– Спасибо, я могу самостоятельно разобраться, что мне нужно.

Он резко поднялся и, бросив Мише: «Пойдём», направился к выходу.

– Вадь, он не то хотел сказать! – в коридоре у лестницы их догнал Антон Петрович, было заметно, что он расстроен, но подвижности мимики мешали многочисленные омолаживающие процедуры, делавшие кожу идеально гладкой.

– Пап, я знаю, что он хотел сказать, – отрезал Вадим, снимая с вешалки Мишину куртку. – Без вас разберёмся.

Напряжённая тишина – затронь и заискрит сполохами разрядов – царила в салоне машины, пока они возвращались в город. Миша боялся заговорить, чувствуя и свою вину за произошедшее: будь он омегой, такой разговор бы никогда не состоялся. Вадим первое время нервно вглядывался в черноту трассы, а потом взял в руки смартфон и начал что-то изучать. Белый блик неприятно резал по глазам, и Миша сосредоточился на дороге, погрузившись в невесёлые думы. Нет, он не боялся, что Вадим послушается отца и разорвёт их отношения – скорее наоборот, будет до последнего держаться за него, чтобы не подчиняться. А значит, может из-за упрямства упустить свой шанс на создание настоящей семьи: с омегой, с детьми. Как у всех.

Лет пять назад Миша даже думал уйти от Вадима сам, но понял, что не сможет – слишком слабая воля. Слишком он привык плыть по течению, не имея сил для того, чтобы изменить ход событий, ведущих к печальной развязке. Вместо этого он поступил в привычной для себя манере: игнорировал тревожные звоночки и старался не задумываться о будущем.

– Ты первым в душ, – сказал Вадим, когда они поднялись на шестнадцатый этаж свечки.

Тесная квартира-студия была куплена Мишей не без помощи средств от продажи наследства – покойный о-дедушка завещал внукам свою трёшку, а Вадим настоял на приобретении недвижимости там, где они проживали. На просторное жильё денег не хватило, но в обиде не остались – быстро рассчитались с кредитом, чтобы через пару лет взять ещё один, уже на большую квартиру в центре. К этому моменту Вадим получил повышение, так что сумма платежа по ипотеке не показалась запредельной, но Миша всё равно думал о ней с содроганием, ожидая получения ключей и переезда, чтобы начать сдавать свою студию в аренду и увеличить вклад в общее дело. Да, он официально являлся собственником пятидесяти процентов – ещё один признак того, что с Вадимом у них всё серьёзно. Строительство тянулось медленнее планируемого, так что о будущем ремонте приходилось только мечтать и довольствоваться квадратной клетушкой с пародией на кухню и примитивной душевой кабиной в совмещённом санузле тридцатиметровой студии.

Закончив водные процедуры, Миша вытерся и прошёл в комнату – Вадим уже разложил диван и успел раздеться, лишь скользнул рукой по его животу, когда проходил мимо.

Миша опустился на постель и закрыл лицо предплечьями, чтобы тусклый свет из коридора не нарушал полной темноты. Мысли путались, внятная картинка расплывалась, словно сегодня Миша действительно немало выпил за юбилей Вадима. Хотелось поговорить обо всём, что его волновало, но начать разговор не решался – в их отношениях инициатива всегда была за альфой.

Спустя четверть часа Вадим вышел из душа с полотенцем в руках, которое он не потрудился повязать на бёдра, промакивал волосы, отряхиваясь, словно мокрый пёс – эту привычку Миша находил забавной и милой, так что губы невольно расползлись в улыбке.

Вадим лукаво улыбнулся в ответ, расстелил полотенце рядом с Мишей и опустился на четвереньки, приняв недвусмысленную позу.

– Ну что, готов ещё минут пятнадцать помучиться? – спросил он, вздёрнув одну бровь.

– Это обещанная компенсация? – Миша закусил губу и соскочил с дивана, словно окутавшей всё существо дремоты не осталось и в помине, обходя Вадима так, чтобы выставленный напоказ зад оказался перед ним.

– Нет, мне просто нравится, – ответил тот и уложил голову на постель. Тяжело вздохнув, он добавил: – И я задолбался.

Миша отчётливо помнил свой второй день рождения в компании Вадима: после похода в кино и поедания сладостей в кофейне они вернулись в съёмную квартиру, где альфа впервые предложил ему поменяться ролями в постели. Конечно, от волнения ничего толком не получилось, но неудача не заставила их отказаться от этой практики совсем – и сейчас Миша, позабыв о горьком послевкусии этого дня, почувствовал, что возбуждается.

Смазка всегда была под рукой, а считаные до полной боеготовности секунды он потратил на ласки – целовал, прикусывая, упругую кожу, дразнил языком, слегка растягивал вход пальцем, заодно затрагивая простату.

Вадим не стеснялся показывать, как ему нравится, не стеснялся быть громким, и Миша старался удовлетворить его – двигался, плавно ускоряясь, цепко стискивая мускулистые ягодицы пальцами, пока альфа ритмично водил по своему члену рукой. Отключить голову и разрядиться позволил себе, лишь когда тот, сжав его, выстрелил семенем на полотенце – чтобы не перестилать среди ночи постель. Миша знал, что Вадим не очень любит, когда кончают внутрь, просто не успел выйти, и виновато улыбнулся ему, стараясь успокоить дыхание и целуя.

– Опять мыться, – устало усмехнулся Вадим, ещё раз коротко поцеловал Мишу, обтёр его пах полотенцем и скрылся в желтоватом полумраке коридора.

Скрипнула дверь ванной, зашумела вода. Мишей овладела апатичная слабость, рухнул на диван и закрыл глаза, был не в состоянии даже расправить скомканное во время быстрого секса одеяло. Он должен поговорить с Вадимом – мысль пыталась прорваться через пелену сонливости, но, как и раньше, Миша знал, что это не побудит его к действию…

–…Лет через пять, – голос Вадима доносился, как из-под воды, – как за квартиру рассчитаемся. Я погуглил, сурпапы берут вполне подъёмные деньги. Что думаешь, Мих?

– Я думаю, это хорошая идея, Вадь, – Миша усилием воли разомкнул веки и коснулся его влажной груди ладонью.

Предзакатное марево подрагивающим желе неспешно опускалось на наводнённые автомобилями улицы, сверкающие крыши, стёкла и зеркала которых ловили и отражали яркие солнечные лучи; каждый блик мучительным импульсом отзывался у Миши в висках. Душно, было слишком душно для начала лета. Для вечера. С жёстким солнцем не справлялся кондиционер, и в салоне пахло калёным пластиком и едко-синтетическим цитрусовым освежителем, что усиливало так некстати начавшуюся головную боль. Открывать окна не имело никакого смысла – безветренный воздух был полон взвеси из выхлопных газов и пыли.

Устав держать ногу на тормозе, Миша перевёл рычаг передач в P, снял солнцезащитные очки и начал медленно массировать глазные яблоки пальцами. Блёклый экран смартфона с включённым навигатором озвучивал безрадостную перспективу: в пробке стоять ещё сорок две минуты. Возможно, больше, возможно, меньше – время не текло сейчас линейно, и даже тридцать секунд можно было засчитать за полчаса.

Никто не был виноват – только неудачный момент, который Миша не имел возможности выбрать самостоятельно: отправление вечером пятницы, когда все горожане валом устремились за пределы мегаполиса к своим загородным владениям. Уйти пораньше с работы было нельзя, а выезжать утром субботы – рискованно. Чтобы не терять драгоценного времени, договорились с Вадимом встретиться у ближайшей к трассе станции метро, но Миша намертво завяз в этом причудливом переплетении колец и магистралей, не двигаясь, скорее, покачиваясь – каждые десять минут по десять метров, – и от бессмысленности и беспощадности ситуации у него болезненно сдавило виски.

Сквозь энергичную музыку и задорный говор диджея по местной радиостанции доносились возмущённые вскрики клаксонов – обстановка накалялась не только из-за повышенной температуры воздуха. Машина впереди тоже, моргнув фонарём заднего хода, встала на ручник, и Миша, догадавшись, что они в ближайшее время никуда не поедут, позволил себе прикрыть глаза и подумать о завтрашнем дне. Нерешительная радость мешалась с сомнениями, но, если отбросить всю мишуру из сложившихся в обществе стереотипов, Миша мог сказать только одно: не его ума дело. Хотя почему тогда не выходило даже мысленно ответить этой же фразой на каскад упрёков и сомнений, который иногда обрушивался на него самого?..