Папа вручил мне коробку с проводными наушниками. Не самыми дешёвыми, к слову.
— Спасибо, но я же наушниками почти не пользуюсь. На колонках всё-равно звук лучше.
— Когда-нибудь пригодятся. Есть и пить не просят, так что пусть ждут своего часа.
— Думаю, ты прав. Лишними не будут. Спасибо, пап.
— Не за что. Ладно, надо идти, а то если опоздаем, мама нас прибьёт.
— Не нас, а тебя, — ухмыльнулся я. — Я-то опоздал, потому что храбро и героически ждал тебя.
— Вот же засранец, — усмехнулся папа, потрепав меня по волосам.
Секунду подумав, я положил коробку с наушниками в рюкзак. Туда же отправилась флешка с музыкой, и кабель-переходник, чтобы можно было подключить флешку к телефону.
— Ну всё, можем идти.
Как ни странно, но мы не опоздали, и маму дожидались уже в машине. Впрочем, ждать пришлось не долго. Я устроился на заднем сидении. Выехав из города, родители о чём-то разговорились. Был у них такой талант — в любой ситуации находить тему для разговора. Вот только на этот раз разговор оказался для меня совершенно неинтересным, из-за чего я начал скучать.
Спустя десяток минут, я всё-же решил изменить своим принципам, и достал из рюкзака папин подарок. С непривычки долго копался в плеере телефона, ибо раньше им почти не пользовался. Отчаявшись разобраться в этом интерфейсе, я просто ткнул на первую же попавшуюся в длинном списке песню. Хм, забавно. Мне попалась та же песня, что я слушал перед выходом. А качество звука у этих наушников оказалось куда выше, чем я ожидал. Возможно, я зря недооценивал этот девайс. Пару минут мы спокойно ехали. Я наслаждался музыкой, родители продолжали говорить о чём-то. Но продлилось это не долго.
— Auf den asten in den graben Ist es nun still und ohne leben.
(На ветвях и в оврагах Всё стало тихим и безжизненным.)
Сквозь звуки музыки прорывается протяжный гудок. Поворачиваю голову. В глаза бросается ярко-красный шевроле. Эта чёртова машина, визжа покрышками, стремительно приближается. Как она оказалась на нашей полосе? Не знаю. Мамин крик. Наша машина начинает резко тормозить, когда папа, вцепившийся в руль побелевшими пальцами, со всех сил вдавил в пол педаль тормоза. Меня начинает тянуть вперёд. Ремень безопасности больно давит на грудь.
— Und das atmen fallt mir ach so schwer! Weh mir oh weh, und die vogel singen nicht mehr…
(И мне так трудно дышать! Мне больно, так больно, и птицы больше не поют…)
Но, не смотря на усилия ремня безопасности, инерция упрямо тянет мою голову прямо к подголовнику переднего кресла.
— Ohne dich kann ich nicht sein, ohne dich! Mit dir bin ich auch allein, ohne dich…
(Без тебя я не существую, без тебя! Даже с тобой я один, без тебя…)
От перегрузки к горлу подкатывает комок. Визг приближается… Удар…
— Ohne dich zahl ich die stunden, ohne dich! Mit dir stehen die sekunden, lohnen nicht…
(Без тебя я считаю часы, без тебя! С тобою замирают секунды, не оставляя ничего…)
Всё исчезает. Мир, и я вместе с ним, проваливается во тьму забытья. Тьму, из которой вернулся лишь я. Но не мама. Её тёплый взгляд остался там. Не папа. Его задорная улыбка тоже осталась в этой тьме. Вернулся только я…
— Ohne dich…
*Наше время*
Громкий гудок выдернул меня из омута воспоминаний. Водитель автобуса, непрерывно гудя, высунул голову наружу, и орал на кого-то. Проследив за его взглядом, я увидел, что автобус уже успел доехать до конечной, куда мне и нужно было. А кричал водитель на таксиста, вставшего прямо перед остановкой, и мешающего нашему транспорту подъехать.
Салон автобуса уже успел опустеть, и кроме меня тут был лишь один человек. Я же, вставая, и подходя к двери, поправил белую медицинскую повязку, закрывающую правый глаз. Её я надевал в тех случаях, когда был вынужден долго находиться вне дома. Как, например, сейчас. Вот только повязка эта никак не могла закрыть собой метку дайвера. Надо было видеть лицо продавца в цветочном, когда я попросил четыре гвоздики. При попытке представить, как бы он выглядел, заявись я без повязки, я не смог подавить улыбку. Как и в прошлом году, чем ближе я был к могиле родителей, тем чаще пытался отвлечься. Вот и сейчас я усмехнулся одной бредовой мысли внезапно посетившей бегущее от старой боли сознание. А затем без лишних раздумий снял повязку. Я в любом случае собирался сделать это чуть позже. От родителей мне скрывать нечего. И перед ними я появлюсь таким, какой я есть. Ведь будь они сейчас живы, приняли бы меня и такого.
— Твою мать… — прошептал тот самый человек, что тоже ехал до конечной, отшатнувшись чуть в сторону.
Светло-серые, почти белые глаза, чёрные длинные волосы, собранные в хвост на затылке, лицо типичного студента с мешками под глазами, и заметными под кожей очертаниями черепа. Телосложение было подстать лицу: тонкие руки, впалый живот, и в целом явный недостаток мускулатуры. Думаю, он был не намного старше меня, но из-за худобы и бледности кожи создавалось впечатление, что он едет не родных проведать, а на собственные похороны. Оделся этот "немёртвый" определённо не по погоде, так что сейчас, стоя в тёплой водолазке, джинсах, и явно зимних ботинках, обливался потом, не отрывая от меня паникующего взгляда.
Тем временем, таксист, что-то прокричав в ответ, всё же отогнал машину чуть дальше, освобождая путь автобусу.
— Наверное не поверишь, но я даже не кусаюсь, — попытался я пошутить.
Водитель, явно задолбавшийся ждать, резко тронулся, подъезжая к остановке, от чего парниша чуть не упал, не успев схватиться за поручень. А стоило дверям открыться, как он тут же вышел на улицу. Я заметил длинный кожаный плащ чёрного цвета, оставшийся лежать на сидении рядом с дверями.
— Эй, подожди! — крикнул я, хватая плащ, и выходя следом. — Ты забыл!
— А м-мне… Я… Это не моё! — промямлил этот паникёр, уже успевший отойти на добрый десяток метров. А затем, не оборачиваясь, максимально быстрым шагом пошёл по дороге в ту сторону, откуда мы только что приехали.
— А вот сейчас обидно было… — растеряно протянул я.
Нет, ну правда! Это уже даже не смешно. Конечно, настроение и раньше нельзя было назвать радужным, но этот придурок мне его окончательно испортил. Я уже привык к тому, что на меня смотрят как на прокажённого. Привык, что смотрят как на идиота. Но когда на меня смотрят как на какого-то монстра… Это по меньшей мере неприятно.
Сначала хотелось просто оставить плащ на остановке… Но, честно говоря, рука не поднялась. Я развернул его, и осмотрел: добротная толстая кожа чёрного цвета. Рукава на уровне запястий перетягивают декоративные ремешки с металлическими пряжками. На плечах примостились кожаные петли, которые я, не зная, как их там правильно называть, звал просто "погонами". На уровне пояса, продетый в две кожаных петли висел, собственно, пояс. Длинный, из чуть более мягкой, чем сам плащ, кожи. С внутренней стороны плаща, в качестве подкладки, была лишь совсем тонкая ткань, так что назвать изделие "тёплым" язык не поворачивался.
— А почему бы и нет? — пожал я плечами.
Сам-то я вышел без куртки, поэтому жарко мне не было. Так что я решил примерить неожиданный "подарок". И, что удивительно, он пришёлся мне по размеру. Прям в самый раз, словно под меня сшили. И это странно. Ведь по комплекции мы с его предыдущим хозяином сильно различались. Конечно, если предположить, что плащ был именно того паренька. Впрочем, без разницы. Хватит тратить время на пустые домыслы. Ведь меня всё-ещё ждут.
Кладбище расположилось на самой вершине крупного холма, которому, казалось, не хватало лишь нескольких метров, чтобы называться горой. Наверное, здесь стоило бы расположить не кладбище, а парк, или что-то типа того. Но, до этого холма никому не было дела. Даже кладбище было настолько не ухоженным, что так и напрашивалось на звание "полузаброшенного". Почему же я решил похоронить родителей именно здесь? А всё просто: тут тихо. И невероятно красиво. Остановка была у самого подножия холма, так что я принялся шагать по извилистой дорожке, ведущей наверх. Спустя минуту неспешной ходьбы, я миновал старый, покосившийся решетчатый забор, за которым начинались могилы. Между ними шло множество дорожек, как и та, по которой я сюда пришёл, не слишком аккуратно вымощенных потрескавшейся брусчаткой. Я пошёл дальше, к самому краю кладбища.
