По схожей причине у кочевников в почете старики – аксакалы. Это имело практический смысл. Сотни лет назад раз в несколько десятков лет, вследствие циклических изменений климата, возникала необходимость вернуться на давно покинутые пастбища, иногда в сотнях километров. И никто, кроме некоторых стариков, уже не помнил: как туда возвращаться, где опасности, где водопой. Память аксакала содержала жизненно важную информацию для племени. А женщины не руководили перекочевкой и жили тогда меньше.
Первобытно-общинный строй, существовавший два миллиона лет, был основан на охоте и собирательстве. Ареал охотников и собирателей не превышал радиуса пешей доступности: утром на охоту и собирательство, а вечером вернуться с добычей – примерно 10 км. Площадь ареала первобытной общины, таким образом, составляла πR2 =3,14×100 км2=314 км2. Она, по всей видимости, могла прокормить порядка 150 предков человека. Потому что примерно столько могли обеспечить себе безопасность, например, от стаи волков. На протяжении этих двух миллионов лет и была сформирована привычка / потребность иметь общение со 150 своими сородичами, что гарантировало безопасность и выживание.
При переходе к сельской жизни размер общины увеличился до нескольких тысяч человек. При бо́льшем размере поселения становилось далеко добираться до своего участка земли. Здесь 150 человек – это «квартал». Бо́льший размер поселения (город) был возможным, но не при сельском образе жизни. Совместная деятельность предков гомо сапиенс стала основой, на которой строились их отношения, любовь и привязанность друг к другу.
Выживали те, которые подавляли инстинкт. Расчетливый самец мог в случае жестокого обращения проявить покорность, но, выждав, стукнуть обидчика рубилом. Гены человека, победившего инстинктивную конфликтность расчетом, наследовались. Так возникла низкая примативность (Новосёлов).
На промышленном этапе ограничение на размер поселения снялось и, по историческим меркам быстро, размеры мегаполисов превысили 15–20 миллионов человек, но размер общины – число Данбара (гипотетический предел количества стабильных социальных отношений, зависящий от объема неокортекса) – остался прежним. Согласно расчетам Р. Данбара, оно считается равным 150. Когда размер поселения превысил размер общины в 100 000 раз и даже ранее, число Данбара стало стремиться к нулю: раз невозможно поддержание отношений со всеми – то и ни с кем. В мегаполисе не нужна стая для обеспечения безопасности и питания, их обеспечивают государство и бизнес. Люди не здороваются и даже не знакомы с соседями по лестничной площадке. Это катастрофически увеличило число одиноких людей. К 2020 году число живущих за пределами страны рождения или гражданства, вместе с внутренне перемещенными лицами, достигло 325 миллионов человек. Два миллиона лет привычки / потребности иметь общение со 150 своими сородичами никуда не исчезли. Вследствие этого возник большой психологический дискомфорт. Люди в трехпоколенной семье из 10 человек на отдельном хуторе менее одиноки, чем холостой мужчина в городе с населением 20 миллионов человек.
Мегаполис – это место, перенаселенное одинокими людьми.
Мужчина тем больше привлекает женщин, чем выше его ранг. Согласно Протопопову, решающим компонентом рангового инстинкта (потенциала) является уверенность в превосходстве – возможно, ничем не подкрепленная. А также: агрессивность, склонность инициировать конфликты; способность выдерживать их; неуступчивость. Настойчивость – признак жизнеспособности и психологической устойчивости. Противопоставлять себя другим может лишь высокоранговая особь.
В определении рангового потенциала настораживает эта «ничем не подкрепленная уверенность», или, по-простонародному, «вшивая спесь». Последняя является признаком эгоцентризма, у женщин называемого стервозностью. И это вряд ли имеет отношение к уровню рангового потенциала.
Мужчин, воображающих себя крутыми, много среди силовиков. Личные качества (ранг) там заменяют знаки различия.
«Вшивая спесь» имеет отношение к высокой примативности, а не к высокой ранговости. По Протопопову примативность – это сила инстинктов относительно рассудочно-мотивированного поведения. Чем выше уровень примативности, тем более человек является рабом эмоций. Эмоциональность теснейшим образом связана с инстинктивностью. Примативность имеет косвенное отношение к интеллекту, культуре и темпераменту.
Но рассудочно-мотивированное поведение – отнюдь не константа, как следует из трудов Протопопова и Новосёлова. Поэтому относительная сила инстинктов – тоже не константа. Следовательно, ранжирование индивида по примативности – тоже не константа! Мы рождаемся высокопримативными, а к зрелости – в результате воспитания, самовоспитания и мудрости – становимся низкопримативными. Чем дольше живем – тем больше контраст между стартовой и текущей примативностью.
Система наказаний / воспитания для того и создана государством, чтобы сокращать в обществе долю высокопримативных (антиобщественных) элементов.
Вообще-то еще лет сто назад система наказаний была с точки зрения эволюции более эффективной, чем современная. Но концепция прав человека взяла верх над концепцией общественного блага.
Высокоранговые и высокопримативные – это люди, уважающие себя, но не уважающие других: политики, уголовные авторитеты, бизнесмены.
Высокоранговые и низкопримативные – это люди, уважающие себя и других: ученые, художники, интеллигенция.
Низкоранговые и высокопримативные – это люди, не уважающие себя и других: силовики, хулиганы и мелкие артисты.
Низкоранговые и низкопримативные – это люди, не уважающие себя, но уважающие других, легко манипулируемые: подкаблучники, «мужчины советского типа».
Новосёлов считает, что высокоранговый низкопримативный активен и обучаем, на нем стала держаться цивилизация.
Слишком быстрое по биологическим меркам укрупнение сообществ вследствие развития материальной культуры в последние несколько тысячелетий породило нехарактерные условия существования. А именно – сытость и безопасность в условиях социума. И не было времени, чтобы приспособиться (Новосёлов).
Оказалось, что человек может выжить в мегаполисе в одиночку социально-экономически, но не может выжить социально-психологически и даже биологически (суициды).
Беда человечества состоит в том, что оно спесиво отрицает влияние инстинктов на отношения мужчин и женщин, называя это биологизацией «высоких» эмоций.
1.2. Предпосылки любви и секса
Мужчины влюбляются и женятся от инстинктивного страха остаться вне стаи и погибнуть.
С рождения человек обычно окружен положительными эмоциями. На смену эмоциям родителей приходят эмоции друзей. Гомо сапиенс мог выжить только в стае. Смысл друзей в ощущении: «Я не один, я выживу!». После школы друзья разъезжаются. Если он поступает в университет, эмоции от друзей длятся еще четыре-пять лет. Поэтому-то люди без высшего образования заводят семью на четыре-пять лет раньше. После университета эмоций становится еще меньше: друзья заняты семьей. Пора создавать свою стаю – семью. В силу возраста повышается гормональный уровень и человек ищет любовь, решая гормональные и эмоциональные проблемы.
Когда мужчина спит один – ему тревожно. Он ведь эволюцией заточен на безопасность – подстраховать некому. Спящий одиноко ощущает себя изгнанным из стаи, обреченным на гибель. И вот эта тревожность «спящего одиноко» исподволь подтачивает психику. Не может нормальный мужчина решить эту проблему, живя с другом – люди не поймут…
Этот вид инстинкта используется государством в виде ограничения общения и наказания одиночеством – тюремным заключением. Одиночная камера и келья, оказывается, не лучшее место для мужчины…
Дефицит общения, психологический вакуум после школы / вуза ускоряют появление любви. Этот вакуум быстро преобразует отношения с более-менее пригодным объектом в любовь. Гормональный пожар «тушится керосином» феромонов – и вуаля: вспыхивает любовь!
