Какое-то странное чувство не покидало меня. Почему Северцев показывает все это именно мне? Чем я такой особенный? Или со мной что-то не так?

– Присаживайся, Лех, – сказал он, включая мониторы на стене.

Тут было множество всяких приборов, назначение которых я не мог понять. Северцев сел напротив и что-то набрал на клавиатуре компьютера. На мониторах появились изображения, которые слились в одно целое, расплескавшись на большом экране. Картинки сменялись быстро. Я понимал, что это война, я видел трупы, сотни трупов, солдат в радиационной защите, в противогазах, ядерный взрыв, уничтожающий все живое. Голос за кадром сообщал, что программа «Серый рассвет» прошла успешные испытания и осталось только смоделировать в небольшой группе социума реальные события.

«…Участники эксперимента не должны знать о происходящем. Их гибель будет считаться побочным эффектом, и нерационально рассчитывать количество жертв…»

Я с непониманием посмотрел на Северцева – в глазах застыл немой вопрос. Он провел рукой по коротко подстриженным седым волосам и выключил запись.

– Я думаю, ты кое-что понял, сынок.

– Игорь Сергеевич, почему я?

– Меня попросила Оксана.

– Оксана? – теперь я точно ничего не понимал. – Рассказывайте с самого начала. Вы как мой отец, который всегда что-то скрывал о своей работе. Я знал, что он работает в турагентстве и должен бывать в командировках. Хотя в свете последних событий думаю, занимался он чем-то секретным. Та же информация о базе была не просто мифической надеждой. Он верил, что нас найдут и спасут.

– Как звали твоего отца? Возможно, я знал его? – выдохнул Северцев. – Хотя, если он был засекречен, только при совместной работе…

– Его звали… Владимир Георгиевич… – Мой голос дрогнул. Воспоминания словно старый осколок в ране, который не смогли вытащить врачи. – Маркин…

– К сожалению, – пожал плечами Северцев, – не пришлось общаться с ним. А теперь можем поговорить, Леша, здесь нас никто не услышит. У меня есть выбор: свернуть тебе шею или рассказать правду, если ты поклянешься молчать. Правда может быть опасна, и людям пока не нужно знать все.

Я чувствовал, как майка прилипла к спине, во рту пересохло. Я попросил воды – капитан кинул на стол фляжку.

– Привычка со службы – вода всегда есть в запасе. – Он улыбнулся. – Знаю, что ты умеешь хранить секреты, и хочу рассказать то, что считаю нужным, чтобы ты не наделал глупостей. Потому что уверен: тебе не сидится на месте, и вы с Жекой задумываете устроить самостоятельную вылазку.

Я покраснел и покачал головой. Отпираться было не к чему, я не умел, да и не хотел врать.

– Не хотелось бы, чтобы вы втягивали в это Оксану.

– Оксану? – Я не ожидал, что судьба Мелкой его так волнует.

– Дело в том, что Оксана – моя дочь. Это долгая история, и командование не знает об этом. Ей стало это известно пару лет назад, девчонка в сомнениях, и я понимаю ее.

– Бывает… – обронил я. – Но почему все так скрытно? Почему бы нам не поговорить об этом в бункере, в моей комнате или в вашем кабинете?

– Ты услышал о проведении эксперимента. – Он мотнул головой на потухший экран: – Что-то вышло из-под контроля. Вместо того чтобы ударить по полигону, ракеты с боеголовками устремились за океан. Первыми получили удар Вашингтон и Нью-Йорк. И даже пресловутые ПРО не спасли ни Америку с Европой, ни нас. Последовал ответный удар… Я не знаю, как Земля не превратилась в пылающий ад. Когда наши европейские и американские партнеры поняли, что это был террористический акт, было поздно. Разрушенные города и сотни километров зараженной территории – этого оказалось мало: на свободу вырвался странный вирус, в одних местах меньше, в других больше. Люди, получившие ранения, животные стали мутировать, причем метаморфозы происходили очень быстро. Никакие известные средства не помогали. Иногда я встречал своих ребят, ставших монстрами, теперь привык и к этому. Давно привык к смерти, но, находясь в очередной командировке, знал: война там, а дома меня ждет семья и небо будет голубым и мирным. Без осознания этого очень тяжело. А с Оксанкой мы встретились случайно.

Когда прочесывали город, я натолкнулся на женщину, которая убегала от своры зубоскалов. Она просила о помощи, ее тело было покрыто рваными ранами, и я понимал, что будет дальше. Когда я понял, кто она, то приказал не стрелять. Это была Катерина, мать Оксаны. Тогда я не знал, что у меня есть дочь. Черт, как в дешевом сериале, но так сложилось.

Северцев встал из-за стола и медленно расхаживал по маленькой комнате:

– Я должен был убить, но это было сделать сложно. Самое страшное – она не понимала, почему я хочу сделать это. – Стреляй! Давай, ублюдок! – выпалила она. – Теперь твоя дочь останется не только без отца.

– Что ты говоришь? – я приставил пистолет к ее виску. Голова была разбита, и ей, должно быть, очень больно, но в тот момент какая-то ярость охватила меня. – Ты уже скоро превратишься, что за бред ты несешь?!

Ее нижняя губа задрожала, и она заплакала, вытянув над головой руки.

– Погоди, не стреляй, Игорь… Погоди, сейчас…

Я весь напрягся, зная, что по инструкции должен уничтожать раненых.

Где-то рядом прогремел взрыв – мы отвлеклись на него, мои люди бросились врассыпную. Черным дымом заволокло улицу, и я понял, что Катя сбежала.

Потом вернулся в город один, вопреки приказу не покидать убежище в одиночку. Сослался на то, что забыл оружие, а у нас, сам понимаешь, каждый патрон на счету. Так вот, вернувшись в город, я попытался отыскать Катю, но это все равно что искать иголку в стогу сена. Дом, где она жила раньше, пострадал от пожара, на полуразрушенной лестнице несколько мутантов что-то грызли – я видел, что это женщина, которой уже нельзя помочь. Она была мертва, и это была не Катерина. Тогда я сказал себе: «Слава богу», – потому что лучше умереть, чем жить в образе чудовища. Спустившись в подвал, я понял, что дверь закрыта, и, скорее всего, изнутри. Прислушался, ловя каждый звук: там кто-то был. Человек подошел к двери и старался двигаться как можно тише. Я подал голос, грозя выдать себя, но меня услышали через железную дверь. Это была девочка, которая сказала, что ее мама умирает и ей страшно.

– Я ищу Катю и хочу помочь, – сказал я, не зная, что еще добавить. Девочка боялась и не открывала дверь. – Впусти меня. Если твоя мама превратится в монстра, тебе уже никто не поможет. Я офицер Российской армии, вот посмотри, – сняв с шеи жетон, я просунул его в щель между стеной и дверью.

Девочка ничего не ответила. Я ждал, смотрел в лестничный пролет, опасаясь, что мутанты почувствуют меня. Еда занимала все уголки их разума, и тогда, на лестнице, их пиршество, возможно, спасло мою жизнь.

Дверь скрипнула, и в узкой щели проема я увидел сначала большие глаза и веснушки на вздернутом носике, а потом и саму девочку. Я знал, что это она, моя дочка, не знаю почему – возможно, потому что была так похожа на меня в детстве. Ей было страшно, но, видимо, маме очень плохо, поэтому девочка все же решилась открыть дверь незнакомцу.