— Интересно, если я засну и здесь, то эффект бодрости от долгого сна помножится на два?

Но спать не хотелось, и уже через пару мгновений я шла по поляне, любопытно вертя головой.

— Так-так-так… На чём я в прошлый раз остановилась?

Взяв красную книгу, небрежно скинутую на землю, и открыв её на середине, я поняла, что читаю про свой восьмой Новый год на моменте, где я открываю подарок с большой куклой. В голове подтверждающе пронеслось воспоминание, и я легко скривилась от головной боли.

— Разве во сне ты не должен чувствовать боли? — пробормотала я себе под нос, потирая голову. — Опять загадка, вылезшая в не самый подходящий момент…

Поставив книгу на место, я снова поддалась своему любопытству, подумав, что будет, если я уничтожу в книге пару страниц.

— Если смогу, — поправила я себя. — Вдруг земля развергнется под ногами, и я с криком упаду в пучины Ада? Ну, или просто ничего не произойдёт, но это уже не так интересно…

Просидев на траве не менее получаса, я наконец-то решила вырвать страницу о последней записи в дневнике, который я ежедневно вела, чтобы расставить мысли по полочкам и притвориться, что пишу отчёты-письма родителям, которые те непременно получают и улыбаются. Короче говоря, моя нынешняя жизнь строится по больше части на осознанном самообмане, и, когда вернусь, мне предстоит совершить несколько визитов к психологу… Или к психиатру.

Найти определённую книгу в этой «библиотеке» было, мягко говоря, сложновато, учитывая, что до большинства я не могла и дотянуться.

— Если это имитация моего подсознания, то она достаточно плохая для меня, — посетовала я. — Хей, ты!.. Как же тебя… Товарищ, отвечающий за здешний порядок! Почему не придумал ничего поудобнее? Ты что, не проходил курсы цифровизации? Книги — прошлый век, теперь все давно уже пользуются компьютерами… Смекаешь?

Разумеется, ничего не произошло, я разозлёно пофыркала и посмеялась над собой, чтобы зайти за поворот и чуть не получить разрыв сердца.

Компьютер — точь-в-точь как у меня при работе в Комиссии! — смиренно стоял так, будто бы всегда там и находился, хотя клянусь, пять минут назад тут не было и стола. Стул на колёсиках приглащающе был повёрнут в мою сторону, и я с подозрением оглянулась по сторонам.

— Спасибо, — осторожно поблагодарила я. — Не хочу наглеть, но… А ты можешь достать и шоколад?

На столе появилась вазочка с моими любимыми — бельгийскими — конфетами, и я справедливо посчитала, что если я и сошла с ума и на самом деле бегаю по улицам в неглиже, крича что-нибудь в роде: «Я так обожаю шутки Джейн!», то надо пользоваться и бонусами, что больной мозг мне предоставляет.

Конфеты таяли во рту и были просто невероятными, такие я пробовала лишь во Франция от фирмы известнейшего мастера Жан-Поль Эвина. Технология их изготовления невероятно сложна, — вот уж о чём я знала бесконечно много, так это о шоколаде — а стоили они так, будто бы ты покупаешь хорошенький автомобиль. Но чёрт побери, какими они были вкусными…

Я зажмурилась и неожиданно для себя разревелась, жалея, что всхлипы мешают мне полностью отдаться во власть наслаждения. Целый год я не ела ничего, что хоть приблизительно можно назвать вкусным, и сейчас, получив желаемое… Оказывается, мне это не хватало.

В вазе осталась одна конфетка, и я с трепетом взяла её в руки и приложила к груди, думая, что если — нет, когда — я встречу родителей, то свалюсь в обморок от неверия и счастья.

Положив её в рот, я не спеша жевала, растягивая удовольствие, и привычно начала бить по клавишам клавиатуры. На рабочем столе была лишь одна папка — «Морозова Александра Андреевна», а вот то, что было в ней… Было уже интересней.

Вся моя жизнь от первого вздоха до моего нахождения здесь, миллионы папок, в которых содержались и другие, имелись и документы, так подробно расписывающие моё существование, что впору было нервно икать от мысли, что за мной наблюдает сталкер всю долбаную жизнь.

Разумеется, было объяснение логичнее и проще — но уже не такое интересное — вполне возможно, что, постоянно напрягая способность, я спровоцировала скачок развития, который, зараза, не помогал ни вернуться домой, ни придумать, что делать с Комиссия, а мог лишь…

— Ну, помочь с нехваткой шоколада, — пробурчала с красными глазами и набитым ртом я. — Интересно, это место… может воспроизводить ощущения, которые я когда-либо испытала? А если я захочу попробовать на вкус звёздную пыль?

Экспериментировать я не стала, — разумеется, пока — а вот вопрос с удалением записей меня не на шутку взволновал. Может, я до это неправильно оценивала свою способность? Вдруг она способна на большее?

— Какая сейчас уже разница, ё-моё, — простонала я. — Конец света уже настал, и если моя способность не может повернуть время вспять, то она бесполезна… Но проверить всё же стоит…

Открыв самый последний документ, в котором в режиме настоящего времени заносились записи, я задумчиво хмыкнула и, хрустнув, пальцами, сказала:

— Погнали!

***

Проснулась я от ощущения пристального взгляда — не самое лучшее пробуждение, как по мне — и, смахнув в стороны волосы, упавшие на лицо, мягко потянулась, чтобы в следующее мгновение открыть глаза и заорать.

— Ты всегда так долго спишь? — пренебрежительно сказал Пятый, сидя в паре метров от меня.

— Ты всегда наблюдаешь за спящими людьми? Знаешь, это как-то жутко, — пробормотала хрипло я, чтобы тут же чертыхнуться — это был идеальный момент для шутки!

— Только когда не уверен, помрёт ли спящий во сне или нет, — невозмутимо ответил он.

— Сколько я спала? — ничуть не смутившись, спросила я, приподнимаясь и разминая затёкшие руки.

— Около двадцати часов.

— Оу, — протянула я в смятении. — Видимо, после встречи с тобой моему мозгу надо было в два раза больше времени прийти в себя. Ты очень… эффектный, знаешь?

— Жду тебя снаружи, — невозмутимо сказал он, косо взглянув на меня. — И побыстрей.

— Это что, приказ? — прокричала я ему в след, отойдя только тогда, когда за ним закрылись импровизированные двери. — Вот наглёж…

С удивлением я осознала, что могла бы не видеть его лицо ещё долго, хотя искренне считала, что после встречи с живым человеком не выпущу его из своих объятий целый месяц. Что мы будем много-много общаться, говорить о своих жизнях и везде — даже в туалет — ходить за ручки.

— Ну, я уже поняла, что этот хмырь не очень-то обычный, — протянула я. — Да и за ручки с ним можно подержаться, лишь когда у него возникают подозрения в твоей лжи.

Я весело хихикнула, но всё же, когда привела себя в относительный порядок и вышла из палатки, то ощутила облегчение, увидев наматывающего круги Пятого.

— Почему так долго? — решил начать с претензии он.

— Девушки всегда собираются дольше, если их ждёт очаровательный спутник, — подмигнула я. — У тебя есть какие-то планы на день, раз ты всполошил меня с самого утра?

— Уж скоро вечер, — проворчал он.

— Разве это так существенно? — сказала я и широко зевнула, впервые за год ощутив потребность прикрыть рот рукой.

— Ты больна? — прямо спросил Пятый, сузив глаза.

— Чего? — не сразу осознала я, с чего он сделал такие выводы. — Ах, совершенно верно! Всю ночь не могла заснуть, бредила твоими прекрасными голубыми глазами.

Он закатил глаза и так человечно и устало вздохнул, что я даже устыдилась.

— Голодна? — спросил вдруг он.

— Да не то чтобы…

— За мной, — приказал он, поворачиваясь и куда-то стремительно уходя.

Я пристроилась рядом с ним, вынужденная едва ли не бежать из-за его широкого шага. Шли мы в молчании, благо, что дошли быстро, и я с удивлением поняла, что этот кекс выбрал самую удачную точку, чтобы наблюдать за моим лагерем, разбитым почти у самого берега.

— Если я задам вопрос: «Почему ты решил обосноваться здесь?», то ты ведь посмотришь на меня как на дуру и скажешь, что здесь самый живописный вид?

Он многозначительно хмыкнул. Я не поняла, но решила не уточнять.