Генка не стал пробираться к нам через ряды сидящих выпускников, а, размахивая руками, пытался с помощью знаков нам что-то объяснить. Мы дружно закивали головами, хотя лично я ничего не понял. Тем более, что Вербицкая отвлекла меня новой репликой.
- Смотри-ка, легок на помине...- произнесла она.
- Кто?- спросил я.
- Да Франц же. У дверей вон стоит.
Я поглядел туда, ожидая увидеть могучую фигуру бывшего борца, но ничего подобного там не обнаружил.
- Да где?- переспросил я.
- Ну ты слепой, ёлы- палы!- заключила Вербицкая.- С ним сейчас Генка за руку поздоровался и разговаривает.
- Это- Франц?- изумленно произнес я.
Мариночка поглядела на меня, как на больного, и, видимо, из жалости ничего не ответила.
Да-а-а, пресловутого Франца без ее подсказки я бы ни за что не узнал. Я видел перед собой невысокого худощавого мужчину, одетого в старенькую кожаную куртку. Ну как есть типичный водитель микроавтобуса или легковой машины.
- Он шофером что ли работает?- спросил я.
- Ну да,- подтвердила Вербицкая,- на молокозаводе. "Москвичок" у него с будочкой. Иногда я его нанимаю товары подвезти.
- Ну ты тут, крутая дама. Всем мужикам даешь заработать,- шутливо заметил я.
- Не без этого,- скромно и без тени шутки ответила Маринка.
"Как же так получилось? - думал я. - Почему двадцать лет назад Женька казался мне грозным и сильным, а сейчас я вижу перед собой такое обыденное и совсем не страшное существо?"
Приглядевшись, я начинал соглашаться с Вербицкой. Действительно, если не обращать внимание на некоторую общую потертость, на морщины, на седину и другие отметины времени, в облике этого мужичка можно было распознать легендарного Франца. У него остались все тот же прищур карих глаз и та же кисленькая улыбка тонких губ. И здесь до меня дошло. А ведь я его просто давным - давно не видел. Когда Женька после окончания восьмого класса ушел из школы, я только -только закончил шестой класс. И, конечно же, для меня тринадцатилетнего пацана шестнадцатилетний Французов, борец-легковес, казался крепким парнем. Потом я встречал его редко, в основном, когда он на своей "Яве" рассекал по пыльным улочкам Реченска, катая визжащих от восторга и страха девушек и Маринку Вербицкую, кстати, в том числе. А в ту осень, когда я пошел в девятый, Женьку забрали в армию. Тогда я был шпингалетом всего-то в метр шестьдесят. На физкультуре меня ставили пятым с конца. А вот к концу школы я изрядно вытянулся- аж до ста семидесяти шести сантиметров- и уже занимал среди восемнадцати парней нашего класса почетное шестое место по росту. Да, именно тогда я неожиданно обнаружил, что смотрю сверху вниз не только на мать, но и на отца. А бедный Франц все это время тянул армейскую лямку. Потом я уехал в областной центр поступать в институт и в Реченске бывал крайне редко. Женьку я в эти свои приезды не встречал. Потом у меня умер отец, я перевез мать к себе и больше на свою малую родину не приезжал. Следовательно, я не встречался с Французовым больше двадцати лет. Теперь мне стало понятно, почему я не сразу узнал его. Ведь в моей памяти он как бы так и остался более сильным и высоким, чем я. А на самом деле, когда я рос, он оставался таким же невысоким, но я-то об этом не знал.
В этот момент симпатичная директорша объявила об окончании торжественной части, и бывшие выпускники, громко сдвигая скамейки, потянулись через узкую дверку из спортзала. У выхода образовалась пробка, но никто особо на впереди идущих не напирал, твердо зная, что накрытые в кабинетах застолья их все равно дождутся.
Мы с Вербицкой спокойно следовали за Сонечкой Ханиной, а дорогу нам прокладывали здоровяк Шамсутдинов и Юрка Петров. В этот момент нас догнал Колыванов. Он поздоровался со своей бывшей женой и задал ей какой- то вопрос. Что-то про автомобили или запчасти к ним. Причем обращался бывший комсорг и нынешний банковский сотрудник к Вербицкой как-то просительно. Маринка же отвечала ему резко и не очень-то любезно. Не желая им мешать, я постарался отдалиться от них на столько, на сколько позволяла толпа, и, видимо, попал в струю - течение людского водоворота потянуло меня к выходу, да так быстро, что я неожиданно обогнал своих одноклассников. И у самых дверей спортзала, подгоняемый наступавшей на пятки горячей молодежью, я вдруг случайно налетел на худенькую невысокую женщину, одетую в коричневую кожаную курточку. Женщина обернулась, я, не задумываясь, произнес слова изви-
нения, а затем жестом показал, что пропускаю ее вперед. При этом я взглянул ей в лицо, наши глаза встретились, и я вдруг понял, что знаю эту женщину. Передо мной стояла моя любовь школьных лет Верочка Любимова...
Она довольно сердито выслушала мое "извините, пожалуйста..." и, недовольно поведя плечами, прошла в дверь. Я, несколько ошеломленный такой неожиданной встречей, вышел следом.
А ведь я едва не поздоровался с ней, но все-таки смог от этого удержаться. Да, своим "здравствуй, Вера" я бы наверняка поставил ее в затруднительное положение. Она, быть может, по инерции тоже бы поздоровалась со мной, а потом бы долго и сосредоточенно пыталась вспомнить, кто я, собственно, такой. И что особенно обидно, пожалуй, так бы и не вспомнила. Об этом можно было судить и по тому сердитому и непроницаемому взгляду, которым она окинула меня при нашем столкновении. И в этом не было ничего удивительного, поскольку в нашей любимой школе Верочка училась на целых два класса старше меня и по этой простой и одновременно серьезной причине никогда не обращала на меня никакого внимания.
Ну вспомните свои школьные годы. Разве вы обращали внимание на подрастающую поросль, на всю эту мелюзгу, постоянно путающуюся под ногами? Нет, конечно же! И если мальчики- десятиклассники еще могут как-то прореагировать на не в меру развитую и зрелую
восьмиклассницу, то уж девочки старших классов точно не замечают тех пацанов, что учатся младше них. Вот и Верочка никогда не замечала моего существования. Кто я был для нее? Так, мелочь пузатая, недостойная и одного ее взгляда. Поэтому она так никогда и не узнала, что
с тех пор, как она мне впервые попалась на глаза, у нее появился маленький тайный поклонник.
