– До свидания, бабушка, – попрощалась Софи. Внутри росла тревога: она чувствовала, что за недосказанностью бабушки скрывается по меньшей мере целый мир. С одной стороны, ей хотелось скорее узнать его, но с другой она боялась, что он окажется невыносимо большим и тяжелым. Воспоминания о родителях давно начали бледнеть, оставляя лишь призрачное эхо полу-фраз и полу-образов.

Все это было очень странно. Софи не спешила домой – ей хотелось разобраться в мыслях и немного прогуляться вдоль реки. Они часто бывали там с отцом. Где-то недалеко, до того, как его сожгли, стоял их старый дом. Воспоминания о прошлом, как давнишние письма, совсем стерлись, потеряли часть слов и смыслов, остались лишь эфемерными отрывками, которые изредка напоминали о себе. По пути Софи встретила Тома, Фина и Джерри. Они как оголтелые носились друг за другом и пинались. Потом громко смеялись. И вновь пинались. Завидев Софи, они замерли.

– Софи! – крикнул Том.

Ничего хорошего это не предвещало. Эти ребята всю жизнь издевались над Софи. После исчезновения ее родителей даже взрослые на нее косо смотрели, а дети постепенно превратили ее в девочку для битья.

– Софи, иди к нам. Что это у тебя?

Софи остановилась в стороне.

– Дай нам свои яблоки, мы голодные и несчастные.

– Нет, – произнесла робко Софи.

Том присвистнул.

– Так не пойдет, мы очень хотим яблок. Фин, хватай ее!

Фин рванул со всех ног, как хищник за добычей. Софи попятилась, побежала, но парень крепко схватил ее.

– Хватит! – закричала Софи. – Это мои яблоки. У меня их почти нет. Оставьте меня.

Том вырвал корзину и выудил оттуда самое спелое яблоко.

– Смотри, Софи, я сейчас буду есть твои яблоки, – он загоготал во весь голос.

– И мне дай, – попросил Джерри и получил свое яблоко.

Софи в попытках вырваться отдавила Фину все ноги и тот швырнул ее на траву.

– Эй! – вдруг испуганно крикнул Фин. – Это Уилл, бежим!

Мальчишки пустились наутек, прихватив с собой и корзину Софи.

По дороге действительно бежал Уилл, как всегда в своей потертой и рваной кофте охотника, с взъерошенными волосами. Он лишь недавно начал охотиться с остальными мужчинами. Уилл был всего на несколько зим старше Софи, но благодаря незаурядному умению стрелять из лука, снискал одобрение у бывалых охотников, которые без сомнений приняли его в свои ряды.

– Опять эти мальчишки? – спросил он, устремив взгляд на убегающих воришек. – Яблоки забрали?

– Ага, – кивнула Софи.

– Ну ладно, не переживай. Разберусь. Вернем твою корзинку и еще немного сверху.

Он кашлянул и уставился в землю, потом словно опомнился и подал Софи руку.

– Вот так, – проговорил застенчиво он.

Солнце уже двигалось по дуге к горизонту, чтобы дать миру расслабиться и уснуть. Широкая спина Уилла загораживала оранжевые пучки лучей.

Софи присела на траву под раскидистым деревом, которое защищало и от солнца, и от ветра, и, казалось, могло бы защитить и от зимы. Река мерно журчала, приглашая мысли пуститься в путешествие вместе с собой в далекие неизведанные земли. Посреди реки, рисуя отражения на водной глади, возвышалась полуразрушенная мельница. Когда-то там работал ее отец Йон Реми. Из воды во время заката, он вытягивал чудесные нити небесного цвета, из которых потом Валери Реми, ее мама, шила невероятные платья с ожившими рисунками. Уилл говорил, что к ним с подозрением относились многие деревенские. Только ее семья умела добывать нити и шить из них одежду. Родители утонули в этой реке, когда Софи была маленькая. Она не знала, что случилось: никто ничего ей никогда не рассказывал, никто не отвечал на вопросы. Но Софи чувствовала, что все знают, чувствовала это в шепоте за спиной, в косых взглядах.

Оказавшись дома, Софи нерешительно присела за стол, то и дело поглядывая на дверь, за которой словно замерло время: мебель родителей, их одежда и вещи – все осталось нетронутым. Огонь в светильнике пощелкивал, призывая ее быть смелее. В самом деле, Софи так жаждала узнать правду, но теперь, находясь так близко к цели, она почему-то боялась. Словно за дверью находилось самое опасное в мире оружие, которое могло перевернуть все вверх дном.

Зайди туда.

      Зайди.

      Пришел час.

Внезапное уханье сов до смерти ее напугало. Софи чуть не упала со стула от неожиданности. Переведя дыхание, она уставилась на пернатых. Птицы сидели на той же ветке, в ряд, крылом к крылу, и смотрели в одну точку. Они выглядели как обыкновенные совы, ничего не выдавало в них умения говорить. Может быть я схожу с ума? – подумала Софи и прижала руку ко лбу, проверить, нет ли жара.

– Хорошо, – подбодрила она сама себя. – Не будь трусихой, Софи, открывай дверь.

За дверью пахло мамой. Аромат, напоминающий мяту и лаванду, аромат, который забросил Софи глубоко в воспоминания, в те времена, когда мама, держа ее на руках, показывала живые картинки в альбоме: на них резвились дикие лесные животные. Счастье кружилось вокруг, оно перескакивало со страницы на страницу, заставляло улыбаться.

Темный шкаф из воспоминаний стоял здесь же рядом, такой же загадочный и неприветливый. Софи провела по нему рукой, ощутив шершавость дерева, немного рассохшегося от влаги. Открыв дверь, она несколько секунд смотрела на ту самую полку, на которой пылились мамины шкатулки. По спине пробежал холодок от волнения. Софи провела рукой по правой стенке, нащупала рычажок и дернула за него. Конверт упал на крышку одной из шкатулок. Софи поднесла его ближе к пламени, чтобы рассмотреть. В тот же миг на нем появилась черная надпись: «Для моей дорогой Софи».

В спальне за столом Софи дрожащими руками вскрыла конверт. Она чувствовала близость родителей как никогда.

      «Моя дорогая Софи,

Очень жаль, что ты читаешь это письмо. Это значит, что рядом нас с папой уже нет. Но это не значит, что мы больше никогда с тобой не увидимся. Мы тебя очень любим.

Я не могу писать слишком много, чтобы не навлечь на тебя опасность. Главное, что ты должна знать, деревня никогда не была нашим истинным домом. Местные люди – скрытные и недобрые. Ты можешь доверять бабушке Ванархи. Она объяснит тебе все после того, как ты ей скажешь: «Вота роуни Срэдс». Будь осторожна, милая, и сожги письмо.

Любящие тебя, мама и папа»

Софи перечитала письмо несколько раз. Оно подарило и радость от того, что в голове звучал мамин голос, и грусть, и разочарование: здесь не было ответов, одни лишь вопросы.

Софи разбудили птичьи песни. Она уснула в платье, на котором как оголтелые летали снегири и радовались новому дню. Солнце пробивалось сквозь плотные шторы. Она проспала сбор урожая.

В садах стояло тяжелое молчание. Дети не играли, а женщины грустно сидели на земле, считая яблоки в почти пустых корзинах.

– Не стоило тебе приходить, – произнесла устало Мэрри, когда Софи подошла ближе.

– Да, – подтвердила Зоя. – Птицы унесли оставшиеся яблоки. Их больше нет. Совсем нет.

Софи огляделась – деревья были абсолютно пусты. Освобожденные от тяжести, они устремили еще зеленые листья к последнему летнему солнцу.

– Это все проклятие.

Бабушка Ванархи без сомнения знала, когда Софи придет. Делала она это с помощью магии или ей везло – неизвестно, но она вновь открыла дверь, как только Софи собиралась постучать. Все повторялось. Те же чашки и чайник. Только теперь Софи знала немного больше.

– Завтра осень, – произнесла бабушка. – Ты достала теплую одежду?

Софи покачала головой.

– В этот раз все будет по-другому. Ты прочитала письмо?