Несмотря на все его опасения, ночь прошла спокойно. То ли никто не позарился на такой маленький кусок мяса, или, вернее будет, на такой набор костей, то ли высота его убежища не дала заинтересованным мордам с большими клыками добраться до него, или, скорее всего, обитатели леса пока не знали, что их стало на одного больше, но ночью его ничто и никто не побеспокоил. Еще толком не проснувшись, почувствовал во рту что-то чужеродное и машинально сплюнул. Оказалось – листик одуванчика. Прогоняя последние остатки сна, потер лицо ладонями. Немного поерзал телом, проверяя крепость гнезда, и затем осторожно глянул вниз.
В предрассветных сумерках все выглядело тихим и спокойным. Уже начинали щебетать ранние пташки, и природа выглядела умиротворенной. Тело за ночь немного закоченело от холода, все-таки хоть и поздняя, но весна, не лето, но спасли запасенные с вечера ветки, в которые он во сне и зарылся. Согреться не согрелся, но не промерз до костей. Еще раз основательно вокруг осмотревшись, сбросил вниз дрын. Обмотал вокруг талии отвязанную веревочку и, прихватив все свое немудреное имущество, аккуратно, так как тело спросонок, да еще и с холода слушалось плохо, спустился на землю.
Первым делом оправился под ближайшим деревом, затем снял рубаху и, дрожа от утреннего озноба, стал водить ладонями по тяжелой от утренней росы траве, и затем, бросая капли воды на себя, умылся до пояса. До красна растерся той же рубахой, так, что телу стало жарко и утренний холод, который до этого пробирал до костей, стал казаться приятной прохладой. Затем нашел какое-то растение похожее на лопух, а может это он и был, свернул из него кулек и, закатав штанины, стал собирать утреннюю росу. Аккуратно встряхивая траву, собирал в кулек по одному два глотка, и тут же выпивал. Воды было конечно маловато, но много ли надо столь тщедушному тельцу. Это конечно не шло ни в какое сравнение с утренним кофе, но жажду утолило. Затем были утренние процедуры, тело оказалось не только прожорливым, но и вполне себе функциональным и в другом плане. Так что тренировка-не тренировка, но что-то похожее получилось. Во всяком случае вспотеть удалось. Затем последовал завтрак.
Сидя под дубом и тщательно пережевывая собранные вчера подвяленные листья щавеля с подсохшими грибами, он рассчитывал свои дальнейшие шаги. Первым делом конечно вода, затем огонь и напоследок жилище. Воду и огонь можно объединить, где речка там и камни, а где камни, там и кремень. Он помнил таежные речки и ручьи из своего мира. Весной мутные и рычащие, напитавшиеся талой водой потоки, вырвавшиеся из ставших тесными берегов, несли вырванные с корнем деревья, кости, ветки и прочий лесной мусор и с бурлением ворочали огромные валуны. Зато летом они возвращались в предусмотренные природой русла и несли свои воды хоть и по-прежнему быстро, но плавно и тихо, и только на мелких перекатах миролюбиво и звонко журчали своими прозрачными струями, обтекая те же самые валуны, которые только совсем недавно катали как мячики, но сейчас ставшими неподвластными ослабшему течению. Берега на таких перекатах были просто усыпаны вымытыми за весну из тела земли самыми разными камнями. Так что найти на таком бережку кремни было вполне реально.
По дороге не забывать о еде. Конечно, долго на траве не продержишься, но, насколько он помнил по своему миру, в тайге наткнуться на ключ, родник или речушку не составляло труда. Обычно три-четыре дня, максимум неделя ходьбы и обязательно встречался очередной источник. Когда уходили на большую охоту или на поиски женьшеня, а по времени это могло занять и два месяца, то воду с собой брали литров по пять, только на первое время. И насколько он помнил, ни разу не страдали от жажды. Ну а там, где вода, там уж он найдет, чем поживиться. Не то, чтобы он был великим охотником, но если будет хорошее место, где можно задержаться на время, то всегда можно вспомнить несколько способов, чтобы разжиться дичью. В крайнем случае такие лесные речушки кишели рыбкой и раками. Конечно каковы были по размерам речушки, таковы и ее обитатели, но при его нынешних габаритах ему много и не надо.
Собираться ему было недолго. Единственное, что вытащил из штанов веревочку, которая оказалась сплетенной из какого-то растительного волокна и была довольно крепкой на разрыв и обвязался вместо нее сплетенной им самим косичкой из бересты, которая была гораздо хуже, но на поддержку штанов пойдет. А веревочкой, не пожалев полчаса времени, накрепко привязал нож к посоху наподобие наконечника, а сам посох с помощью еще одной лыковой веревочки закинул за спину. Никаких иллюзий насчет получившегося копья он не испытывал, не с его умениями и силенками, но таким образом нож всегда был готов к бою и отбиться от чего-то неожиданного он сумеет, а готовым надо быть ко всему, а так и оружие наготове, и руки свободны для сбора пищи. А копье, даже такое, оно и есть копье. А чтобы совсем уж руки не были пустыми вырезал себе из крепкого орешника толстый посох. Удобно и при ходьбе и, если что, поможет и при обороне. В крайнем случае хотя бы кинуть в противника, и пока тот будет ловить подарок, достать из-за спины копье. Так и пошел, подождав, когда подсохнет роса, с посохом в правой руке и с лукошком в левой.
Шагалось легко. Если бы еще не мошкара, так и норовившая влететь в рот или в глаза. Впрочем, он терпеливо сносил ее присутствие, вспомнив по прежним временам, что, будучи детьми они совсем не обращали на нее внимания и даже здоровенные таежные комары не доставляли больших хлопот. К ним надо просто привыкнуть. С каждым часом он все больше срастался с окружавшей его природой и со своим новым телом и чувствовал себя все увереннее. И все больше вспоминались таежные навыки, казалось оставшиеся в далеком детстве. Стопы ног сами стали мягко перекатываться с пятки на носок, большими пальцами чуть вовнутрь. Так вес тела равномерно распределялся между пальцами ног, которые сильно влияли на напряжение ног во время ходьбы, и таким манером можно было преодолевать большие расстояния, не чувствуя усталости. Глаза внимательно скользили по окрестностям, замечая малейшие нюансы.
На первый взгляд лес вокруг ничем не отличался от земной дальневосточной тайги. Такое же дикое смешение природных зон, которое причудливо играло самым разнообразным смешением деревьев и других растений. Например, суровый кедровник или сумрачный ельник вдруг сменялся плантациями малинника или лещины, а заросли чертового дерева чередовались веселыми лужайками, окруженными дубами и березами, обвитыми лианами лимонника или дикого винограда. А уж величественный липовый лес с реликтовыми деревьями в несколько обхватов и зарослями папоротника навеяли тоску по походам за женьшенем. Кстати, не забыть бы потом заняться его поисками. Если тут есть липа и папоротник, то должен быть и женьшень, к которому Витольд Андреевич питал истинное уважение. Но встречались иногда и совершенно незнакомые деревья и растения, хотя может он что-то и забыл. Все-таки в детстве он был ни разу не ботаник и не зоолог и цели имел чисто утилитарные – кого бы сожрать и что бы сорвать для той же цели. И если бы тот мужчинка, который закинул сюда Витольда Андреевича не предупредил, что здесь будет совсем другой мир, то он подумал бы, что попал в Приморскую тайгу, до того все было похоже и знакомо.
Путь впереди предстоял неизвестно какой протяженности по длине и по времени, поэтому шагал он, не торопясь, размерено, как на прогулке, без отдыха и перерывов, жуя на ходу все, что попадалось съедобного. Ночевал на деревьях, хотя ничего опасного пока не встречалось. Но, вбитые в прежней жизни привычка всегда быть настороже, и природная паранойя держали его в тонусе и не давали расслабиться. Два раза пришлось делать остановки на день. В первый раз нашел заросли крапивы и полдня дергал еще невысокие кустики. Крапива было молодая и довольно нежная, но уже щипалась. Верхушки отлично пошли на салат, что стало прекрасным дополнением к диете из грибов и одуванчиков, а стебли, обрезав корни и листья, повесил сушиться. Утром, собравшись в путь, навесил подвяленные стебли, связанные в одну длинную бахрому, на пояс. Так и шел дальше в пышной юбке. Стесняться было некого. Да если и встретился бы кто, то ему было глубоко наплевать. Ну дикарь, ну туземец, ну и что? Впрочем, покрасоваться было ни перед кем, никто ему не встретился и вообще следов разумной жизни он так и не приметил.
