ВОИН. Нас тоже били туда же.

АРХИМЕД. Тогда выпьем за наше прекрасное детство!

ВОИН. Выпьем. Но прежде, будь другом, вытащи наконец из моей задницы стрелу.

АРХИМЕД. Пожалуйста, освободи меня от этой просьбы.

ВОИН. Ничего не понимаю!.. Кажется, мы подружились. Кажется, ты понял, что я не враг тебе. А ты опять отказываешься? Почему?

АРХИМЕД. Есть причина.

ВОИН. Скажи ее мне.

АРХИМЕД. Нет.

ВОИН. Скажи, скажи. Или ты мне не доверяешь?

АРХИМЕД. Доверяю.

ВОИН. Тогда скажи.

АРХИМЕД. Нет. Нет. И не проси.

ВОИН. Упрямый, собака.

АРХИМЕД. Прошу тебя, если ты мне действительно друг, не называй меня больше собакой.

ВОИН. Это я так, не со зла. Извини.

АРХИМЕД. Извиняю.

ВОИН. Так скажи мне, черт возьми!.. В чем дело? Ты боишься меня?

АРХИМЕД. Нет.

ВОИН. Так что же?.. Я чувствую между нами все время какой-то барьер. Что-то разделяет нас – я по одну сторону, ты – по другую. Я всеми силами стараюсь преодолеть это разделение. А ты мне мешаешь.

АРХИМЕД. Нет, это ты мне мешаешь. Я работаю.

ВОИН. Да работай!.. Работай себе, дурачок, сколько влезет. Работай, милок, если не хочешь меня слушать! Но ведь я тебя сейчас только об одном прошу – вытащи из моей задницы стрелу!

АРХИМЕД. Лучше выпьем.

ВОИН. Не буду я больше пить.

АРХИМЕД. Пей.

ВОИН. Не хочу.

АРХИМЕД. А я не хочу вытаскивать.

ВОИН. Я смотрю, ты мне немного сопротивляешься. Уж не думаешь ли ты так, потихоньку-помаленьку спасти свою шкуру?

АРХИМЕД. Не думаю.

ВОИН (злобно). И правильно. Сопротивляться – глупо. Я убью тебя, как бы ты ни сопротивлялся.

АРХИМЕД. А я и не сопротивляюсь. Я прошу об одном: дай мне возможность немного поработать. И лишь потом… На коленях тебя молю! Убей потом!

ВОИН. Когда потом? Сколько можно ждать?

АРХИМЕД. Посиди тихо часок.

ВОИН. Часок уже прошел. Теперь – пора.

АРХИМЕД. Сиди тихо, я сказал.

ВОИН (стонет). Не могу тихо. Мне больно.

АРХИМЕД. Терпи, спартанец.

ВОИН. Не могу.

АРХИМЕД. Попробуй через не могу, римлянин.

ВОИН. Мучитель! Изверг!.. Собака!..

АРХИМЕД. Еще одно слово, и я не знаю, что с тобой сделаю.

ВОИН. Что?

АРХИМЕД. Убью – вот что!

ВОИН (очень удивленно). Убьешь?.. Ты меня убьешь?

АРХИМЕД. Да, друг мой. Вот выпью еще из своего кувшина и кокну тебя не хуже, чем ты хотел меня.

ВОИН. Но за что?.. За что?

АРХИМЕД. За то, что ты – хороший человек. О, как я вас ненавижу – так называемых хороших людей, которые так легко становятся убийцами. Плохих убийц на свете не бывает, нет! Вся наша беда на земле – в том, что нас окружают вполне хорошие, вполне приличные люди…

Множество хороших, но посредственных людей! Поговорите с ними – и у каждого своя судьба, свой характер. И рассуждают они всегда так правильно, так логично, их так легко понять. Они ведь такие бедные, такие несчастные – в детстве им всем руку жгли. Сейчас, правда, лучше стало – у каждого своя жена, своя арфа. Но главное – у всех у них исключительно добрые намерения. И в каждое свое дело они вкладывают всю душу, все сердце. Однако вопрос – зачем же в каждое?..

Может быть, лучше выбирать?! Нет!.. На это посредственность себя не может потратить. Она тут же теряет свое обаяние и ждет одного – злодейства. Массового злодейства. Ну, например, такого, как война.

Где, как не здесь, снова можно будет сохранять внешнюю честность и добропорядочность? Где, как не здесь, вы сможете убивать из добрых намерений?! Где, как не здесь, ваши скрытые, потенциально живущие в вас отвратительные, самые темные качества смогут раскрыться во всем блеске наигранного благородства и псевдогероизма? Пшел вон от меня, подлый, ничтожный человек. Ты мешаешь мне жить и работать. Пшел вон! Или я убью тебя!

Пауза.

ВОИН. Во-от как ты заговорил!.. Браво, браво. Значит, если я тебя правильно понял, хороший человек – на самом деле плохой. А вот ты, хороший, – хорош на самом деле. Ты – истинно хороший, я – истинно плохой. Ладно, собака.

АРХИМЕД. В последний раз тебя предупреждаю: не зови меня собакой!

ВОИН. А кто же ты?.. Кто же ты есть на самом деле? Тебя зовут Архимед – это нам известно. Это ты придумал этот свой гадкий закон, от зубрежки которого воротит каждого еще в школе. «На тело, погруженное в жидкость…» Тьфу! Ну ладно. Это еще терпимо. И миллионы людей всего мира стерпят, конечно, это издевательство. Между прочим, массовое издевательство, тоже заметь! Но ведь это чепуха, жалкая чепуха в сравнении с тем, что ты еще обрушил на наши головы.

АРХИМЕД. А что я еще обрушил на ваши головы?

ВОИН. И ты еще спрашиваешь, собака?

АРХИМЕД. Ну?

ВОИН. Не ты ли, собака, изобрел на нашу голову эту сиракузскую военную новинку – эту механическую рогатку, что стреляет огромными булыжниками?

АРХИМЕД. Вы имеете в виду катапульту?

ВОИН. Ее. Самое страшное оружие всех времен и народов! Не ты ли его изобрел?

АРХИМЕД (явно гордясь собой). Я!

ВОИН (хрипло). И после этого я плохой, а ты хороший?! О-о-о, какое же это будет счастье – убить тебя. Ты ведь тоже убийца!.. Хороший убийца. Плохих не бывает, верно. И я опять-таки жалкое ничтожество в сравнении с тобой, на моем счету не больше трех десятков людей, а ты… Ты убивал нас сотнями, тысячами… Ты, гений, сидящий в этом виноградном саду с прутиком в руках, – самый страшный убийца из всех, которых знает мир!

АРХИМЕД (с нескрываемой радостью). А что? Моя катапульта действительно была опасна для вас?

ВОИН. Опасна – не то слово. Это дьявольское оружие, несущее к тому же унизительную смерть! Еще бы!.. Метать камни величиной с корову в самых смелых на свете воинов!.. Тысячи римлян погибли при осаде этих твоих проклятых Сиракуз прежде, чем мы не выдержали и не пошли в атаку на город напролом… Они погибли. Но как?! Не в бою, не в честном сражении, а просто так – от удара твоего дурацкого булыжника.

АРХИМЕД (самодовольно). Видите ли… господин победитель… Прошли времена, когда все решала только тупая грубая сила… Теперь один умный одиночка может выиграть битву у целой армии.

ВОИН. Но вы все равно проиграли.

АРХИМЕД (машет рукой). У нас бездарные военачальники.

ВОИН. Ну, у нас полководцы не лучше. Вот все говорят: Марцелл! Марцелл! А что Марцелл?! Что – Марцелл?..

АРХИМЕД. А и в самом деле… что – Марцелл?

ВОИН. Да ну его! Строит из себя Александра Македонского. А на самом деле – пустое место, увешанное орденами. Недавно вызвал к себе армейских художников и говорит: «Господа… Что это вы в самом деле рисуете нашу войну с Карфагеном только черной краской?» А это на седьмом месяце нашей осады было, мы как раз благодаря твоей катапульте только что полполка похоронили. «А разве, – говорит, – на этой нашей войне не было радостных моментов?» Тут же один художник и кричит: «Посмотрите мою картинку». И показывает Марцеллу свою новую работу. Называется «Бой героев с гадами». То есть наших с вашими.

АРХИМЕД. Это понятно. Ну и что же на этой картине было изображено?

ВОИН. В центре, значит, стояла такая огромная ваза с цветами, по бокам – ковры, фрукты… Наши воины сидят на розовых подушках, бражничают, одной рукой обнимают нагих женщин, другой котят гладят, козочек разных… Сам Марцелл на белом коне, конечно, в уголке, скромный.

АРХИМЕД. А наши где?

ВОИН. Гады, что ль? А гады тут же. Все, подняв руки, на горе стоят. Невдалеке, где-то в голубом тумане, в светлой радостной перспективе…