– С чем? – спросила Маша, путаясь во всех этих замысловатых новых для нее названиях.

– Фокачча. Это такой хлеб с травами и на основе оливкового масла, – продолжал пояснять Костя, – очень вкусные, особенно, когда совсем свежий.

Он посмотрел на содержимое корзинки.

– Эти, например, пекли пару часов назад.

Маша молча отломила лепешку и попробовала суп. Все было так восхитительно, так изысканно и свежо, ароматно, как она никогда не пробовала, и девушка искренне наслаждаясь, улыбнулась. А главное, рядом был тот, кто все больше вызывал в ней волнение, что бы он ни делал. И при этом Костя был очень сдержан и вежлив, не допуская похабных намеков, от чего ей становилось спокойнее рядом с ним. У Маши даже в какой-то момент возникло ощущение, что он пригласил ее только по причине обсудить, как все-таки она будет возвращать стоимость витрины. Чтобы не мучить себя этим вопросом и сомнениями более, девушка решилась спросить сама:

– Костя, я понимаю, что ты говорил про компенсацию ужином и все такое. Но все-таки скажи честно, сколько стоит витрина?

– Зачем тебе? – удивленно спросил он.

– Я хочу знать, – упрямо сказала она, про себя решив, что обязательно все равно вернет ему всю сумму.

– Примерно пятьдесят тысяч, – нехотя ответил ресторатор.

– Сколько? – выдохнула Маша в шоке, – какой-то шкаф, в который толком и поставить ничего нельзя, если только для красоты? – не поверила она.

– Ну, собственно, для красоты он там и стоял, – усмехнулся Костя, а потом, как будто поняв, к чему она спрашивала, строгим и сухим голосом сказал, недовольно сверкнув глазами.

–Даже не думай!

– Что не думай? – спросила она удивленно.

– Даже не думай о том, чтобы возвращать мне эти деньги! Я хозяин и я решил, что ужина достаточно. Если даже принесешь – я не возьму, – жестко, почти зло закончил фразу Костя.

– Но я же честная девушка, я не могу вот так! – возмутилась Маша в недоумении от такой его щедрости, все еще боясь, что это неспроста.

– Чтобы я этого больше не слышал! – грозно сказал он, уже действительно раздражаясь все сильнее, – и все, тема закрыта. А в твоей честности я не сомневаюсь!

И по выражению его лица Маша поняла, что тема действительно закрыта, а если она еще хоть попробует намекнуть об этом, то он может просто встать и уйти, чего ей не хотелось сейчас. Но как только он сказал об этом свое последнее слово, то улыбка вновь вернулась на его лицо, и Костя совершенно прежним тоном произнес:

– А что насчет горячего?

– Какого горячего? – в почти испуге произнесла Маша, понимая, что уже фактически объелась, да и сама была не против поменять ставшей неудобную и напряженную тему об этом возврате денег, – Я больше ничего не смогу съесть! Честно! – и посмотрела на него круглыми несчастными глазами.

Костя понял, что в своем вечном стремлении показать все и сразу, явно переборщил и тут же отступил.

– Хорошо, – согласился он, – тогда может быть сладкое? – и лукаво посмотрел на Машу. – Даю слово, что это не очень сладко, но очень вкусно, – его взгляд говорил, что он не отпустит ее отсюда, пока не уговорит попробовать.

– Согласна, – обреченно сказала девушка, понимая, что никуда это сладкое уже не полезет в нее, но она попытается, сама не понимая этого чувства.

Вошедшему в это время официанту Костя сказал, что горячее не нужно, а попросил принести кофе и десерт. Название сладкого он так и не сказал, и Маша поняла, что все меню был заранее очень тщательно продумано, а это будет очередной сюрприз.

Через пару минут в изящных креманках принесли нечто белое и нежное, похожее на желе, но не прозрачное, а плотное, по цвету напоминающее молоко.

– Это панакотта, – прокомментировал новое блюдо Костя, – готовиться с добавлением мякоти из настоящих стручков ванили, а не всякой там эссенции, – самодовольно, как будто делал сам, произнес он.

Когда Маша попробовала, то замерла в восторге, смакуя вкус. Это творение было восхитительно холодным и приятно таяло во рту, оказавшись действительно не столь приторно сладким, как она боялась, точно зная, что не сможет съесть его тогда.

– Недаром это одно из самых любимых итальянцами десертов, – произнес Костя тихо, наблюдая за девушкой, как будто не хотел нарушить ее удовольствие наслаждаться нежным вкусом, а глаза его странно блестели.

– Предлагаю запить крепким черным кофе, – почти прошептал он через полминуты, и пододвинул к ней малюсенькую чашечку.

Маша сделала небольшой глоток темной терпкой жидкости и, еле сдержавшись от того, чтобы сморщиться, отставила.

– Очень крепко! – произнесла она при этом извиняющимся тоном, на что Костя усмехнулся.

– Знаю, это ристретто. На ночь, пожалуй, на любителя, – произнес он, ничуть не обидевшись.

После этого они просидели за столом, не замечая времени, и говорили на множество тем. Маша все больше понимала, что давно, а может, и никогда, не чувствовала себя в обществе мужчины так легко и приятно.

Уже позже этим же вечером, придя домой, девушка осознала, что это бы самый странный и романтический вечер, который был у нее в жизни. А еще самая интересная беседа, и необычный человек, который не смотрел на нее, как на тело для сексуальных утех, а интересовался именно ею, слушал и слышал, что она думает и чувствует, и был готов рассказать много интересного сам.

Засыпая, Маша окончательно с обреченностью поняла, что безоглядно, в первый раз в жизни влюбилась, а значит, ничего хорошего ей это не сулит. Она все равно не могла избавиться от первого впечатления о нем, как о ловеласе, не смотря на такой замечательный вечер.

Костя в ту же ночь после ужина с Машей никак не мог уснуть. Его мысли постоянно возвращались к их свиданию, понимая, что это было именно оно, а не просто ужин ради удовлетворения его тщеславия, раз она так отшивала его. Он вспоминал, как в самом начале вечера еле сдерживал себя, чтобы не начать распускать руки, горя желанием поцеловать ее, а затем соблазнить. А в идеале мечтал, как можно быстрее затащить Машу в постель или вообще был готов заняться сексом прямо в том зале. Но когда он зажег свечи, то ее черты лица, а особенно губы девушки, от которых Костя не мог оторвать взгляд, внезапно, как по волшебству, вдруг преобразились в сказочный нереальный образ, который заворожил его, и мужчина уже не мог оторвать свой взгляд, почти забыв свои прежние намерения. Ее лицо стало столь притягательно и желанно его взгляду, как магнит, а глаза Маши так загадочно блестели, как будто хранили все тайны мира. И если бы не обязанности хозяина, то вряд ли бы Костя смог отвлечься от созерцания ее самобытной красоты, столь неожиданно открывшейся ему.

Он не мог прийти в себя. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного, когда хотелось просто наслаждаться тем, что смотришь на нее. Вернее, конечно, ему все равно хотелось большего, и от одного только предположения, как коснется ее, поцелует, не говоря о сексе, волновался как мальчишка, чувствуя гулкое биение сердца. Но к своему огромному удивлению, в тоже время Костя вдруг понял, что одновременно хочет продлить чудо этого момента, когда еще все впереди, а женщина рядом рождает восторг.

Но постепенно, с течением разговора мужчина вдруг начал осознавать, насколько она интересна и внутренне. Маша в чем-то была резка и категорична, но при этом искренне добра и ранима, но при этом не стеснялась проявить свои чувства. Ее живой характер все больше покорял его, а за бойкой натурой скрывалась тонкая и трепетная душа. Такого сочетания сексуальности и нежности он еще не встречал.

Лежа ночью в постели, не в силах уснуть, Костя вдруг понял, что то, что он сейчас чувствует очень сильно походит на влюбленность. Он помнил нечто подобное когда-то, наверно, лет в шестнадцать, но тогда так и не осмелился признаться в своем чувстве. А когда встретил ту девушку, предмет своей юношеской страсти, примерно год назад, то, разговорившись, узнал от нее, что тоже нравился ей в то время, но она так же не решилась, как и он, довериться и рассказать. В общем, он сам не сделал первый шаг тогда, а потому даже не узнал, что это такое – любовь. Хотя, что там говорить, ему и сейчас было сложно делиться тем, что чувствовал внутри. Знакомство на одноразовый секс или просто секс, пусть на дольше, – без проблем, но что-то более сокровенное и серьезное, нет. Внутри него словно что-то сопротивлялось этому, а Костя никогда не желал ничего менять.