«Здесь покоится мятежная душа, любимая дочь и подруга, ушедшая от нас слишком рано…»

Кристен спустила Джонни на землю и вздохнула, прикладывая ладонь к холодному камню:

– Ну привет, подруга.

– Как ты тут без нас, скучала? – продолжила за ней Нэйт, тоже прикасаясь тонкими пальцами к черному мрамору.

– Она правда вас слышит? – задумчиво спросил Джонни, на которого прохлада и таинственность кладбища всегда действовали как-то умиротворяющее: он немедленно переставал шуметь и закатывать истерики и просто послушно следовал за матерью.

– Мы надеемся на это, – Кристен кивнула. – Будешь яблоко?

Сын кивнул, и Кристен вытащила из своей сумки тщательно намытый фрукт, протягивая его Джонни. Тот немедленно принялся уплетать яблоко за обе щеки, хрустя и истекая ароматным липким соком.

– Ешь осторожнее, – рассмеялась Кристен.

Нэйт посмотрела на небо:

– Сегодня, наверное, будет дождь… Уж больно влажно и ветрено.

– Наверное, – Кристен кивнула и снова обратила свой взгляд на надгробный камень.

Над мемориальной надписью тем же золотом были выгравированы имя и даты жизни их умершей подруги:

«Миранда Спенсер, 1995–2015».

В восьмидесятых-девяностых годах двадцатого века Герда Смитфилд была, конечно, очень красивой женщиной. На нее засматривались мужчины всех возрастов и социальных статусов: бизнесмены из башни-высотки, мимо которой она ежедневно ходила на работу в кулинарию, водители такси, продавцы в магазинах, студенты и даже старички, чье внимание ее откровенно веселило. Мать называла ее вертихвосткой, бесстыдницей, стрекозой, но Герде все было нипочем: юная, двадцатилетняя, насквозь пропахшая пряной сдобой, ванилью и корицей, она упрямо надевала короткие платьица, трясла тугими темными локонами и снова и снова шагала мимо роскошного здания, где работала вся городская элита. Внимание бизнесменов ей особенно льстило: это были мужчины серьезные, состоявшиеся, обеспеченные. Если бы один из них влюбился в нее – она и сама стала бы купаться в мехах и драгоценностях. Роскошная жизнь ее привлекала: ей хотелось быть звездой. Она даже надеялась уехать однажды в Нью-Йорк на Бродвей или в Голливуд, но судьба распорядилась иначе.

Ни один бизнесмен в нее так и не влюбился. Один предлагал содержание в обмен на секс – но это предложение было ниже ее достоинства. Герда Смитфилд была не только красива – она была еще и далеко не дура. Одно дело было флиртовать направо и налево, стрелять глазками, вертеть задницей, затянутой в узкие джинсы, другое дело – всерьез отдать кому-то свою молодость, свое тело и свою жизнь. Герда Смитфилд мечтала о любви.

Знакомство с Брэдли Джонсоном было совсем не таким, какими бывают обычно знакомства с байкерами. Герда не ездила ни на какие мотогонки, не просиживала свой зад в прокуренном пабе, слушая отборную матерщину, не пялилась восхищенно на пролетающие мимо мотоциклетные кордоны, не пыталась вступить в байкерскую тусовку, бросив злополучные кости. Она вообще мало что знала о байкерах и их культуре до того момента, как Брэдли Джонсон вошел в кулинарию, где она работала.

– Пять кремовых, – бросил он тогда небрежно прямо с порога. Не поздоровался. Не сказал «пожалуйста». Но Герда все равно сразу обратила на него свое внимание: высокий, мускулистый, светлоглазый и светловолосый, он стоял перед ней непоколебимой скалой, держа в затянутых в перчатки пальцах блестящий мотоциклетный шлем.

– Шоколадом посыпать? – спросила она у него, а он все так же равнодушно и торопливо ответил:

– На ваше усмотрение.

Девушка сразу смутилась:

– Я не могу на свое усмотрение. С шоколадом выйдет дороже.

– Но, наверное, и вкуснее? – поинтересовался мужчина, наконец обратив на нее внимание и даже слегка улыбнувшись.

– Определенно, – Герда кивнула.

– Тогда валяйте, сыпьте свой шоколад, – сказал мужчина.

Герда щедро посыпала все пять пирожных тертым шоколадом, а потом, вручив покупателю бумажный пакет, предложила ему еще и фирменный чай:

– Мы сами делаем сбор и завариваем травы.

– Здорово, – отозвался мужчина. – Но сегодня я тороплюсь. Зайду в следующий раз, – пообещал он.

И он действительно зашел.

Случилось это через пять или семь дней после первой встречи. Герде сразу стало ясно, что на этот раз он пришел в кулинарию исключительно ради нее, и это чертовски польстило ее самолюбию.

– Где там ваш чай? – чуть грубовато и небрежно, но все же довольно дружелюбно спросил мужчина, и уже спустя три минуты Герда поставила перед ним дымящуюся кружку:

– Сахар нужен?

– Три кубика, – отозвался клиент.

– А вы любите послаще, – заметила девушка, сама не понимая, как провокационно прозвучала эта фраза в глазах ее нового знакомого. В ответ он ухмыльнулся и сообщил:

– Вы даже не представляете, насколько люблю…

Тут уже Герда смутилась и поспешила обратно за стойку, где было ее рабочее место. Мужчины нередко отпускали в ее адрес пошлые шуточки и грязные намеки, но никогда раньше это не звучало из уст мужчины, который бы ей нравился. А Брэдли ей понравился с первого раза.

Уже через неделю он пригласил ее на первое свидание. Потом – поцеловал. Потом – уложил в постель. Потом – сделал предложение. Все происходило так быстро, что Герда и сообразить не успела, что ступает на опасную и скользкую дорожку криминальной байкерской жизни.

Впрочем, ничего дурного за несколько лет жизни с Брэдли с ней так и не случилось. В доме мужа ее приняли хорошо – почти сразу она стала сидеть рядом с ним за обеденным столом. Члены клуба относились к ней тепло, и сама она постепенно прониклась семейной жизнью, начала готовить обеды на всю эту ораву голодных мужицких ртов, поддерживать уют в доме, разрешать конфликты и спорные вопросы.

Потом родился Карри – и мать, и отец души не чаяли в новорожденном сыне. Брэдли всячески баловал любимую жену и сынишку, и несколько лет жизнь казалась идеальной сказкой.

Но в какой-то момент Герда начала замечать в муже изменения. Он стал проводить с ней меньше времени, начал раздражаться и сбегать куда-то посреди ночи. Женщина сразу заподозрила его в измене – но доказательств у нее не было.

Когда Герда забеременела второй раз, на несколько месяцев Брэдли как будто снова стал ласковым и заботливым, но потом…

Герда была на сносях, когда в их дом заявилась другая женщина.

Каково же было ее удивление, когда женщина напрямую спросила, где можно найти Брэдли Джонсона.

И каково же было ее удивление, когда она увидела, что незваная гостья, как и она сама, находится на последнем сроке беременности…

Алисия родила Лиама четвертого апреля.

Герда родила Лэсси одиннадцатого апреля.

Семь дней разницы между сводными братом и сестрой – и целая разрушенная жизнь.

После такого позора Герда, конечно, не могла оставаться в доме своего мужа. Забрав новорожденную дочь, она переехала на съемную квартиру. Вместо нее в спальне Брэдли в клубе «Ночные демоны» поселилась с новорожденным Лиамом Алисия.

Герда хотела забрать и сына, но клубные законы этого не позволяли. Законы эти, конечно, нигде не были официально записаны: негласный байкерский кодекс, но посмей она его нарушить – и ситуация могла бы сложиться еще острее и хуже.

Долгие годы Герда запечатывала свою боль глубоко внутри. Растущая дочка была для нее отрадой, с сыном тоже удавалось понемногу общаться, и она старалась довольствоваться тем, что есть.

Много лет она боялась заводить новые отношения, но когда Лэсси исполнилось семь, в жизни Герды появился Майкл. Этот мужчина как будто возродил ее веру в сильный пол: он был нежным, и заботливым, и верным, хорошо относился к Лэсси и Карри, приносил в дом деньги. Пять лет они прожили душа в душу.

А потом у Майкла обнаружили рак печени, и он сгорел за каких-то полгода.