* * *

– Баламут, ты в курсе, что в рубашке родился? Обычно, когда шлем отлетает от мотоциклиста, то только вместе с головой!

– Он расстегнут был. Мне надо-то было пару кварталов проехать. Я и экип не стал надевать в такую жару.

– И угораздило же тебя «разложиться» в самом начале сезона! Другое время найти не мог?

– Вот такой я молодец, да…

– Ты, конечно, в своем репертуаре: как ни посмотришь – все отутюжен!

Такими репликами, вопросами и подначками встретили Макса мототоварищи на «Грязной» – единственном неофициально признанном за мотоциклистами месте в городе. Все уже знали подробности той аварии, а некоторые лично приезжали к Максу в больницу навестить. Он пролежал там с месяц. Вывих плеча и кисти, травма ключицы, закрытый перелом голени и треснутые ребра – это еще полбеды. Больше всех пострадала голова. Обширное сотрясение мозга с частичной амнезией приковали его надолго к больничной койке. Он усердно принимал лекарства, добросовестно следовал предписаниям врачей и старательно шел на поправку. Буквально на следующий после выписки день он приковылял на тусовочное место всех байкеров города – на «Грязную» тусу. Из признаков недавней катастрофы – фиксатор на запястье и палка, на которую он опирался при ходьбе. А в остальном все такой же улыбчивый и простодушный рубаха-парень.

– Считай, повезло тебе, брат. Легко отделался. Шлем потерял, а голова на плечах осталась. Котелок-то варит? – Дима Лысый еще сильнее растрепал и без того всегда растрепанные и заметно отросшие за последний месяц волосы Макса.

– Варит, куда он денется! Всякие тесты проходил перед выпиской, задачки на сообразительность, логические задания. С психиатром общался. Он и поставил штамп «для жизни пригоден». Но урок я запомнил на всю жизнь: шлем надо застегивать всегда! Хоть пять метров ехать. Это вам не шутки, – тихо и очень серьезно закончил он.

– Мотоцикл у Глеба в гараже, – подключился к беседе Леха Хоббит, размешивая сахар в стаканчике с кофе. – Будешь забирать?

– Не оставлять же его там! – хохотнул Макс.

– Так-то оно так. Но может сразу машину заказать, чтоб увезли на свалку? От него же ничего не осталось. Больно смотреть, – осторожно сказал Леха и взгляд его метнулся куда-то в сторону от Макса.

– Да, Глеб говорил, – Баламут неуверенно почесал затылок. – Я посмотрю. Может уцелевшие части продам моторазборщикам.

– Уверен, что хочешь на это смотреть? Там ведь правда одни останки, – подхватил Дима и взгляд его тоже скользнул куда-то за Макса.

– Зато я цел! Если уж на то пошло, то лучше мотоцикл продать по частям, чем меня, – пошутил Баламут, но вышло как-то не очень весело.

– Верно, брат. Ты у нас такой один! – взбодрил Хоббит и тут же спросил, глядя куда-то мимо Макса, – вы кого-то ищете?

Все посмотрели в ту сторону. Макс обернулся последним, неуклюже перетаптываясь вокруг себя и… лицо его озарила широкая улыбка. Перед ним стояла она. Та самая, которую он видел в день аварии. Та самая, которая плакала, хотя Макс так этого не хотел. Та самая, которую он много раз видел в полубредовом состоянии. Он смотрел на нее и не мог поверить глазам. Это же просто чудо, что они встретились вновь! Там, в полубреду, от него ускользала какая-то часть ее образа. А сейчас она вся, целиком, стоит и смотрит на него прямо и открыто. Он запомнил ее глаза. Вроде ничего необычного. Зрачок не вертикальный, нет бельма. А ему запомнились. Такие же синие и ясные, как у него. Только тогда в них плескался ужас, а сейчас таилась тихая радость.

– Привет, – первая опомнилась она. – Рада тебя видеть. Живым!

– Я тоже очень рад себя видеть… то есть тебя! Вот так встреча! Как ты меня нашла? – неуклюже начал Баламут и его по-детски пухлые губы снова растянулись в улыбку. Она пожала плечами и тоже искренне улыбнулась ему. Максу невозможно не улыбаться в ответ.

– Это единственное место в городе, где собираются мотоциклисты, а ты, как я поняла, один из них.

– Точно. Один из них… я Макс, кстати, – он протянул ей руку в фиксаторе. Вместо того, чтобы ее пожать, девушка обняла его. Вот так просто шагнула и обвила руками его шею. Макс такого явно не ожидал. Он почувствовал совершенно точно, как уверенно и бесповоротно влюбляется. Он мог безошибочно определить это чувство, ибо влюблялся он довольно часто и легко. Он робко, еще стесняясь своей новой влюбленности, обнял девушку в ответ и опустил подбородок на ее плечо. Она была ниже его ростом. Так они простояли чудовищно мало. Макс даже не успел насладиться. Она вышагнула из его объятий также легко, как вошла в них. Ему пришлось отпустить.

– Я рада, что ты поправился после той жуткой аварии.

– Да уж… должно быть, зрелище было не из приятных, – стесняясь и с трудом удерживаясь от желания принести извинения за тот случай, произнес он. Запустил здоровую руку в шевелюру на затылке. Взлохматил. – Кстати, ты не сказала, как тебя зовут?

– Я – Кира, а это мой муж Иван.

Он будто заново пережил аварию, только мысленно. Муж? Ее муж?? Он перевел заторможенный взгляд на мужчину, что стоял рядом с ней. Улыбка осталась висеть на лице как приклеенная, а теплота из глаз улетучилась. Вот так всегда бывает. Досадно до обидного. Только он воспылает страстью к объекту своих матримониальных воздыханий, как оказывается, что не про его честь. Или уже встречается. Или за нее просят пятьсот верблюдов. Или замужем, как сейчас. И вся влюбленность лопается, как воздушный шарик.

– Приветствую! – этот Иван протянул руку Максу, и он конечно же пожал ее. – Кира вспоминала тот день, и не раз. А сегодня во время прогулки как почувствовала, что надо сюда зайти. Мы вообще-то далеки от мотоциклов и всего, что с ними связано. Слишком опасно. Хотя кому я это рассказываю! – хихикнул он.

– Ты как будто не случайно тогда там оказалась. Можно сказать, спасла меня, – Макс с удовольствием перевел взгляд обратно на девушку.

– Не преувеличивай. Спасли тебя доблестные врачи, а я оказалась там по своим женским делам, – и она положила ладонь на свой округлившийся живот. За ладонью проследовал взгляд Баламута, и он капитулировал окончательно. Если в паре и может случиться разрыв, которому он может так или иначе поспособствовать, то вмешиваться в отношения, где есть дети – это кощунство! Он принял полное поражение как всегда легко и сразу.

– И все-таки я не верю в случайности. Все они не случайны, – снова улыбнулся своей по-детски озорной улыбкой. Прибавь кудри, веснушки на носу и он – мечта любой пятилетней девчушки.

– Пусть так, – Кира вернула улыбку. – Что ж, будем прощаться. Будь осторожен и береги себя!

– Вы тоже. И еще! – сказал он, когда супруги, обнявшись, развернулись, чтобы уйти. Они обернулись. – Если будет парень, – он указал на живот, – назовите Максом.

– С этим мы уж сами как-нибудь разберемся, – приструнила его Кира, но смягчила укол улыбкой.

Год спустя

Солнечный луч проникал через окно и упирался в щеку Макса, здорово обжигая. Он сморщил лицо и сместил голову на подушке в тень. «Надо купить и повесить шторы», – в который раз отпечаталось в голове за последние… сколько? Уже лет пятнадцать он здесь живет и примерно столько же эта мысль будила его по утрам. Причем будила исключительно в летнее время, когда солнце вставало неприлично рано и, не стесняясь, заглядывало во все не зашторенные окна. Зимой наоборот Макс вставал и уходил из дома раньше. И успевал за долгие тягучие зимние месяцы подчистую забыть о своих намерениях. Напоминало о них солнце, отправляя свои лучи, как гонцов, прямиков к нему в кровать.

Макс повернул голову и утопил лицо в подушке. Досадно замычал. Времени по-любому возмутительно мало. Еще бы спать и спать. Но нет. Если уж проснулся, то больше не уснет. Он себя знает. Оттолкнулся руками от матраса и, повинуясь неизбежности, сел, спустив ноги на пол. Нагретый участок пола тем же пресловутым лучом обжег ступни. Широко зевнул. Потянулся за телефоном, что лежал на монументальном старинном комоде рядом с такой же монументальной старинной кроватью. Так и есть. Еще шести нет. В такую безбожную рань даже петухи не встают. Ладно, петухи, может, и встают. Макс убрал «соньки» из глаз и, хмуро щурясь в окно, показал язык солнцу. Это, называется, так оно его любит. Все лицо веснушками усыпало – лучше бы поспать дало!