– А Леонид Фёдорович придёт и узнает имя?

     – Ну что ты! Как же он узнает? Он врач, а не волшебник...

     – Её Александрой зовут.

     – Поль? Ты что здесь делаешь? – женщина была удивлена, больше не тем что мальчик пришёл сюда, а тем как она не заметила его, пока тот не заговорил.

     – Я с Егором пришёл. Кто-то же должен был сказать вам как зовут ребёнка.

     – Но, откуда тебе знать это?! И почему Александра? Это девочка?

     – Предполагаю, что да, – мальчик ухмыльнулся.

     – Но почём тебе знать то? Говори, коли знаешь, а то веры нет твоим словам. – Мария Васильевна села на стул, сложив руки перед собой, и с недоверием посмотрела на пацанёнка.

     – Ну ясно. Сказал просто – имя нравится. Эх Поль! Кабы знать, так пусть хоть и Александрой будет. Я же не против. А сейчас придёт Леонид Фёдорович. Осмотрит малышку. После уж, родителей сыщем, и знать будем с твоей догадкой...

     – Только не догадка это. Я же правду говорю. Я знаю эту девочку, но сказать вам не могу, откуда мне это известно. Пока не могу, – уточнил мальчик, и опустил голову, будто повинен был, что тайна у него.

     Женщина взмахнула руками, выражая этим своё возмущение нелепым словам ребёнка.

     Дверь с грохотом отворилась. С шумом ветра, в дом вошли двое мужчин. Тот, что повыше, фельдшер Леонид Фёдорович, поставил на пол пузатый саквояж, сильно истёртый и, по-видимому, тяжёлый. Скинул мокрый плащ, обвёл кухню взглядом, остановился на корзинке, неодобрительно поморщился, по-хозяйски помыл руки, и, обтерев их, висящим рядом с рукомойником, полотенцем, подошёл к столу.

     – Вечер добрый, Мария. Ну? Показывай. Кто больной?

     Та, не вставая, как сидела, молча, кивком указала на корзинку. Она молчала. Так уж получилось, что фельдшер пришёл не вовремя, не сейчас, когда мысли её взбунтовались: «Да что такое-то?! Ну что за мальчишка?! Глупость сказал. И ты веришь? Ну уж нет! Это же смешно! И не глуп он совсем. Да. Ребёнок. Не придаёт значения своим словам. Мелет чепуху. Без умысла. Конечно. Грех сердиться. Мальчик хороший. Дочка у меня умница, а про него плохого не скажет. Это что-то да значит. Но зачем он сказал это? Да ещё так? Уверен в том? Быть не может! Поговорить с ним? Надо конечно. Мальчишка понятливый. Надо поговорить. Поспокойнее, а вдруг он знает, что? Не смеши! Нет! Спокойнее. Это же ребёнок, приютный к тому же. Здесь педагогика нужна. Ты педагог, Маша! Не забывай. Ладно. Лёня пришёл. А Поль то где? Куда запропастился?»

     – Галюнь?

     – А?

     – Где Поль?

     – А я знаю?

     – Вот дьявол! Леонид, – выругавшись, обратилась она к фельдшеру, – осторожнее! Бога ради!

     – Ты о чём? – спросил он её.

     – О младенце я. В корзинке. Вот.

     – Вот так новость! – Строго посмотрев на женщину, добавил: – обязательно осмотреть! Но после, расскажешь мне всё!

     – Леонид, расскажу всё, что знаю.

     Постелив на стол одеяло, фельдшер аккуратно распеленал найдёныша. Ощупал крохотные ножки и ручки. Послушал сердцебиение.

     – Ребёнок абсолютно здоров. Да. Кстати. Это девочка.

     – Это хорошо и удивительно.

     – Что же здесь удивительного?

     А в то время за окном начало светать. Мария Васильевна качала на руках, вновь запелёнатого, ребёнка. Тот молчал, рассматривая женщину своими ярко-голубыми глазками.

     – Девочка... это же надо так?

     – Мария Васильевна, – Егор, стоя у двери, переступал с ноги на ногу. И все так же, по привычке, мял шапку. По всему - горел нетерпением уйти, если бы не его болезненная застенчивость, – я уж пойду, на берег, поискать бы надо, родителей то, а?

     – Да, да Егор. Конечно. Леонид, – она обратилась к фельдшеру, – тебе бы сходить с Егором. Мало ли отыщете кого? Помощь нужна будет?

     – Я непременно иду. Егор. Жди. Вместе пойдём. – фельдшер торопливо оделся, и схватив саквояж, открыл дверь.

     – Да брось ты портфель свой, – крикнула фельдшеру женщина. – Куда он тебе сейчас, в темноте, да под дождём? Возвернёшься ещё.

     Леонид Фёдорович послушал её, поставил саквояж и нырнул в противно-завывающую сырость.

     Егор вышел за ним.

     Мария Васильевна присела на стул.

     – Покормить бы надо, ребёнка то. Молоко нужно. Галуш!

     – Ну что, мам?

     – За молоком сбегай, ребёнку покушать надо.

     – Ребёнок. Ребёнок. – Девочка вышла из комнаты и остановилась на пороге кухни.

     – А имя дать ему не хотите?

     – Дадим. И вообще: что ты такое говоришь? Найдём родителей. Они же где-то есть? Ну не может ребёнок, да ещё такая кроха, без родителей. – Женщина вздохнула.

     – Всё. Давай. Беги к Карпухе. Бидон возьми. Вон, за печкой, справа. Скажи ему: рассчитаюсь с ним позже. Некогда мне сейчас.

     Девочка, всем недовольная, бурча, проклиная неудобные ей обстоятельства, обмоталась шарфом, накинула фуфайку, и, одновременно борясь с пуговицами, вставила ноги в резиновые сапоги на пару размеров больше требуемого. Гремя бидоном, и на ходу одевая шапку, выскочила из дома хлопнув, сначала дверью в предбанник, а затем и входной.