***

Серые горы снились Илье. Он вдыхал пропитанный запахом опавшей листвы воздух и видел, как осень одела всё живое в пышное и яркое многоцветье, а с первым морозом оно опадёт и сгинет без следа в чёрном перегное, упрятанном под белоснежным нарядом смерти. Он искал глазами бабку, чей дух, живущий в горах, всегда защищал его. Но видел перед собой только ровный золотой и багряный цвет огромных мёртвых листьев, по которым уже не струились живые соки… но они ещё помнили, что такое жизнь и жадно тянули свои огромные гнилые плащи к его тщедушной фигуре. Илья попытался ползти, но вязкая грязь крепко держала его в своих объятьях. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но сорвавшийся с ветки лист прелой тряпкой упал ему на лицо и заполнил рот мерзкой субстанцией, по вкусу напоминающий холодный кровяной холодец. Он начал задыхаться, и тело судорожно затряслось в вязких тисках коченеющего леса.

В этот миг где-то очень далеко послышался странный шорох. Илья представил себе, как кто-то огромный сухими ломкими ветками метет крыльцо… и веник этот шуршит о каменные плиты, разгоняя упавшую листву.

– Илюх, я тебя что, напрасно по левой тропе тащил? Светом вазюкал? Давай, приходи в себя! Разлёгся! Нам ещё обратно переть, ни жрамши, ни пимши. Вставай уже! Каменюка вредная, конечно, так вернём мы ей её сокровище. Мне оно совсем ни к чему, а монастырю ещё тысячу лет надо простоять!

Богатырь открыл глаза и закашлялся, сплевывая на песок большие чёрные сгустки.

***

Дорогу назад Илья запомнил плохо. В тоннеле его практически волок на себе Ян, периодически останавливаясь, и, кашляя. Потом, правда, капитана немного отпустило и, через два или три поворота, он смог идти, опираясь на товарища. Наконец, приключенцы вышли в большую треугольную пещеру с гладкими стенами, словно не вырубленными, а вырезанными в скале огромным острым ножом.

Ян спихнул с себя руку богатыря и сел на пол.

– Всё! Впереди ни одной ловушки. Пришли. Устал я. Давай стучи, вон он, выход-то! Или ломай. В общем, открывай скорей, я пить хочу!

Илья, пластом лежащий рядом, удивлённо посмотрел на командира и, с трудом поднявшись, сделал неуверенный первый шаг.

– Иди, сказал, – вновь повторил сидящий. – Артефакты, они сильных любят, не век же мне эту гадость таскать. А богатыри у нас – люди, для этого специально обученные. Дверь сломаешь и поправишься, инвалид, на мою шею…

***

На голом глиняном полу Большого храма сидели на коленях девять монахов. Вырубленный из камня трон, возвышавшийся в центре зала, был пуст. В монастыре не было настоятеля. Благодаря открытым настежь дверям зимний ветер гулял среди холодных стен старого храма.

Тихо живущие здесь последние хранители легендарного учения давно не собирались. Сотни лет молодые послушники ежедневно открывали тяжёлые деревянные двери, и молитвенный барабан призывал к вечерней сутре. Сейчас, монастырь умирал, и только знающие ещё жили в этом месте, уже не надеясь на будущее. Но сегодня, они были вынуждены прийти. Несколько часов назад ветер снёс крышу левой башни, и почернел висящий под потолком жезл – символ Шаолиня. Это означало только одно: там, в глубине подземелья, святотатцы, осмелившиеся пойти по Пути Воина, забрали Клинок Света и несли его в мир.

Их ждали.

Но в Храм первым вошёл Ши Дэ Кэнь, последний из вусенов. Великий воин, носящий на руках изображения тигра и дракона. Его проклинали, боялись и надеялись только на него. Дэ Кэнь, несколько лет назад покинувший обитель, был в полной мере частью монастыря, единственным цементным раствором, той недосягаемой сущностью, живой легендой, и совершенно невероятным оказалось его предательство.

Дэ Кэнь поклонился сидящим и взял в руки висящий на шее амулет.

– Я клянусь Колесом Закона вернуть Свет в обитель, но вначале он должен выполнить своё предназначение.

Уважаемый всеми доктор Чэн Ши Чхао молча кивнул головой, подтверждая своё согласие, но, презрев Свод Правил, непререкаемо ткнул пальцем в сидящего напротив тщедушного монаха:

– Си Сунь пойдёт с тобой…

Старый Ши Дэ Чань поднял лысую голову и спросил, нарушая традиции:

– Кого ты привёл сюда?

– Гуань Юя, — услышали монахи тихий ответ.

***

(Пояснение: Гуань Юй военачальник царства Шу эпохи Троецарствия, один из главных героев эпоса Средневекового Китая. Идеал благородства. Воин-Бог, «идущий посередине», между Светом и Тьмой).

***

Ши Дэ Кэнь и Ши Си Сунь вернутся из Сианя летом 1946 года. Мастер Дэ Кэнь приведёт в монастырь мальчика Ши Си Вэня, (Ши Юн Вэня), из деревни Кхай-фэн. Он возьмёт его в ученики, заставив пройти по тропе ученика, и на сегодняшний день только этот человек является единственным владеющим 54 комплексами стиля ло-хань-цюань. Дэ Кэнь в конце пятидесятых годов будет арестован и умрёт от туберкулёза на химическом производстве где-то в северных провинциях, не дожив и шестидесяти лет.

Мастер Си Сунь не промолвит ни одного слова и прославится своими учениками, возродив былую славу монастыря.

Три тропы, по-прежнему, ведут в Шаолинь. Левая тропа Света – по ней может пройти только тот, кто несёт абсолютное добро. Для других она непроходима. Правая тропа Тьмы – там смогут пройти только жрецы Ночи. И средняя, Тропа Учеников, ею пользуются для поступления в орден и поныне, найдя путь под водами очищающего от грехов водопада.

Эти сведения стали известны миру, благодаря интервью, взятому у единственного русского ученика Ши Юн Вэня, Ковгана А.М.

Крыша левой превратной башни была восстановлена в 1947 году. Согласно легендам, она упадёт, только если абсолютный Свет опять вырвется в мир.

========== Глава 2. Наследие Дракона Часть 10 ==========

В три утра по местному времени, под хруст снега, блестящего в прожекторах, из ангара, притулившегося к монастырской стене и обнесённого, для верности, тремя рядами колючей проволоки, выкатили цистерну.

В холодной тишине ночи стылое железо гремело и охало, словно пыталось, наконец, согреться своими ещё плохо крутящимися колёсами, измазанными промёрзшим машинным маслом.

Но к пяти цистерна, холодно поблескивая белым боком, уже была ловко вставлена в состав, который вытянулся вдоль платформы и ждал только приказа к отправлению.

Эшелон состоял из трёх купейных вагонов, для сопровождающих груз; двух четырёхосных цельнометаллических, полностью загруженных ящиками; одной платформы, на которой стоял заботливо укрытый брезентом танк; который, по причине своего одиночества, смотрелся сиротой. Следом прикрепили два вагона с тонкими серыми брёвнами и вышеуказанную цистерну.

У входа в головной вагон Василий Иванович, закутанный в шерстяной шарф, в новом толстом, похожем на полупальто, стёганном ватнике, в шапке, натянутой на лоб, негромко, но утвердительно беседовал с ответственным за погрузку интендантом.

Майор мужественно выполнял свой долг, несмотря на пронизывающий холод.

Полушубок и валенки от него не спасали, обжигающий чай тоже. В мечтах вместо чая невольно возникала фляжка с трофейным коньяком. Сколько хранил, не притрагивался, но сегодня – можно. За отбытие этого – точно можно.

Наконец, раздался гудок, и майор, поразмыслив несколько секунд, отдал честь бородатому штатскому.

Мужчины пожали друг другу руки, и состав тронулся.

***

Немногим менее ста километров от Арзамаса, в кельях известного всему православному миру Саровского монастыря, который основал Прохор Исидорович Мошнин, после смерти канонизированный, и, знаемый под именем Серафима Саровского, во время Великой войны был развёрнут завод № 550, который весьма успешно приближал победу, выпуская корпуса снарядов для легендарных «Катюш».

Именно здесь, в одном из ангаров, длительное время находился объект 36Ц, именуемый Цистерной, (и тщательно охраняемый батальоном внутренних войск).

Здесь же располагались «шарашки», в которых делали невероятные открытия полуголодные ученые КБ-11, будущие «ядерщики».