Когда я поднимаюсь на второй этаж, мой друг уже во всю выпивает. Опускаюсь на ковёр рядом с ним, опираясь спиной на поручни и принимаю протянутую мне бутылку виски. Специально делаю маленький глоточек, но горло всё равно неприятно обжигает.

– Твой первый раз? – улыбается Слава, глядя, как я морщусь.

– Нет, но от практики приятней не становится.

– Надо разбавлять. Я сгонял за стаканами и колой, пока ты тормозила.

Он достаёт из-за спины два пухлых бокала и ставит их между нами. Ухмыляясь, разливает по ним сначала спиртное, а затем добавляет колы:

– Пробуй.

– Думаешь, Америку мне открыл, Слав? – подхватываю я бокал. – Меня не держат под замком – я бываю на вечеринках.

– Какие мы продвинутые. Ладно, давай за меня, – стукает он свой стакан о мой.

– А знаешь, кому сейчас вообще пить нельзя? – лукаво щурюсь я на друга после.

– Кому?

– Смотри, – подобрав ноги, поворачиваюсь я в сторону гомонящей внизу толпы, и сама ищу глазами старую знакомую. – О, вон она, у окна, видишь?

– Изи? А что с ней?

– Смотри, – хихикаю я. – Не видишь в ней изменений? Тебе лучше всех должно быть заметно.

– Кончай, Ясь. Изи, как Изи.

– Ладно, – вздыхаю я, повернувшись обратно. – Беременна она. В восемнадцать! И похоже, от друга своего папеньки. Это всё слухи, конечно, но что беременна – факт. Сама сейчас видела, как она отказалась от спиртного.

– Ты что-то имеешь против беременностей? – усмехается Слава.

– Нет, но ей же всего восемнадцать! Для себя пожить не успеет. Вон, посмотри на наших родителей, мы у них поздние, они вполне успели насладиться жизнью, чтобы потом уделять нам как можно больше внимания.

– На твоих родителей, Ясь. Моим на меня плевать по большому счёту, они вообще могли и дальше наслаждаться своей жизнью. Не понятно какого хрена удумали завести меня.

– Не говори так.

– Брось, от меня избавились, когда мне было одиннадцать! А возвращают тогда, когда нужно показать свою важность и подмазать необходимых людей. Я для отца лишь повод, чтобы собирать вот такие сборища, – кивает он в сторону гостей.

– Ну и пусть. Зато мы видимся чаще.

– Будь моя воля, я бы лучше бухал сейчас со своими парнями, – говорит он тихо, свешивая ноги вниз. – Вот, кто умеет веселиться. Стив устроил бы мне настоящую тусу, не то, что здесь.

– Ага, жаль, что тебе пришлось прилететь сюда, – говорю я с ядом в голосе, сбрасывая с ног ненавистные туфли. Зачем вообще наряжалась? Идиотка.

– Эй, я не о том, что не рад проводить время с тобой, – примирительно теребит Слава меня за плечо. – Я о том, что ещё сильнее ненавижу своего отца. Ладно, проехали. Извини меня за паршивое настроение. У тебя как дела? Значит, говоришь, что сама ни за что не залетишь в восемнадцать?

– Нет, конечно, – ворчу я, тоже разворачиваясь в сторону холла и свешивая ноги вниз. – Меня, в отличии от некоторых, научили, что нужно предохраняться.

– А вот это правильно. Так у тебя… У тебя уже было?

– Не твоего ума дело, – усмехаюсь я, чувствуя жар у щёк.

– Ясно, – почему-то начинает он ржать. – Ну хоть целовалась с кем-нибудь?

– Ты идиот, Слав, – улыбаюсь я.

– Целовалась? Да? С кем?

– Ты его всё равно не знаешь, – говорю я важно. – Парень со школы. Мне не понравилось.

– Наверное, не умеет. Присмотрись к другим. Я пока тебя ждал, наблюдал, как тебе вслед добрая половина мужиков шеи ломала. О, даже сейчас Колян с завистью посматривает на меня, и с обожанием на твои стройные ножки.

Я непроизвольно ищу взгляд заклятого в прошлом врага, и, когда встречаюсь с ним, вижу, как Коля начинает мне улыбаться, салютуя бокалом в руке в мою сторону. Я вдруг ярко вспоминаю случай на яхте и не сдерживаю себя – показываю ему средний палец, мило улыбаясь в ответ. Коля начинает смеяться, Слава тоже. Я и сама смеюсь, заметно повеселев.

– В туалет хочу. Скоро вернусь.

Когда я выхожу из ванной комнаты, то нос к носу сталкиваюсь с мамой Славы, Алиной Петровной. Она сначала дергается в сторону от меня, а затем с силой обхватывает пальцами мои плечи:

– Ты… ты на неё похожа, слышишь? Очень похожа. Словно копия.

Меня пугает её взгляд: блестящий нездоровым блеском, бегающий по моему лицу. И шепот её меня смущает, тревожит нутро, приносит недоумение.

– Вы о чём, Алина Петровна?

– Нельзя, чтобы он тебя видел! Это плохо. Очень плохо. Не стоит тебе приходить к нам в дом. Зря ты на неё похожа. Такая красивая, юная, у тебя вся жизнь впереди. Не приходи к нам больше, слышишь? Не нужно, чтобы он тебя видел. Ты настоящая копия… её! – последнее слово она шипит, неожиданно меня отпускает, что я покачиваюсь на месте, и, резко развернувшись, уходит.

Мне не остаётся ничего, кроме как идти вслед за ней.

– Мам? Ты в порядке? – спрашивает Слава, когда Алина Петровна проходит мимо него и начинает спускаться по лестнице. – Мам?.. Что у вас случилось? – это уже мне.

– Не знаю, – говорю я ошарашенно, занимая прежнее место. – Мы встретились у туалета, она начала мне говорить какой-то бред о том, что я не должна сюда приходить. Слав, у неё взгляд был, словно она не в себе, – последнее я говорю едва слышно.

– Это из-за него, – с яростью выплёвывает Слава, наблюдая взглядом за матерью. – Он с ней что-то делает. Из года в год что-то с ней делает. Каждый раз, когда я возвращаюсь, она выглядит всё более потерянной, Ясь. Он как-то её мучает, пока меня нет дома, я уверен!

Я поджимаю губы и сочувствующе сжимаю пальцами его плечо. Славе всё равно в чём обвинять отца, лишь бы обвинить. И тут… Внизу разбивается посуда, кто-то кричит. Все головы разворачиваются к произошедшей сцене, участники которой моя и Славы мамы…

Мы подскакиваем на ноги одновременно, цепляемся пальцами за перила и свешиваемся с них, чтобы видеть и слышать лучше.

– Всё из-за тебя! – тыкает пальцем Алина Петровна в сторону моей мамы. – Ты во всем виновата! Ты! Ненавижу тебя! И его ненавижу!

Моя мама находится в полном шоке, жмётся к груди папы, явно не понимая о чём говорит мама Славы. Вижу, как к последней уже спешит муж, раздвигая локтями гостей…

– Я никогда не выносила вас в своём доме! Всё становилось ещё хуже! Я устала! Я очень устала! Я больше не могу этого терпеть! Вон! Уходи вон из нашего дома! Ненавижу тебя! И его ненавижу.

– Алина! – обнимает жену Святослав Георгиевич. – Прекрати.

Она заметно вздрагивает, смотрит на него испуганным взглядом и начинает что-то ему говорить. Но нам не слышно – мы слишком далеко, только и видно, как быстро шевелятся её губы.

– Да, дорогая, ты перенервничала. Давно не видела сына, хотела, чтобы праздник прошёл на высшем уровне. И ты справилась, милая, справилась. А теперь тебе нужно отдохнуть. Пойдём, я тебя провожу. Прошу вас, гости, продолжайте веселье. Мить, Карин, примите мои извинения, – напоследок обращается отец Славы к мои родителям.

– Это он! Он свёл её с ума! – зло бросает Слава и срывается навстречу к родителям.

Я наблюдаю, как он перехватывает мать из рук отца и сам ведёт её по лестнице вверх. Перевожу взгляд на дядю Свята и вздрагиваю от испуга – он прямым взглядом смотрит на меня. У меня второй раз за вечер по коже бегут мурашки.

Наши дни…

– Знал, что найду тебя здесь.

Я с силой пальцами сжимаю калитку стойла, делаю глубокий вдох и на выдохе разворачиваюсь в сторону входа в конюшню. Там стоит Слава, вальяжно прислонившись плечом к деревянному косяку, и смотрит на меня насмешливым взглядом.

– И зачем ты меня искал?

– Скучно здесь, – пожимает он плечами и делает шаг в мою сторону. – Плюс, хотел извиниться.

– За что конкретно? – поднимаю я брови.

Слава смотрит себе под ноги, медленно вышагивая по прелому сену, и улыбается:

– Да, есть из чего выбирать. Хочешь?

– Что?

– Выбрать, Ясь, – поднимает он глаза, остановившись в метре от меня. – Хочешь?