– Но почему? – Не удержавшись, тянусь к мясу. – К чему такое благородство?

Ариан поднимается с места. Вынимает из шкафчика бутылку вина и наполняет мой бокал.

– Потому что могу себе позволить быть благородным. – Ариан усаживается на место и продолжает смотреть на меня. – Теперь ты моя подданная, я обязан тебя защищать. И я не выполню своих обязательств, если ты, например, покончишь с собой из-за невозможности смириться с навязанным мужем. Состязания за жрицу когда-то были нормой. Это привело к дисбалансу в развитии стай, и распределение стало более рациональным, но сами состязания не запрещены. К тому же весело понаблюдать за брачными плясками.

– А какой у тебя личный интерес в этом деле? Кроме веселья.

– Надеюсь поймать убийцу жрицы на живца.

– Что? – Приподнимаюсь. Тут же бессильно опускаюсь на стул. Князь больше не кажется любезным и добреньким, а в его глазах чудится злой блеск. И вообще смотрит так, будто съесть хочет. – Я буду приманкой?

– Предполагаю, наглец, которому хватило смелости убить жрицу, не побоится и на тебя покуситься во время смотрин.

– Не хочу становиться наживкой.

– Предпочитаешь стать жертвой? – Ариан взмахивает рукой. – Кто-то украл и убил оборотня, волчицу со священным даром. В стаях пропавших не было, а значит, на неё напали изгнанники, непринятые полукровки или люди. Без их трупов невозможно отследить заказчика. Мы не знаем, добился ли он своей цели. И саму цель не знаем. Возможно, тебя захотят убрать, когда все расслабятся. И может не этот убийца, а кто-нибудь другой, чтобы ускорить получение жрицы своей стаей, ты же человек, твоё убийство не такой страшный проступок, как убийство чистокровной одарённой волчицы.

Возмущение захлёстывает меня, и первое, что срывается с пересохших губ:

– Расисты.

– Есть немного, – едва уловимо морщится Ариан. – Для сохранения способности к обороту приходится бороться за чистоту крови идеологическими способами.

– И как в сохранение крови вписывается брак со мной? – Раздражённо вонзаю вилку в мясо и отрезаю кусок. Закидываю в рот. Жую. Смотрю на Ариана.

– Сила жрицы подавит твои человеческие гены.

Сглотнув мясо, отрезаю следующий кусок, напоминаю:

– Дети наследуют половину хромосом от матери. Это не обойти.

– Тамара, разве я на человека не похож? – Ариан смотрит серьёзно, и мне опять кусок в горло не лезет.

– Похож неотличимо, – киваю я.

– Твои дети от оборотней в человеческой ипостаси будут такими же красивыми, как ты, а звериную форму получат от отца. Через два поколения, если продолжат смешение с оборотнями, станут неотличимы от чистокровных.

– Я так понимаю, подобные смешения у вас были, раз знаете последствия.

– Раньше жриц свободнее выпускали в Сумеречный мир, иногда они гибли. Или их убивали. И сила находила пристанище в человеческих женщинах. Некоторые из них соблазнили нашедших их оборотней. Всё их потомство прекрасно оборачивается.

Во все глаза смотрю на Ариана, начиная осознавать, как мне повезло, что скрещивание с людьми у них опробовано, а то убили бы меня и прикопали под кустиком.

– Охранять тебя буду лично, – произносит он своим бархатно-рокочущим голосом. – Постоянно.

Мурашки бегут по спине, переползают на живот. И мысли при этом приличностью не отличаются. Но на помощь приходит здравый смысл, и я уточняю:

– А если в меня выстрелят из снайперской винтовки?

– На всех открытых пространствах я буду начеку и в случае необходимости перекину пулю в другой мир.

– Но если ты такой сильный, пока ты рядом, никто не нападёт.

– Никто не будет знать, что я лунный князь. Представлюсь одним из лунных воинов.

– И что, никто тебя не узнает? – Оценивающе его оглядываю. – По запаху там или ещё как? Они твоего лица не видели?

– Не видели. У того, что я сверкаю, как новогодняя ёлка, есть и положительные стороны.

Нервно усмехаюсь, Ариан улыбается чуть более явно, продолжает неотрывно смотреть на меня и говорить:

– Проблема с запахом решаема. Форму оборота я способен менять. И оборотни узнают меня по проявлению лунного дара, а его я в состоянии скрыть так глубоко, чтобы показаться хоть обычным человеком. Я буду защищать тебя двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

– А когда поймаешь убийцу… можно мне не выходить замуж так быстро?

– Два месяца на раздумья – разве этого мало?

– Если влюбляешься с первого взгляда, то вполне достаточно. – Вздыхаю. – А если надо выбрать из группы неприятных кандидатов того, кто будет меньше раздражать, то уложиться намного сложнее.

– Почему ты считаешь, что все они будут неприятны? – Ариан склоняет голову набок.

– Тебе за оборотней обидно?

– Я сам оборотень. И да, мне неприятно, когда к представителям моего народа относятся предвзято.

– Не ты ли рассказывал, что меня могут легко убить просто потому, что я человек? Это что, непредвзятое отношение?

Смотрим друг на друга, смотрим.

– Скажешь, что это другое? – тихо спрашиваю я. – Что такая предвзятость – суровая необходимость?

Чувственные губы Арина слегка изгибаются в улыбке:

– Ты сама всё прекрасно понимаешь. Умница.

Щёки вспыхивают, поясняю:

– Я съязвила.

– Я тоже.

И улыбается ещё шире, в тёмных глазах – смешинки. Хочу сказать что-нибудь резкое, спорить, но его взгляд, выражение лица такие обезоруживающе милые, что, вздохнув, пронзаю мясо вилкой, на которой уже нанизан кусочек, и начинаю отрезать ещё один.

Ем. Голод притупился, так что наслаждаюсь фантастическим вкусом с чувством, с толком, с расстановкой. Под пристальным взглядом Ариана.

– Если не начнёшь есть и пить, – глядя в тарелку, предупреждаю я, – решу, что в еду и вино ты что-то подсыпал.

– Ничего не подсыпал. – Ариан медленно отодвигает бокал. – Просто вино мне, пожалуй, лучше не пить. А мясо… скажем так: обработка твоих ран повлияла на аппетит.

Смотрю на отражение его бокала в тёмном зеркале стола. На красивые мужские пальцы, застывшие у изгиба вилки. На расстёгнутый ворот, на пульсирующую на шее жилку. В глаза тёмные, странные, завораживающие.

– Невкусная оказалась? – низким, грудным голосом уточняю я.

Вокруг его глаз разбегаются мимические морщинки, точно лучики солнца.

– Откуда такой пессимизм? – улыбка чувствуется даже в рокочущем голосе. – Почему не предположить, что слишком вкусная?

– Невкусной быть безопаснее. – Хватаюсь за холодную ножку своего бокала. Несколько терпких согревающих глотков уже не так кружат голову. – А то раздерут на много маленьких Тамарочек и скушают.

– У оборотней много недостатков, но людей мы не едим. И свои вкусности от других защищаем до последней капли крови.

Смотрит. Как же он смотрит, даже колени дрожат. И беспокойство странное… приятное, но и страшное.

– Ладно, не буду мешать. – Ариан поднимается. – Когда поешь, поднимайся на второй этаж, мой кабинет за первой дверью слева. Решим твои проблемы с одеждой.

Киваю. Я сижу спиной к выходу, и Ариан идёт мимо: уверенный, по-звериному грациозный. И не спускающий с меня тёмного взгляда.

Оглядываюсь: он идёт, повернув голову, продолжая смотреть на меня. Утыкается плечом в косяк и выскальзывает в пронизанный солнцем коридор. Шагов не слышно.

Судорожно вдыхаю и поворачиваюсь к тарелке, а в памяти очень-очень ярко – как Ариан уходит, будто не в силах отвести взгляд. Странно. Может, насчёт моей вкусности он не приврал? Не по себе как-то. Даже аппетит пропал. И с одеждой вопрос хочется решить быстрее. Но идти за Арианом прямо сейчас, когда он такой… непонятный, страшно.

***

Если лунный князь за мной и посуду вымоет – это будет совсем перебор и обрушение мозга, поэтому, убедившись, что наелась, прибираюсь и завариваю зелёный чай с неизвестно чем (на металлической коробке только иероглифы). Правильно: и в кухне порядок, и Ариану больше времени опомниться после моего лечения.