Он еще раз громко зевнул и встал. В одних труселях босыми ступнями пошлепал из комнаты мимо очень старинного деревянного стула с основательными ножками, на спинке которого висела очень современная мужская одежда. Проплелся по коридору мимо старинного из благородного орехового дерева высоченного шкафа. Ввалился в кухню, где современной была только техника. Вся остальная мебель включая обеденный стол была старинной, величественной, основательной. Сделанной на века. Такую захочешь – не испортишь. Такие качественные добротные вещи делали еще во времена царя Гороха. И такими качественными добротными вещами в свое время обзавелась его предприимчивая бабка. Укомплектовала ими «сталинку» и приютила внука.

Максу тогда было семнадцать. Он заканчивал одиннадцатый класс в десятой по счету школе. Каждый год учебы проходил в новой школе. У него не было близких друзей, любимых учителей. Не было излюбленных мест в городе, определенной тусовки. Он ни к кому не привязывался. А смысл? Если скоро снова менять место дислокации. Именно такой сценарий жизни ожидает семью военнослужащего. Когда они приехали в один из городов средней полосы Урала, где жила бабушка по отцовской линии, Макс заявил, что останется здесь. Он был решительно тверд и непоколебим в своем желании, и семья пошла навстречу. Впервые за все детство Макс обзавелся настоящими друзьями. Вместе со всеми дружно окончил школу. И так же дружно за компанию со всеми поступил в Горный университет. Со своими многочисленными и частыми переездами он даже не задумывался о будущей профессии. Он как будто видел себя меняющим место жительства все время, всю жизнь. И вдруг хлоп – и стабильность. Такая внезапная, но от этого не менее желанная. К третьему курсу понял, что кадастровый инженер из него выйдет никудышный, и бросил учебу вместе с товарищем, тоже озаренного такой догадкой. Семья товарища держала сеть заведений быстрого обслуживания. Они припахали нерадивое чадо быть на подхвате, тот потащил за собой Макса. Заведения общественного питания понравились Максу больше, чем землеустройство. Гастрономия его зацепила. Он поднабрался опыта, расширил знания. Прошел кулинарные курсы, поварские. Поначалу трудился на холодных и горячих цехах то тут, то там. Потом основательно осел в одном заведении европейской кухни. Там дослужился до су-шефа. Заведение стало расширяться, и в новый филиал он вошел «генерал-майором» – шеф-поваром. Так он нашел и занял свою нишу в гастрономическом царстве. К своим тридцати двум он уверено занимал должность шеф-повара в одном заведении и готовился открыть еще одно. Звезд с неба не хватал, но на жизнь и увлечения хватало.

Спросонья Макс не вписался в поворот и ударился плечом об угол старинного серванта. Отдалось в травмированной ключице. Он скуксился, издал невнятный звук и потер ушибленное место. В этой просторной кухне и слон мог бы развернуться, а Макс не смог. В площадь этой квартиры с высокими потолками на две комнаты в современных новостройках умудряются впихнуть в два раза больше комнат, обозвать «европятерешкой» и впарить за космические деньги. Но Макс ни за какие коврижки не променяет ее. Бабушка приказала долго жить, и квартира в центре города вместе со всем антиквариатом досталась внуку. Этот дом уже простоял не один десяток лет и еще столько же простоит. Не то, чтобы он собирался помирать здесь. Так далеко он еще не заглядывал.

Он открыл холодильник и достал из дверцы пакет клюквенного морса. Рудиментарные волоски вздыбились в предвкушении кисло-сладкой эйфории. Налил в стакан и осушил несколькими большими глотками. Бр-р-р-р! Хорошо! Бодрит! Хотя, не оставь он одно из своих увлечений, самое любимое и самое безрассудное, пришлось бы задуматься о безвременной кончине. Собственно, он и задумался после той страшной аварии. То была далеко не первая и уж тем более не единственная авария на мотоцикле. Он и до этого попадал в передряги с вывихами, растяжениями, трещинами и прочими приправами. Но то было другое. Не такое правдоподобное. Не такое по-настоящему опасное для жизни.

Макс налил еще стакан морса. С освежающей прохладой в руке подошел к широкому массивному подоконнику и выглянул в окно. Дворник мел улицу. Вот в такую рань разве что дворники уже не спят. И петухи. Когда у него стали появляться свободные деньги, он задумался над увлечением для души. К тому времени он познакомился на работе с парнишкой, который рассекал на мотоцикле. У них полетел общий сервер между точками. Сисадмин Ждан удалил ошибки, все исправил и перезапустил. Слово за слово, разговорились. Макс выспрашивал про мотоциклы, а Ждан увлеченно рассказывал все, что знал. А знал он немало. Тогда и Макс загорелся идеей приобрести мотоцикл. Это новое начинание ему удалось довести до конца, а не бросить на полпути, на что было обречено большинство его начинаний, потому что все становилось понятно или утрачивало интерес. Управление техникой ему далось легко. Он быстро освоил навыки езды, сдал на права и купил свой первый мотоцикл. Он как-то сразу знал, что конкретно хочет и для чего. Его не терзали муки выбора. Взял Husqvarna и повально увлекся мотоджимханой1. Он быстро и сразу влился в мотосообщество, как в родную семью. Своей обаятельной улыбкой и разбросанными в очаровательной беспорядке кудрями покорил сердца даже матерых старожил. Он сдружился со всеми. С ним невозможно не дружить. Простой в общении, бесхитростный, добродушный и энергичный, он становился эпицентром любой компании. Старшие мототоварищи всегда над ним по-доброму подшучивали, младшие – редко воспринимали всерьез. За его кипящую через край энергию, за бессовестное нарушение спокойствия и неугомонное подстрекательство он снискал славу Баламута.

Макс допил морс и со стуком поставил стакан на подоконник. Теперь от Баламута остались разве что прозвище да кудри. Он запустил пятерню в густые волосы и взъерошил их. Пошел принять душ. Долго задумчиво смотрел на свое отражение в старинном зеркале над раковиной, пока чистил зубы. Тщательно побрился, ополоснул лицо водой. Уперся прямыми руками в края раковины и качнулся вперед, сильнее вглядываясь в зеркало. Оттуда синие глаза под слегка приподнятыми, будто в легком удивлении бровями следили за тем, как капельки воды стекают по лицу, застревая в мимических морщинках. Он не выспался. На его помятом лице выдавались ошибки, сбои в системе. А ему с этим лицом отбирать персонал в новое заведение. С людьми общаться, смотреть на них, слушать, что будут говорить в ответ, чем бахвалиться. Вечером вот это же лицо везти в бар, где Глеб традиционно собирает всех своих праздновать день рождения. И ладно, если это лицо за день придет в норму. А если нет? Вот как такое одутловатое лицо показывать на чьем-то празднике? Это же надругательство! Снова его будут трунить на тему безустанных ночных похождений по бабам. Макс сам себе невесело усмехнулся. Тема его похождений – это вообще отдельный разговор.

Баламут немного опоздал на вечеринку – открытие нового ресторана отнимало кучу сверхурочного времени – и приехал он один. Вопреки всем кривотолкам о его «похождениях по бабам», у него не было подруги, такой, чтобы для души и тела. А все потому, что женат он был на своей кухне и на людей у него времени не оставалось. Так по крайней мере высказала ему последняя девушка, с которой он очень надеялся завязать длительные отношения, но… увы и ах.

Он появился в самый разгар безудержного веселья. Глеб – именинник – вовсю отрывался. Он успевал общаться с одними, танцевать с другими и выпивать с третьими. И почему-то он был голышом. Не совсем, конечно, но на фоне мужчин, одетых в кожаные жилеты, он с обнаженным торсом смотрелся голеньким. Мила, его преданная подруга, мать его детей и хранительница семейного бюджета, зорко следила за ним. Позже Макс увидел, как его футболка сушилась на спинке стула. Любопытно. Облили шампанским? Да запросто! Байкеры и не на такое способны.

В баре было как-то особенно шумно и чересчур многолюдно. Баламут даже потерялся среди всех этих незнакомых лиц. Вот какие-то бородатые мужики о чем-то громко спорят. Рядом пьяненькие развеселые девчонки корчатся от смеха, не замечая, как выплескивается вино из их бокалов. Кто-то потянул его за рукав джемпера, и он плюхнулся на стул рядом с Лехой Хоббитом и его супругой. Пожалуй, во всей этой вакханалии только они оставались привычно скромными и приветливыми.