– Ну слушай, – Тамара заправила за уши непослушные пряди. Голос вроде пришел в норму. – Ты уже знаешь, что я попала сюда из тюрьмы, но не поймешь, пока не узнаешь из какой я семьи. Тебе моя фамилия ничего не говорит?
– Знакомо, – ответила я, подумав пару секунд. – Что-то из истории, верно?
– Да, – кивнула девушка. – Дело в том, что мой отец происходит из рода князей Меншиковых. Правда он не родной сын, а приемный, но, по сути, он оказался единственным наследником. В жены он взял княжну из бедного рода польских князей, почти сразу после свадьбы родилась я. – она перевела дух, затушила самокрутку и продолжила. – Мой отец был прогрессивным человеком, всю жизнь посвятил помощи революции. А ведь он князь! Пусть и не родной, но сын князя, наследник. Они с мамой продали свой большой дом, купили маленькую квартиру в Житомире, а все оставшиеся деньги отдали на революционное дело! Представляешь? – в голосе у Тамары опять послышались рыдания.
– После революции мама работала в обычной школе учительницей немецкого языка. Она отлично знала языки, да и меня научила. Отчасти из-за этого я здесь, – Меншикова перевела дыхание продолжила. – Мне было четырнадцать. Я шла домой из школы, но меня перехватила соседка-литовка. Они с мужем держали магазинчик продовольственный рядом. И она мне рассказала, что моих родителей арестовали.
– За что? – тихо спросила я, хотя уже прекрасно поняла за что. Это было то, что моя семья избежала благодаря решению дедушки выйти за безродную крестьянку. Отец всегда осуждал такие действия советской власти, хотя никогда не позволял себе выражаться об этом очень громко.
– Как представителей княжеского рода, царской власти, да ты и сама понимаешь, вижу уж, – вздохнула Тамара. – Так я в неполные четырнадцать лет осталась одна. Та соседка помогла мне собрать небольшой скарб, нашла немного денег, заложив часть моих фамильных драгоценностей. Да, я почти не знала из какого я рода, родители специально не посвящали меня, но носила фамильные мамины серьги. Так я оказалась в Киеве. Денег я получила немного, хватило только на дорогу, что делать потом я не знала и сидела на вокзале, а потом ко мне подошел он.
Я внимательно смотрела на Тамару, не перебивая. И только сейчас я видела, что она не сильно старше меня, просто выглядит так. Да, не легкая доля выпала на ее судьбу. Сейчас мне было ее жалко, я действительно представляла себе девочку, оставшуюся полной сиротой. И в тоже время мне было сейчас немного любопытно. Хотелось узнать продолжение.
– Его звали Прохор, – Тамара снова закурила самокрутку. – Он работал на ткацкой фабрике, иногда позволял себе брать приписки. Но у него был талант. К нам и просто люди приходили, просили его сшить одежду. Фраки, например. Прохор не отказывал. Но было и еще кое-что. Он воровал. Я узнала об этом чисто случайно, полагаю он не посвящал меня в свои воровские дела специально. Он и тут был профессионалом своего дела. Не знаю, как он не попадался… Но благодаря этому жили мне неплохо
– Как ты смогла? Жить с уголовником? – я покачала головой. – Тебе надо было сразу идти в милицию
– И где бы я оказалась? – зло спросила Тамара, однако не повысив голос. – В детском дом? Или в лагере? Да и, – она внезапно покраснела. – Прохор красивым был, влюбилась я в него.
Наверное, глаза у меня стали совершенно квадратными, на что девушка грустно усмехнулась.
– Ты меня осуждаешь, это я и так вижу. Да я и не заслуживаю ничего другого, но все же. Мы никогда не грабили бедных, обездоленных. Портной их жалел. И поэтому навлек на себя беду. Или не поэтому, не знаю я почему.
– Что произошло? – спросила я.
– Это случилось два года назад. Мы с Портным поженились, сынок у меня родился. Ильёй назвали, Илюшей. Прохор очень рад был и решил завязать с воровским делом. Но остальным это не понравилось.
– Остальным? – поразилась я.
– Да, – в голосе зазвучала ненависть. – У Портного был конкурент. Стервятник его звали. Он был отвратительным человеком. Еврей, единственное, что он любил – деньги. А они у него были, но он все равно завидовал том, что у Портного дела идут хорошо. Хотел все его богатство себе. Сам на дело идти боялся, хотя у него было много связей. Ну и он пришел к нам. С двумя своими дружками. Я отправила сына в детскую, сама была в коридоре. И началось это….
Тамара замолчала, задумчиво глядя в окно. Она докуривала очередную самокрутку. Видно было, что эти воспоминания для нее неприятны. Но отступать она не собиралась, поэтому я терпеливо ждала.
– Я не помню толком, что произошло. Раздались выстрелы, меня кто-то оглушил. Помню все отрывками… Я схватила статуэтку, зашла в комнату к сыну… увидела Стервятника, который держал моего ребенка, а потом…. – Тамара опять замолчала, подбирая слова. – Я как во сне опустила статуэтку ему на голову. И не рассчитала силу. Вскоре пришла милиция. То ли соседи услышали выстрелы, то ли он их подкупил. Меня взяли, Илюшу в детский дом. Потом был суд. И судья меня пожалел. Дали всего пять лет, убийство по аффекту.
– А как ты попала сюда? – задала я вопрос, который меня волновал.
– Через три года после того, как меня посадили началась война, да ты и сама это помнишь, когда это произошло. Меня родители учили быть патриотами, любить родину. Ну я пошла к начальнику на фронт проситься. Ну и в итоге меня позвали на эти курсы. А вместе со мной и этих….
– А что про них двоих? – задала я вопрос, который меня волновал больше всего.
– Они отвратительные! – в голосе Тамары просквозила неприкрытая ненависть. – Зоя занималась грабежами и разбоем. Моральных качеств у нее практически нет. За деньги она мать родную продаст. А Глафира еще хуже. В открытую действовать боится, еще бы, с ее росточком. Но действует со спины. У нее и прозвище-то крыса, – внезапно Меншикова зарыдала, закрыв лицо руками.
– Ты чего? – всполошилась я. – Что с тобой? – пересев поближе, я обняла ее, начала гладить по спине.
– Они хотят слинять отсюда, дезертировать – нервничая, Тамара перешла на тюремный жаргон. – Сегодня подходили ко мне. Говорят, что западло им пахать на красноперых, не воровское это дело. И меня хотят утащить с собой. А это прямая дорога в могилу! Тут если рыпнешься, мигом шлепнут! А если и не поймают, то все равно измена Родине. Тогда точно к стенке. А я не хочу, Мои родители воспитывали меня в любви к Родине. Если честно, я не знаю за что любить советскую власть, но я люблю своих родителей. И не хочу становиться предателем в их глазах. Они бы мне этого никогда не простили!
– Тамара, послушай меня, – отняла я ее руки от лица. – Я помогу, ясно? Завтра же мы пойдем с тобой к начальнику объекта, все расскажем, он поможет. А сейчас не плачь. Пошли спать. – От отца-военного я твердо усвоила следующее: доверяй своим командирам. Если есть проблемы – расскажи.
– Правда? – в голубых глазах Тамары появилось чувство надежды. – Ты не обманываешь?
– Сделаю все, что смогу. Честное комсомольское слово!
– Век тебе этого не забуду, – прошептала девушка. – Господа за тебя молить буду.
Я прикусила губу, не зная, как реагировать на последнюю фразу. Решив, что обдумаю ее позже, сказала:
– Сейчас пошли спать. Утро вечера мудренее.
Глава 6.
Утром, сразу после зарядки, ко мне подошла Тамара. Она была очень бледной, а глаза горели лихорадочным огнем. Одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, что она сильно нервничает. Я мысленно застонала, понимая, что она скажет. Ее разговор всю ночь не давал мне покоя, из-за этого я плохо спала сегодня. Да, я ожидала плохих новостей, но не сейчас. Не так быстро. Не так сразу.
– Они собираются сбежать сегодня, – прошептала девушка, убедившись, что поблизости нет ее «подруг». – Ты правда мне поможешь?
– Сделаю все, что смогу, – ответила я честно. На самом деле говорила я увереннее, чем было на самом деле, потому что плана у меня не было.
К завтраку я вся извелась, хотя до него прошло не так много времени. Но небольшой план в голове родился. Мне нужно было посоветоваться с Йосей. Кроме того, что он был моим другом, он также был еще и моим командиром, а значит тем, кто может мне помочь. Поговорить я решила с ним наедине, поэтому я решила дождаться конца завтрака и специально подгадала момент, чтобы пойти относить посуду вместе с ним.