собирались и даже чисто случайно не пересекались, каждый, видимо, обдумывал своё житие и размышлял над тем, что нам предстояло. Или не предстояло. Я вот точно размышлял. И с каждой минутой этих раздумий всё больше приходил к мысли, что Дэвид уже забыл обо всём, что он там нам нагородил, а через неделю-другую он, как ни в чём не бывало, предложит очередную сумасбродную мысль – например, заняться веб-дизайном и запилить сайт, куда все будут выкладывать фото своей еды. Или ещё какую очередную тупиковую идею.

Я не был мнительным нытиком. Но одно дело добиваться чего-то вполне достижимого.

А вот замахнуться на самую вершину и попасть туда…

Для этого нужен не только упорный труд. Но и счастливое стечение обстоятельств. Сколько молодых и талантливых отправились в Калифорнию вслед за мечтой, и сколько из них в итоге остались там в качестве официантов, барменов и бездомных или, несолоно хлебавши, вернулись в родительские гнёзда? Да практически все. На вершине всегда оказываются единицы, на то она и вершина, все прочие отправляются в широкое основание этой пирамиды успеха.

Сам себя я, правда, подбадривал тем, что нам, по крайней мере, никуда ехать не надо. Мы дома. Но никто из новоявленного Perfect Plan до сих пор не подавал даже признаков настоящей заинтересованности в успехе предстоящего, и вот Дэвид отмочил…

Я начисто забыл, что присмотрел к покупке.

Медленно я развернулся к нему.

– Я о группе, – пояснил Дэвид, видя моё замешательство.

Я на автомате кивнул. Он о группе. Вот как, значит. Ладно. Пломбир с карамелью. Кажется, его я хотел. Возьмёт всё в свои руки. Он, мать его, серьёзно?

– Выбрал что-нибудь? – хорошенькая студентка в маечке с лого UCLA[42], подрабатывающая за прилавком, улыбаясь, поглядывала на меня.

Я едва удостоил её вниманием, что задело девушку – она даже перестала использовать свои пальчики в качестве бигуди.

Нет уж, пора было всё прояснить. Окончательно.

Я поманил кузена за собой, и мы отошли от фургончика на приличное расстояние.

– Не хочешь, чтобы она услышала? – удивился Дэвид. – Если бы узнала, что мы теперь играем в группе, через прилавок бы нырнула и повисла на твоей шее. И меня бы, может, не обделила…

– Мы не играем, – поправил я.

– Но будем, – уточнил Дэвид, подняв указательный палец, дабы подчеркнуть важность и судьбоносность этого решения. Он обернулся к студентке: – А она ведь красивая, да? – Он снова усмехнулся и подтолкнул меня локтём. – Ты ей приглянулся.

– Да плевать, – отмахнулся я. – Ты же знаешь.

– Странный ты… – завёл было Дэвид свою скрипочку, но я его остановил.