– Эх, Вася, Вася… Жил бы ты поближе, успел бы тебе такую историю рассказать… Ну, ничего. Твой портал и так теперь наберет миллионную аудиторию. Запомни, выбор всегда за тобой!

       С этими словами Королёв резко развернулся и выбросился из окна небоскреба. В ту же секунду с диким грохотом и криками в квартиру ворвались вооруженные люди в униформе спецназа. За ними проследовал пожилой мужчина в штатском. Не глядя на репортера, он прошёл к окну. Взглянул вниз, затем резко и колко посмотрел на Лозового, который, в ужасе от происходящего, оставался стоять посреди квартиры как вкопанный.

– Где девчонка? – гаркнул старик.

Репортёр замямлил что-то нечленораздельное. Сзади отрапортовали: «В квартире больше никого».

       Мужчина в штатском перевел взгляд на камеру.

– Носитель изъять и пришить к делу, пацана вышвырнуть вон, – коротко отдал команду суровый мужик и вышел из квартиры.

Глава 2

        Ощутить всю прелесть полета Константину Ивановичу Королёву так и не удалось. Этой осенью слишком рано похолодало. Столицу уже неделю поливал премерзкий дождь вперемешку с неокрепшим снегом, радовавший разве что автослесарей и суливший скорое наступление дня жестянщика. Мужчину подхватил сильный ветер, постоянный спутник делового центра столицы, и понес прочь от стеклянного фасада здания, словно невесомую тряпичную куклу. Липкая жижа из дождя и снега тут же залепила ему глаза, мешая в деталях разглядеть стремительное приближение к земле. Он даже не успел испугаться. А испугаться ох как хотелось! Вернее, хотелось даже не страх испытать, а испытать хоть что-нибудь. Хоть намек на эмоцию. Но, увы, выбранный на этот раз прощальный аккорд не позволил должным образом насладиться финалом. Резкий перепад давления и температуры не позволял сделать полноценный вдох, и уже на излете Константин Иванович ощутил, как проваливается в небытие. Ещё одно мгновение ‒ и Королёва не стало. Как и в прошлый раз, его очередная жизнь завершилась 19 ноября 2019 года в 21 час 12 минут.

Рязань. Очередное 19 ноября 1999 года.

        Костя втянул носом теплый воздух и улыбнулся. Глаза открывать не хотелось. Он поглубже зарылся в пуховое одеяло, стараясь запечатлеть в памяти этот самый первый момент пробуждения ото сна. Он знал, что такого чудесного дня, как сегодня, больше не будет. Что, как только он встанет с кровати и коснется холодного пола ступнями, начнется очередная гонка за жизнью. Или всё-таки за смертью? Этого он пока не знал.

      Щуплый парень попытался припомнить цифру. Последний раз, когда он задавался этим вопросом, она составляла чуть больше тридцати. «Интересно, а юбилей я отмечал? – мысленно съёрничал Костя. – Наверняка кучу гостей пригласил, так, мол, и так, празднуем сегодня, э-м-м… как же вам, остолопам, объяснить-то? Чушь какая. Ничего он не праздновал. Да и цифра с того времени далеко за сорок ушла».

Парень всё же приоткрыл один глаз, на всякий случай, просто чтобы убедиться, что ничего в его жизнях не изменилось. Всё ровно так, как было в первый раз, как было в двадцать первый и как будет впредь – он просыпается, ему семнадцать лет и он дома. Без денег, без образования, без конкретной цели. И с кучей всевозможных вариантов. Хочешь рокером стань, хочешь звездой футбола, а можешь и архитектором. Собирай себе стадионы. «Забавно, ‒ подумал Костя, ‒ такие разные профессии, а занимаются одним и тем же – стадионы собирают. Конечно, можно стать и хоккеистом, тогда ты целые дворцы собирать будешь, правда, только ледовые».

      Костя резко поднялся в постели и уселся на коленях, всё ещё укутанный в одеяло. Получилась довольно милая статуя наподобие египетского сфинкса, только с веселым ромбом одеяла из верблюжьей шерсти на голове. «Дамы и господа, встречайте!» ‒ голос в голове сбивался, декламируя чушь, которая шныряла по закоулкам памяти Кости.

      Вдруг одеяло резко сдернули.

– Проснулся уже? Иди с Хреном погуляй, полчаса уже скулит под дверью, – сказал отец и пошел прочь из комнаты.

Костю начали душить слезы. Он смотрел в спину отцу и не мог сдержать горячих капель. Те стремительно наполняли слезные мешки и, не в силах больше держаться, огромными каплями срывались прямо на колени парня. «Неужели он ничего не помнит? – думал Костя. – Как это могло быть? Сколько можно-то?»

      Парня начало трясти. Каждая новая перезагрузка давалась его психике всё труднее. Он не мог чётко вспомнить, что конкретно происходило в прошлых жизнях. Не всегда точно помнил, кем он был, а кем не был. Но он точно знал, когда и при каких обстоятельствах погибнет его отец. Точно знал, что после его смерти мать сляжет в больницу и уже не выйдет оттуда. Сначала она перестанет узнавать знакомых, затем родственников, и в итоге сотрет из своей памяти всех. Даже самых родных. Вспомнить в деталях свои жизни он не мог, как бы ни старался. Возможно, потому, что было их у него великое множество. А вот вспомнить жизни окружающих его людей он мог довольно чётко. За исключением некоторых моментов, все их судьбы протекали одинаково от пробуждения до пробуждения. Словно они были запрограммированы на те или иные поступки. Их поведение отличалось лишь нюансами, разве что ничтожным выбором между синим и розовым платьем, светлым или темным пивом, «жигулями» первой модели или 412–м «москвичом». Всё остальное оставалось неизменным. И жизни, и смерти. Как под копирку. На фоне всего мира жизнь Кости больше всего походила на взбесившуюся компьютерную программу. Из шести миллиардов человек, составляющих население планеты, ему одному выпала честь прожить не одну скучную жизнь, а целый букет жизней. Иногда ярких и красочных, но монотонных, словно ежегодная выставка тюльпанов в Голландии, иногда серых и непритязательных, а иногда пёстрых, как весенний луг родной для Кости Рязанской губернии.

      Слезы остановились также внезапно, как и настигли. Парень тряхнул головой, сбрасывая очередное наваждение. Каждая прожитая жизнь в итоге воспринималась им, словно сон. Реальный до боли, длинный, красочный, но всё же сон. Детали стирались. Он не мог точно вспомнить мотивы своих поступков и их последствия. Помнил лишь канву и основные моменты. Ещё с минуту парень собирался с мыслями, а затем резко вскочил. Тело вновь обрело молодость, но вместе с ней и свою «дрищавость». «Не мужик, а селитер, ‒ подумал Костя, одеваясь пред зеркалом. ‒ Надо срочно исправлять». Он наспех натянул трико, футболку, балахон с капюшоном и запрыгал на одной ноге, натягивая тугие носки. Во время одного из прыжков он неудачно наступил пяткой на разбросанные им же в 1999-м году острые детали пластмассовой модели парусника. Дико взвизгнув, он завалился на бок и принялся кататься по полу на спине, держась за пятку. «Каждый раз забываю про это исчадие ада!» ‒ выругался про себя Костя, натирая зудящую ступню. На грохот из кухни прибежали все – отец, мать и старший брат Кости, не упустивший случая подколоть:

– Ага-ага, а я ещё вчера запах почувствовал…

Даже пёс Хрен всунул свою озабоченную морду в дверной проем, с радостью отметив для себя, что хозяин уже одет.

– Поговори мне тут, – замахнувшись дымящейся поварешкой и метя в лоб старшему сыну, сказала мама.

– Я тебе уже неделю твержу: «Уберись в комнате!» И вот результат. Это уже было адресовано Косте.

– Уберусь, мам, сегодня, – сквозь зубы прошипел Костя, вставая. – Сейчас побегаю и приберусь.

– Что ты сделаешь? – Хором спросили отец с братом, изумленно «вылупившись» на безнадежного, как им прежде казалось, лентяя. Костя тут же осознал свою ошибку. Привычку бегать по утрам он вырабатывал в каждой из своих предыдущих жизней, за исключением разве что самых лайтовых.

– Приберусь, – прикинулся валенком младшенький и как ни в чём не бывало пошел обуваться в прихожую. – Хрен, пошли гулять!

      Ретироваться пришлось под оглушительное молчание всей семьи. Костя понимал, как странно выглядит сейчас в глазах домашних, но оставаться в квартире просто не мог. Ноги сами несли его из дома, благо псу со столь неблагозвучной кличкой было глубоко плевать на всё. Как только он слышал слово «гулять», его мозг отключался моментально, и начинали работать лишь инстинкты. Хрен, ощутив привычную тяжесть ошейника, рвался на свободу, буквально выламывая руку Кости, который еле поспевал за ошалевшим зверем. Лишь очутившись во дворе, пёс успокоился. Он гуляет, он практически свободен, хозяин рядом. Больше глупому животному желать было нечего. Он, смешно задрав заднюю лапу, привычно примостился у уютного куста акации, потом тем же способом отметился возле трансформаторной будки и уже собрался было бежать по своему привычному маршруту вокруг территории школы, как вдруг туго натянутый поводок резко остановил его порыв. Золотистый кокер-спаниель обиженно посмотрел на хозяина, но Костя, словно забыв цель своей вылазки из дома, стоял столбом посреди улицы.