<p>

<a name="TOC_id20225806"></a></p>

<a name="TOC_id20225809"></a>Глава 2 ВИТКИ СПИРАЛИ

      И начало было жизни следующей. Какой по счёту? Второй? Третьей? Иной какой? И не знала я того от краткости своих путей, оставляющих за пеленой забвений все деяния мира этого. Но встречали меня, не зная того, как создателя держащего в руках своих ключи этого мира. И имя дали мне принадлежащее от начала самого. И любовь свою. Да только не ведали они дня ушедшего за горизонт, а в день тот приняли они корзинку, а с ней жизнь новую, от другой отличную.

     ***

     – Галюня, иди сюда, помоги матери.

     – Сейчас мам.

     – Вот снова ты за своё, проворчала женщина, расставляя на столе тарелки для ужина.

     Вечер разыгрался ветром и дождём. Море штормило. Грохот волн, разбивающихся о берег был слышим сквозь вой ветра. В окно маленькой кухоньки то и дело, рывками, ударяли тяжёлые, ледяные капли дождя. Мария Васильевна сильнее запахнула отворот толстого халата, и потёрла руки. В доме было тепло, но от непогоды за окном, казалось, что всё тело застыло.

     Не расслышав, из-за ветра, скрипа открываемой двери, женщина вздрогнула, чуть не выронив тарелку.

     – Мария! Скорее сюда! – кричал с порога мужичонка. Малого роста, одет он был в просторный плащ военного образца с огромным капюшоном и низом волочащийся по земле. Широкие рукава были чрезмерно длинными. Оттого, нельзя было рассмотреть ношу, с которой пришёл в дом этот человек. Звали его Егором. С утра и до вечера, изо дня в день, проводил Егор в лёгком опьянении, чего не скрывал и не стыдился. Но, при всём этом, слыл рукастым. Маяк содержал в исправности. Живя в одиночестве – слыл лёгким в общении, и простоватым в суждениях, отчего и располагал к себе других островитян.

     – Силы небесные! Егор! Напугал то как!

     От испуга и неожиданности, женщина, было, рассердилась, но продолжать не стала, потому как почувствовала – не просто спьяну ввалился Егор в дом, не напугать её.

     – Что стряслось?

     – Мария. Вот. Смотрите, – Егор быстро, путаясь в плаще, и чуть не падая, подошёл к столу, зашуршал рукавами, вынул из недр одежды, и поставил на стол корзинку. Поставил, против своей торопливости, мягко, будто хрусталь ставил.

     – Смотрите, родимая! Диво какое! По берегу шёл, и вот...

     – Что это? Спьяну ты, Егор? – проворчала женщина бросив взгляд на корзинку. – И что же в ней дивного?

     – Мария. Дитя там. Младенец. В одеяльце. Спит. – Шёпотом оправдывался мужчина.

     Мария Васильевна внимательно посмотрела в его глаза, вытерла руки подолом халата и дотронулась до корзинки.

     – Осторожно! Бога ради! Тяжёлая она...

     – Ладно ты, причитать, – остановила она Егора, – дура я, по-твоему, что ли? Дочку, вон, вырастила, не чета тебе, бобылю.

     Несмотря на свои слова, от неожиданности момента, или быть может ей передались страх и трепет маячника, Мария Васильевна, с великой осторожностью, опустила руки в корзинку, и, затаив дыхание, подняла из неё кулёк. Опустив его на стол, рядом с корзинкой, женщина подняла уголок одеяла.

     Смотря во все глаза на открывшееся личико младенца, мирно спящего, она проговорила: – Мне этого не понять. Дитя только родилось, а матери рядом нет. Быть того не может.

     Повернувшись к Егору, стоящему возле двери, и нервно мнущему шапку, строго спросила: – Егор, расскажи мне, где ты взял ребёнка. Ну?!

     Егор занервничал и, подняв правую руку, повёл ею в сторону окна. Пальцы руки дрожали. Заикаясь, он начал было рассказывать: – На берег я пошёл, водоросли проверить, не унесло ли волной. Я же, вы знаете, Мария Васильевна, долго собирал...

     – Короче, Егор! – прервала его, женщина, – ребёнка где взял?

     – Да и говорю вам! Там и взял, – разволновался мужичонка, – как к берегу спустился, пошёл вдоль, а тут волна, а на гребне корзинка, значит, эта. – Проговорил, указывая, кивком головы, на корзинку, стоящую на столе. – На песок её, значит, кинуло. И следом волна... Я так смекнул – пригодится мне она. Побёг, чтоб не успело её в море унести. Хвать, а она тяжёлая. Да при луне и разглядел кулёк. Отогнул краешек. А что делать теперь и не знаю. Вокруг посмотрел – нет никого. К вам так сразу и заторопился. А как не спешить, коли дитя совсем раннее? Шутить нельзя. Не до шуток здесь. М-да. Вот ведь дело то какое. – Сказал он, и замолк, всё также продолжая мять свою шапку.

     – Мама, а мы оставим себе ребёночка? Интересно, это братик или сестрёнка? – девочка стояла возле матери и пыталась провести пальчиками по лобику спящего младенца.

     – Не трожь! Галюня! Что ты делаешь?! Разбудишь его. Что делать то будем? Кормить чем? – перепугалась женщина.

     – Так что, мам? Мы себе ребёночка оставим?

     – Нет конечно. Он чужой. Его ищут. Представить не могу, какое горе у матери потерявшей дитя. – Женщина вновь повернулась к Егору. – Милый, раз ты всё ещё здесь, сходи за Леонидом Фёдоровичем. Попроси его, чтоб пришёл. И чемоданчик свой пусть прихватит. И ещё... – женщина на секунду задумалась, – ты точно никого не видел на берегу? Ты внимательно смотрел? Обломков не было? Может они на карбасе шли да разбился он? Шторм то какой, – добавила она, и, чуть помедлив, махнула рукой, – ну, иди же.

     – Мам, а как зовут ребёночка? – Девочка всё ещё стояла рядом, в надежде потрогать малыша.

     – Да как мне знать то? Записки нет, вроде. Может и не успели ещё имя дать...