Всего несколько часов назад море плескалось, масляно сияя, хотя вдали и белели маленькие барашки, но оно спокойно и мирно дышало, предвещая скорое окончание холодов, приглашая людей на весеннюю морскую охоту: бить моржей и есть горячее сытное красное мясо.

В Каанааке, единственном крупном эскимосском поселении, не боящемся ставить свои «иннуик» на берегу холодного моря, с утра охотники на утлых кожаных каяках, с весёлыми криками, уплыли туда, откуда доносился первый рёв могучих моржей. Вышедшие на берег женщины, с гордостью, наблюдали, как перекатывались, словно волны, мышцы их мужей на оголённых спинах, покрытых от напряжения и нетерпения едким потом. Моржи – это сытая жизнь. Это кожа, которую пора перетягивать на байдарках и домах. Это бивни, которые можно отвезти в Готхоб и обменять на новое ружьё и патроны.

Но в конце зимы погода переменчива. Злой северный ветер налетел, и море закипело, да так, что его грохот и шум домчал до гор и там сорвался камнепадом.

Охотники сумели быстро вернуться, правда, ни с чем. Но все остались стоять на берегу, увидев, как среди чёрных туч и тёмного моря на горизонте показался светлый треугольник большой лодки, следом шли ещё три, в ряд. Их то швыряло глубоко в бездонную ледяную пучину, то подкидывало на высокий гребень пенной волны. Океан играл с утлыми вельботами, а они упрямо продвигались вперёд.

Охотники столпились на берегу. Жизнь на Севере с рождения сделала этих людей суровыми и настороженными воинами. Тот, кто почти каждый день встречается со смертью, не может быть другим. Все смотрели на рассердившийся к ночи океан и ждали.

Малыш Нааль, смешно ковыляя, как тюлень на берегу, подошёл к отцу и, дёрнув его за истёртую оленью кухлянку, вопросительно посмотрел вперёд.

– Вельботы, – уверенно произнёс отец. Потом посмотрел на тёмную головёнку сына под своей рукой и громко добавил:

– Деревянные, у них киль, в волну не опасно, скоро дойдут.

***

Группу доставили в совершенной тесноте и духоте на самом современном подводном судне системы «Кит 627», три года как спущенном на воду. Морпехи, за всю неделю следования, не проронили ни полслова, зато трое не то гражданских, не то военных товарищей вызвали крайне негативную реакцию у экипажа. Особенно выделялся самый молодой из них – наглый и чернявый, ухитрившийся сунуть любознательный нос везде. Его сопровождала маленькая рыжая, (и не менее наглая!), собачонка, которая ухитрилась пометить, ещё в первый день после отплытия, все корабельные углы, особое внимание уделив, почему-то, двери в каюту старшего помощника.. кого другого старпом бы поставил на место «на раз», но получивший строгий приказ капитан только сказал: «Терпите…».

Утром, вынырнувшая максимально близко от края ледяной стены, лодка приблизилась к берегу, и люди высадились на новенькие, издалека смахивавшие на деревянные барки, «зодиаки». Пока проходила погрузка, налетел восточный ветер, разогнавший опустившийся на воду вязкий зимний туман, но поднявший вполне приличную волну. Захлестывающая через круглые резиновые борта вода мгновенно превратилась в блестящую обёртку льда, а люди, лишённые возможности ухватиться за борта, повалились друг на друга, как дрова. Единственный «воздушный гимнаст», удержавший равновесие, всё тот же наглый говорун, исхитрился, пожав руку капитану, ещё и прокомментировать событие:

– Место нам, конечно, для высадки неудобное, но, уж ладно. Вы, что смогли, сделали. Ныряйте и ждите! Чтоб по первому свисту! Надеюсь, не подведёте…

Капитан, никак не выразивший призрения к сухопутным наглецам, взял под козырёк. «Как адмирала какого провожали», – раздражённо подумал старпом, спускаясь вниз.

***

Некоторое время шли при боковом ветре, вдоль, казалось, бесконечной ледяной стены, с её нависавшими над водой льдинами. Те периодически падали с резким разрывающим барабанные перепонки треском, рядом с прыгающими по волнам лодками. Наконец, люди заметили проход – спускающийся к воде мыс, со стоящими недалеко от воды круглыми домиками-ярангами, расположившимися на огромной снежной равнине, которая, плавно поднимаясь, оканчивалась на горизонте тёмным массивом гор…

На и без того чёрное небо, к ночи наползли густые низкие тучи, из которых, под завывание ветра, посыпал злой, похожий на крупу снег. Но к этому времени люди уже высадились, и шустрый проводник побежал к стоящим на берегу местным… морпехи, выгрузившие снаряжение, с удивлением, наблюдали, как из лодки неторопливо выпрыгнул огромный чёрный мохнатый волк, нагло сверкнувший карим глазом и потрусивший догонять убежавшего вперёд хозяина.

– А собачка-то их где? – спросил стоящий рядом старшина.

– Вот она, наша собачка! Привыкайте, – хмыкнув, ответил ему высокий широкоплечий мужик, с отросшими за неделю усами и даже уже чем-то напоминающей бороду щетиной на подбородке. Затем он повернулся к приятелю и добавил:

– Ты зря побрился, Борис, тебя ж предупреждали. Усы надо. Их на Севере берегут, как хорошего пса. Здесь с водой плохо. Пить всегда хочется, а усы – они воду делают. Сосульки намёрзнут, а пить захотел – напился!

***

Удивительные средневековые артефакты, хранящиеся в королевских сокровищницах Европы, такие как шахматы, например, считались сделанными в Исландии. Но недавно растопившее лёд солнце обнажило целое поселение недалеко от столицы Гренландии – Нуук, которое где-то в XI-XII вв. явно специализировалось на изготовлении только фигурок для этой игры. До сих пор совершенно непонятным является факт исчезновения процветающих поселений викингов с острова в период с 1360 по 1370 гг. Почему бесстрашные викинги покинули остров – непонятно. Ни погода, ни льды, ни холод не могли устрашить суровых северян. Но факт, что их напугало что-то ужасное, не оставляет никаких сомнений. В 1360 году в Гренландии произошло землетрясение, и что-то испугало людей настолько, что они, бросив всё, ушли с острова на материк.

========== Глава 5. На изломе Часть 3 ==========

Яранга, покрытая в три слоя шкурами, была вместительна. А большие медные плошки с плавающими в них ещё прошлогодними ярко-жёлтыми кусками китового жира давали свет и тепло. Они же отбрасывали гигантские тени на амулеты, висящие на китовых рёбрах-перекладинах, у потолка. Фигурки так давно почернели от времени и копоти, что на них нельзя было различить вырезанных изображений. Но они оберегали все стойбище от бед и напастей. В дополнение, при входе, на позвонке-табурете – стояла совершенно новая керосиновая лампа, а за ней, словно символы новой эпохи, выстроились в ряд иные сокровища: круглый никелированный будильник, большая белая эмалированная миска и три медные кружки.

Почти в центре яранги, окружённый тёплом и светом, сидел полуголый старик, полностью покрытый татуировками. Его морщинистое тело давно потеряло былую подвижность охотника, но было еще вполне живым. Нгануге – шаман и обладатель несметных богатств, в виде двух винтовок от янки, а также хорошей большой деревянной лодки, подаренной Королевским домом Дании за заслуги перед стойбищем лет пять назад, неторопливо чинил бубен. Не доверив раритет женщинам, он, самолично, зашивал разорвавшуюся звенящую поверхность натянутого на обруч мочевого пузыря моржа. Редкая седая борода старика тусклой лентой спускалась до впалой сморщенной груди, путаясь, и, мешая вести жилу в игле по стежку. Вместе с аккуратным швом его волновали и мысли.

Странные люди, приплывшие к стойбищу сразу после неудачной охоты, привезли с собой туши трёх убитых моржей и накормили людей. Это было похвально. Но пришельцы скоро уйдут, а зима ещё длинна, да они и не заменят ему подаренные карабины.

«Потому надо послать сына к американцам на военную базу и сообщить о прибытии странных, явно военных мужчин», – неторопливо думал он.

Эти разумные мысли прервал ветер, ворвавшийся под меховой полог. Кто-то большой заполнил собой пространство позади старика.

– Обоньер эйэихе, эбердэ, (1) – услышал он за спиной скупое приветствие.