На душе вдруг стало пусто и горько.

– Так на чем это я … что я хотела…– растерянно пробормотала девушка.

– Вы хотели взять у меня интервью,– улыбаясь, подсказал Олег.– Мне так показалось, по крайней мере.

Вика невольно улыбнулась. Дурные мысли ушли, голова заработала ясно и четко. Она достала из сумочки диктофон.

– Начнем!

***

– Раненых привезли!

Кира вскочила с кушетки в перевязочной, где она сидела, опять предаваясь мечтам, и выскочила в коридор.

Санитары уже тащили носилки. Некоторые раненые были в сознании, другие метались в беспамятстве и стонали.

–Огонь! Огонь!– командовал срывающимся юношеским баском перевязанный с ног до головы молодой лейтенант.

Кира поймала себя на том, что внимательно вглядывается в лица раненых.

Ерунда! Так бывает только в книгах, чтобы медсестра вдруг увидела среди прибывших в госпиталь солдат своего жениха.

Девушка вздохнула и развернулась, чтобы идти в перевязочную.

– Пить!

Кира вздрогнула и остановилась.

– Пить!

Она повертела головой- похоже, голос доносился из соседней палаты. Кира заглянула туда и обвела взглядом ряд железных кроватей. Все раненые были без сознания или спали, только лежавший на крайней койке пожилой усатый мужчина с интересом уставился на неё.

Кира прошлась вдоль кроватей.

– Пить!

Лицо раненого было обмотано бинтами, но светлый ежик волос на макушке показался ей знакомым.

Девушка бросилась в сестринскую, налила воды из графина вернулась в палату.

– Пейте!

От звука её голоса раненый вздрогнул, как от удара грома.

– Кира?– неуверенно проговорил он.

Кира вдруг стало жарко, будто наступило лето. Перед глазами встало теплое, солнечное утро. Громко зачирикали воробьи, зацвели на клумбе пышные красные розы. К желтому четырехэтажному зданию школы стекались вереницы молодых людей и девушек с серьезными лицами и вещмешками, где вместе с обязательными кружкой, ложкой и сменой белья лежали тетради с формулами (война-то скоро закончится- надо будет поступать в институт), книжки стихов, нотные сборники.

На глаза сами собой навернулись слезы.

– Володя!

Несколько минут они сидели на постели, неловко обнявшись.

Неожиданно сзади раздалось легкое покашливание. Кира обернулась: на пороге палаты стояла старшая медсестра, высокая громогласная женщина лет пятидесяти с темными усиками над верхней губой.

Пора было идти в перевязочную.

–Как освободишься, можешь передохнуть,– устало разрешила медсестра.

Впрочем, тут же спохватилась:

–Но только на полчасика!

А уже в коридоре сочувственно спросила:

–Жених что ли?

Кира покачала головой.

–Нет. Его друг. Но, может быть, он что-нибудь знает…

Кира запнулась. Ей вдруг пришло в голову, что Володя знает вовсе не то, что она хотела бы услышать.

В перевязочной на кушетке ее уже ждал раненый – пожилой мужчина из новопоступивших, от гниющей раны которого исходило такое зловоние, что девушка едва не грохнулась в обморок, что, впрочем, не помешало ей достать из шкафа со стеклянными дверцами вату, бинты и приняться за дело.

Обычно, когда человек чем-нибудь занят, время бежит быстро. В этот раз, однако, время тянулось невыносимо медленно, как бывает, когда ждешь чего-нибудь важного.

Когда же бесконечный поток раненых прервется?

Девушка то и дело бросала беспокойный взгляд на висевшие на стене напротив старинные часы с кукушкой. Сначала ей казалось, что они идут слишком медленно; потом, что часы и вовсе сломались.

Наконец последний раненый был перевязан, наступило время перерыва. Кира присела на холодную клеенчатую кушетку. Будто специально дожидавшаяся окончания перевязки тусклая лампочка под потолком мигнула и погасла, оставив Киру в кромешной мгле.

Девушка зажгла свечу и вернулась на кушетку. Она замерла, пристально глядя на маленький огонек и пытаясь собраться с мыслями перед разговором.

Внезапно пламя свечи заплясало. Дверь перевязочной открылась и на пороге возникла мужская фигура.

***

– Еще кусочек яичницы?

Муж кивнул.

– И мне! И мне!– запищал Костик.

Аля разделила яичницу на две половинки и разложила по тарелкам.

Отлично, завтрак закончен. Теперь надо помыть сковородку.

Она снова поймала себя на мысли, что видит картинку с рекламного плаката «Счастливая советская семья за завтраком».

Чистая кружевная скатерть, новый столовый сервиз, краснощекий бутуз, серьезный, солидный глава семейства и хлопотунья-мать в нарядном фартуке- не картинка, а просто заглядение!

Аля ожесточенно терла сковородку. Чего же ей все-таки не хватает? Чего?

– Ну, я пошел.

На пороге кухни стоял муж.

Аля выключила воду и вытерла руки о фартук.

В прихожей муж неловко чмокнул её в щеку и , слегка прихрамывая, начал спускаться вниз по лестнице.

«Даже и не поцеловал толком»,– с грустью подумала Аля.

Дверь квартиры напротив распахнулась и оттуда, что-то шепча друг другу и хихикая, вышла молодая парочка. Они поцеловались, потом, заметив Киру, отскочили друг от друга, спустились пролетом ниже; до Киры донесся взрыв хохота.

На смену грусти пришло раздражение. Наверное, она все-таки зря вышла замуж за мужчину старше себя, фронтовика. Что-то он, очевидно, пережил и увидел на фронте такое, отчего жизнь его больше не радовала.

Может быть, он любил другую женщину. Может быть, он любит её по сей день.

Аля вздохнула и пошла к сыну- одеваться. Костик брыкался, смеялся, и вскоре мрачные мысли на некоторое время покинули её.

Потом они шли по залитой солнцем улице.

Одно из окон на первом этаже было распахнуто, и молодая женщина в цветастом платье мыла стекла. У соседнего дома опять грузили чью-то мебель, перебираясь на дачу; мимо, весело щебеча, пробежала стайка девочек в легких платьицах.

Все вокруг были радостны, счастливы и довольны жизнью.

Аля передала Костика воспитательнице; постояла немного у низкого заборчика, наблюдая, как мальчик залез на качели и принялся лихо раскачиваться; потом развернулась и заторопилась на работу.

Время поджимало. Аля перебежала дорогу прямо под носом белой «Победы»; вихрем пронеслась через парк, распугивая голубей и мамаш с колясками; и, запыхавшись, вбежала в старинное, с большими белыми колоннами здание больницы, где работала медсестрой.

В сестринской, на первый взгляд, было пусто. Аля небрежно бросила сумку на стол, задрала юбку и принялась подтягивать сползший чулок.

Внезапно позади неё кто-то громко кашлянул. Аля вздрогнула и обернулась. За шкафом, куда медсестры вешали верхнюю одежду, стоял смуглый молодой мужчина с зачесанными назад темными волосами.

– Извините пожалуйста, – сконфуженно произнес он,– я новый хирург.

Девушка дернула юбку вниз с такой силой, что она чуть не порвалась. Мужчина посмотрел на Алю странным, долгим взглядом, от которого у неё по коже побежали мурашки.

– Не подскажете, где найти постовую медсестру?

***

Так прекрасна даль морская,

И влечёт она, сверкая,

Сердце нежа и лаская,

Словно взор твой дорогой…

Вика сидела за письменным столом в своей комнате и пыталась сосредоточиться. К утру статья должна была быть готова.

Было уже далеко за полночь. В доме напротив светилось единственное окно-на шестом этаже и хаотично метались два силуэта, мужской и женский. Женщина трагически заламывала руки, мужчина то удалялся от неё, то приближался, и все это напоминало театр теней, где разыгрывали какую-то античную трагедию.

Влажный весенний ветер колыхал светлые шторы сквозь незакрытую форточку.

В комнате царил полумрак, горела лишь настольная лампа.

Вике казалось, что так будет легче сосредоточиться.

И ещё она включила музыку : «Вернись в Сорренто». Эта песня всегда навевала на неё вдохновение.

Вика ещё раз перелистала чистые страницы блокнота; ещё раз прослушала запись на диктофоне.