— Госпожа Венгрия. — Голос председателя собрания вывел ее из раздумий.

Пару мгновений Эржебет потребовалось на то, чтобы осознать, где она находится и что происходит.

— Неужели вы наконец-то пришли к единому мнению? — не без иронии осведомилась она.

Председатель беспомощно развел руками.

— Голоса разделились поровну. Многие считают, что нам будет выгоднее поддержать Габсбургов, а в обмен потребовать расширения наших прав. Но другие думают, что лучше не признавать Марию-Терезию. Некоторые даже предлагают заключить союз с Пруссией.

«Вот это точно не получится. — Эржебет невесело улыбнулась. — Гилберт всегда был жутко злопамятным, он наверняка все еще злится на меня и даже разговаривать не захочет. Или выдаст что-нибудь в духе: «Ах, ты меня выбросила? Вот и выплывай теперь сама!». Я его знаю. Хотя я бы с удовольствием услышала даже это, лишь бы просто увидеть его… И если я буду участвовать в войне, мы обязательно встретимся. Вот только это будет нарушением нашего с Родерихом договора».

— Нам хотелось бы услышать ваше мнение, госпожа Венгрия. — Председатель с надеждой взглянул на нее. — Ваши слова станут в сложившейся ситуации решающими.

Эржебет прищурилась, ее губы тронула нехорошая усмешка: в этот момент у нее в голове созрело решение. Она встала со своего места, поднялась на трибуну, обвела ряды притихших делегатов задумчивым взглядом.

— Я считаю, что нам не стоит выходить из состава Империи, — взвешивая каждое слово, заговорила Эржебет. — Нам не нужен очередной конфликт с Габсбургами. Вспомните, чем закончилось последнее восстание. Тогда мы тоже решили, что Родерих измотан войной и ослаб. В итоге нас чуть не разгромили. Я считаю, что в сложившейся ситуации выгоднее будет оказать помощь Марии-Терезии, признать ее законной королевой Венгрии, а взамен выторговать максимально возможное количество привилегий. Это мое последнее слово, господа!

На следующий день Эржебет принимала в своем кабинете императрицу.

Мария-Терезия держалась гордо и величественно, как подобает хозяйке огромной Империи. Враг уже стоял едва ли не под стенами Вены, от решения венгров сейчас зависело очень многое, но наследница Габсбургов ничем не выдала своего волнения.

Эржебет не могла не восхищаться ее выдержкой, так приятно было видеть, что в этом мире, принадлежащем суровым мужчинам, рождаются сильные духом женщины, способные крепко держать в своих хрупких руках бразды правления в роковой для страны час. Но Эржебет всегда старалась не позволять личным симпатиям влиять на решения в политике. Как бы ей ни нравилась Мария-Терезия, Эржебет собиралась жестко отстаивать свои требования, не уступая ни пяди. Это было по-своему подло: пользоваться слабостью Вены. Однако Эржебет слишком долго жила на свете, чтобы понять, что ради выгоды иногда стоит поступиться честью, как бы противно это не было. К тому же, на ее взгляд, все требования к Родериху и императрице были вполне справедливыми.

— Ваше Величество, — начала Эржебет после традиционного приветствия и обмена любезностями. — Можете не сомневаться, я всецело поддержу вас в войне. Я остаюсь верной престолу и господину Родериху. Но есть одна маленькая загвоздка…

— Какая же? — Мария-Терезия говорила так ровно и небрежно, словно речь шла о погоде.

— Я готова предоставить вам двадцать тысяч штыков. Но, как вы знаете, солдаты сражаются лучше, если их ведет в бой их страна, — нарочито неспешно произнесла Эржебет.

— Да, конечно, я бы хотела, чтобы вы лично возглавили своих людей. — Мария-Терезия кивнула.

— В этом и проблема. Если моим войскам придется сражаться с Пруссией, то я наверняка столкнусь на поле брани с Гилбертом Байльшмидтом. А по нашему с герром Родерихом договору мне запрещено даже близко подходить к нему…

Эржебет многозначительно замолчала, предлагая собеседнице самой понять, к чему она клонит.

— О, я полагаю, мы сможем разобраться с этим досадным недоразумением, — Выдержка все же изменила Марии-Терезии, в ее голосе на долю секунды проскользнуло облегчение и даже дрожь. — Небольшая поправка к договору, только и всего. Уверена, Родерих будет не против.

— Тогда, надеюсь, вы и он будете также не против еще нескольких поправок. — И, одарив императрицу милейшей улыбкой, Эржебет протянула ей составленный сеймом список требований.

Брови Марии-Терезии изумленно поползли вверх, но выбора у нее не было. Эржебет получила подпись императрицы под новым договором, где среди прочих пунктов был и один особо важный, гласивший, что теперь она может видеться с кем угодно, когда угодно и сколько угодно. Этим же вечером Марию-Терезию торжественно короновали древней короной Венгерских королей. А через неделю войско под предводительством Эржебет выступило на помощь Родериху. Ему сильно досталось от армий Гилберта и Франциска, венгерское подкрепление было последней надеждой.

Эржебет волновалась об Родерихе, все-таки за последние годы она успела к нему по-своему привязаться, даже могла назвать другом. Но не таким, ради которого стоит поступиться политической выгодой. И как бы она ни переживала за Родериха, гораздо больше ее занимала грядущая встреча с Гилбертом.

«Интересно, сильно ли он изменился? Он теперь поднимается вверх, становится уважаемой державой, а не просто третьесортным герцогством. По всей Европе с восторгом и завистью говорят о прусской армии и ее победах».

Хотя сейчас она была в стане его врагов, Эржебет искренне радовалась успехам Гилберта, восхищалась его упорством, поразительным умением раз за разом возрождаться, как феникс из пепла. Сначала он набрал силу после позорного изгнания из Бурценланда, теперь после столетий подчинения вновь громко заявил о себе.

«Мне есть чему у него поучиться. Он снова силен, как в день нашей первой встречи».

Эржебет трепетала от предвкушения, ожидая сражения, вспоминая, каково это — скрещивать с Гилбертом клинки. Пальцы сами тянулись к эфесу сабли, внутри все сводило, а на щеках выступал нездоровый румянец. Эржебет не замечала, как чуть прикусывает губу и щурится, представляя шальную улыбку Гилберта… И шанс увидеть его вживую представился ей гораздо быстрее, чем она ожидала.

На второй день похода к Эржебет на взмыленной лошади прибыл гонец с сообщением, что в нескольких лигах к югу войско Родериха столкнулось с войском Гилберта, и подмога будет как нельзя кстати.

На краткий миг Эржебет ощутила себя гончей на охоте, почуявшей след волка.

«Он там! Он побеждает! Но я не дам ему выиграть!»

Эржебет велела передать по войску приказ переходить на быстрый марш.

Они успели как раз вовремя, неожиданно напали на незащищенный левый фланг прусской армии, Эржебет была на самом острие атаки. Вихрь битвы мгновенно захватил ее, закружил и понес навстречу пьянящей опасности. Будто не было стольких мирных лет, когда она брала в руки оружие лишь для тренировки, а гораздо чаще держала в них веер. Инстинкты прирожденного воина мгновенно проснулись в ней, тело двигалось само, сабля вздымалась и опускалась, погружаясь в плоть врагов. Эржебет стремилась к холму, где развевалось знамя Габсбургов, что-то неудержимо гнало ее туда, какое-то внутреннее чутье. Что-то подсказывало ей, что там она найдет того, кого ищет. Только будет это вовсе не Родерих.

Гулкий грохот пушек, бодрая дробь барабанов, топот тысячи ног наступающей пехоты — эти звуки были для Гилберта лучшей музыкой в мире, в такие моменты он по-настоящему осознавал, что был рожден для войны.

Гилберт несся во главе отряда кавалерии, не обращая внимания на свистящие в опасной близости пули, и его обнаженная сабля нестерпимо ярко сверкала в лучах полуденного солнца.

Он ворвался в ряды австрийской пехоты, рубя направо и налево, чистейшее лезвие его клинка мгновенно окрасилось алым.

Гилберт стремился туда, где на пригорке у шатра развевалось знамя Габсбургов. Там был его враг — проклятый Родерих, и он сметет его с пути, растопчет, как сейчас сметала австрийских солдат двигающаяся непроницаемым строем прусская пехота.