– Нет, – выталкиваю воздух из лёгких. – Нет…

Слава чуть отстраняется; я не вижу, но чувствую его взгляд, и тогда открываю глаза, чтобы внутренне содрогнуться от желания, что вижу напротив.

– Ты его не любишь, – звучит угрожающе из уст Славы.

– Нет…

– Тогда в чём дело?

– Я… не… не здесь.

Его губы дергаются в улыбке, а в следующий миг он уже прижимается своей щекой к моей и горячо шепчет:

– Боишься, что узнает? Хорошо, я тебя понял.

Слава с силой прижимается к моим губам, а затем резко отстраняется и, не оборачиваясь, идёт в сторону дома.

Я пару секунду смотрю вокруг и с облегчением опускаюсь по стене вниз: кроме Зари, мирно лакомящейся травкой, поблизости никого нет.

Август, 2016 год…

Я слышу звонок в дверь и тут же бегу вниз – у нас со Славой сегодня грандиозные планы!

– Что? Что такое ты говоришь, Свят? – доносится до меня взволнованный голос мамы, и я мгновенно настораживаюсь, прибавляя шаг.

В дверях стоит отец Славы, и по его лицу не понятно, что случилось. А вот мама… Мама одной рукой держится за сердце, а пальцами второй вцепилась в ворот его пиджака.

– Мам?

Две пары глаз впиваются в меня. У мамы совершенно бледное лицо, которое мгновенно начинает кривится от слёз:

– Слава, девочка моя…

Я не на шутку пугаюсь, сердце за секунду набирает бешенную скорость. Кто-то пострадал? Что-то случилось с мамой Славы? Или с ним самим? Почему здесь его отец?

– Нужно… – вновь смотрит мама на дядю Свята. – В какой он больнице? Мы сейчас же должны поехать к нему!

– Боюсь, реанимация лишь формальность, Карина, – без эмоций замечает он. – Авария была слишком серьёзной…

– Кто в больнице? – падает у меня сердце.

– Не смей так говорить! – в то же время кричит мама и начинает что-то искать на полке. – Слава, твой папа… Он… в больнице. Мы нужны ему, милая. Нужно… скор-рее ехать к нем-му…

Папа? Папа попал в аварию? И сейчас в реанимации?

– Ключи… где же эти чёр-ртовы ключи?! – мама срывается, скидывает все вещи с полки и, рыдая навзрыд, сама бросается на пол, чтобы снова их искать.

Я спешу ей на помощь, ещё не готовая поверить в реальность случившегося.

– Карина, возьми себя в руки, – холодно замечает дядя Свят. – Я вас отвезу. Идёмте.

Эти слова действуют на маму, как успокоительное. Она поднимает заплаканные глаза на меня, протягивает ко мне руку и, обхватив мои пальцы своими, поднимается на ноги:

– Да… да. Спасибо, Свят. Пойдём, милая.

Мы втроём занимаем заднее сидение машины отца Славы, и он говорит водителю номер больницы, в которой сейчас находится мой отец…

Папа… Это не может быть правдой. Пап, борись! Ты должен жить. Ради нас с мамой, ты должен жить! Пожалуйста, папочка…

Пока мы едем, время тянется невыносимо медленно и в то же время его, словно не существует, потому что в больницу мы врываемся буквально через секунду, после того как сели в машину.

Мама крепко сжимает мою руку, словно только это ей помогает держаться. У меня онемели пальцы, но я не обращаю внимания. Сейчас ничего не имеет значения. Сейчас нам с мамой нужно знать, что с папой всё будет в порядке. Только это важно. И больше ничего.

Нас провожают в комнату ожидания и обещают, что врач, который расскажет нам о состоянии папы, придёт к нам, как только освободится. Мы вынуждены ждать, заняв мягкий диван и крепко обившись. Минуты неизвестности тянуться, как резина, из одной перетекая в другую, но, словно оставаясь на месте. Потому что ничего не происходит. Врача всё нет. Тихие слёзы катятся с глаз мамы. А я не буду плакать. Потому что папа не может умереть. Мне плевать, что сказал дядя Свят. Он не доктор. Он ничего не понимает в медицине. У него другая специальность. А вот врач, врач папы, придёт и скажет, что всё будет хорошо.

Не может быть по-другому.

Я не хочу.

– Карина, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Договорились? – врывается в наш с мамой мир голос дяди Свята, о котором мы совершенно забыли.

– Не смей, слышишь? – шипит в его сторону мама, сильнее сжимая меня в своих объятьях. – Не смей хоронить его раньше времени!

– Прошу, будь благоразумна…

– Заткнись! Молчи или уходи отсюда, ясно?

– Совершенно.

Зачем он так говорит? У него, что, вообще нет сердца?

Я провожаю его спину злым взглядом до самого окна, к которому он отходит, и тут дверь в комнату открывается. Врач! Мы с мамой подскакиваем с мест, вновь берёмся за руки и с замершим сердцем ждём, когда он приблизится к нам и заговорит.

– Как я полагаю, вы супруга Ромашова Дмитрия Александровича?

– Верно. Карина Марковна, – часто кивает мама. – Это наша дочь, Слава.

– Приятно познакомится, меня зовут Ирш Валерий Валентинович, я дежурный врач. Карина Марковна, ваш супруг попал в автокатастрофу, "Скорая помощь" доставила его в нашу больницу в очень тяжёлом состоянии. Чудом, если быть откровенным. Карина Марковна… мы… мы сделали всё, что было в наших силах, но боюсь, этого недостаточно, чтобы ваш муж остался жив.

У мамы подкашиваются ноги, но рядом вырастает дядя Свят и успевает её подхватить за плечи, я же ощущаю себя так, словно весь мир в один миг опустел.

Недостаточно, чтобы ваш муж остался жив…

Недостаточно…

Остался жив…

Это значит, что он точно умрёт?..

– Присядьте, Карина Марковна…

– Но… Что…

Маму усаживают, дядя Свят продолжает обнимать её за плечи, а я остаюсь на месте, словно окаменела.

– Карина Марковна, сейчас ваш супруг в реанимации, он находится на аппарате жизнеобеспечения. Нам остаётся лишь следить за его показателями. Я не отговариваю вас верить в чудо, но советую приготовится к любым последствиям.

К любым последствиям…

Я не могу здесь больше находится.

Кажется, я задеваю плечом доктора, когда бегу мимо него к двери. Воздух! Мне нужен воздух. Но вокруг лишь стены. Давят, словно они живые и шевелятся. Словно вознамерились раздавить меня, уничтожить, не дать сделать и вдоха. Или это так сдавливает мою грудь? Отчаяние и боль, которым я не позволяю развернуться в полную силу?

Плевать.

Мне нужно бежать. Бежать от этого места, как можно дальше. Я знаю, что там им меня не достать. Им не добраться до меня. Я не позволю!

Не хочу.

Лестница. Люди. Стены. Коридоры. Всё смешивается. Становится каким-то размытым пятном. Но там… Где-то там, куда я бегу, всё станет понятным и чётким. Я чувствую. Знаю!

– Яся! Ясь!

Что?.. Слава?..

Не знаю как, но вот я уже в его руках. Дышу… С безумием вдыхаю знакомый аромат, наполняю лёгкие необходимым кислородом…

Я здесь. Я добралась.

– Ты в порядке? Мама сказала…

Выдох:

– Нет. Мой папа… он… умирает, Слав…

Боль и отчаяние настигают меня в один короткий миг, и я падаю в их мрачную бездну.

***

На маму больно смотреть – она выглядит абсолютно потерянной. Но каким-то образом собралась и организовала похороны… папы.

Господи, не могу поверить, что он больше никогда не войдёт в входные двери собственного дома и не назовёт меня ласково козочкой…

И все эти люди? Которое собрались тут? Они так же сильно любили моего отца? Они действительно жалеют, что его больше нет? Неужели, они могут страдать так же сильно, как страдаем мы с мамой? Очень сомневаюсь.

Резко поднимаюсь из-за стола и иду на задний двор.

Слышу, как Слава поднимается вслед за мной и мысленно его благодарю – он единственный кто отчасти понимает моё состояние. В любом случае, старается изо всех сил и поддерживает меня. Впрочем, я уверена, что он-то как раз любил моего отца не меньше меня, а значит, ему больно так же, как мне.

– Куда сбежим? – интересуется Слава, как только мы выходим на воздух.

– Не знаю, – бросаю я и иду специальной дорогой к конюшне Славиной семьи.

– Понял.

Езда верхом всегда избавляла меня от любых мыслей. Словно ветер, омывающий твоё лицо, когда ты мчишь по полю галопом, всерьёз способен развеять все твои печали и невзгоды. Впрочем, тебе и не должно быть дела до размышлений, когда нужно удержаться в седле.