— Сейчас узнаешь…
И снова поцелуй, такой сладкий и глубокий, какой Кит видела разве что во снах, что часто преследовали ее постыдными картинками, невольно всплывшими сейчас в памяти, заставляя краснеть, под довольное урчание мужчины, который словно впитывал собой ее стыд, получая от этого потрясающее по силе блаженство, которым хотелось наслаждаться подольше. А ещё поделиться им с ней. Той, кого он, наконец, заполучил в свою безраздельную власть, ведь она отвечала. Кит отвечала ему! А это значило, что он имеет на нее право, и сейчас заявит об этом самым приятным способом, а позже оградит от любых посягательств чужаков, ревнуя ее ко всем, а особенно к ее другу, чье присутствие рядом с любимой всегда отзывалось в нем обжигающей болью…
А поцелуи всё жарче: длинные костяные пальцы сжимают кожу предплечий сильнее, разогревая, словно горчичниками, после которых так горят следы его касаний… Сминают собой до приятного зачатка боли, от которой, тем не менее, все равно будут небольшие отметины синяков, расчертивших жемчужную кожу следами чужой власти. У Кит засосало под ложечкой, когда руки монстра начали гладить живот, давя на него и поднимаясь к границе поверхностного дыхания под ребрами, чтобы начать долгожданный штурм, повалив на будто специально опустошенный, массивный письменный стол из черного смоляного дерева, тонкими лопатками, по которым от касания холода поверхности через ткань одежды тут же пробежали трепетные мурашки. Будто крыльями бабочек защекотало кожу, заставив чуть вздрогнуть и едва ощутимо выгнуться, давая пространство под спиной, куда незамедлительно подлезают чужие ладони, царапая через одежду сильными пальцами. И даже опомниться ей не дают, опаивая хмелем глубокого поцелуя, пока чужое колено в нетерпении размыкает замок из бедер под джинсами, упираясь в горячую точку спустившейся вниз готовности отдаться, которая даже для Кит стала неожиданностью, будто организм вел свою игру, идя на поводу первобытных инстинктов потребности в сладострастии. От этого она было протестующе замычала, но звук предательски соскользнул в тональность стона, мешаясь с глухим и утробным рыком Эпика, чьи пальцы, сделав шаг назад, к животу, ловко подцепили пуговку и молнию, начав стягивать штаны уже с помощью магии: фаланги вновь чертили красноватые полосы на нежном бархате женской кожи, рисуя на бедрах подпись захватчика новой территории, вынуждая согнуть колени, подпуская ближе. И Кит тихо и испуганно пискнула, получив в ответ наказание его укусом за губу, когда белья в сокровенном месте коснулось тяжёлое полукружие освобождённого из плена мужских штанов вожделения, цвета темной ежевичной магии, пустив точечный разряд ответных искр чудесного чувства с оттенками стыда.
— Что же, и теперь будешь отнекиваться, малая, м? — Эпик оторвался от ее губ, скользя пальцами за грань тонкого хлопка и бесстыдно касаясь погорячевшего и влажного нутра, обведя мягкий клитор и забираясь ими в лоно почти до основания, очерчивая его грани и стенки тягучим и медленным движением, — будешь отрицать?
— Эпик… Что ты… Ты с ума сошел, — сбивчиво прошептала Кит, хватаясь за скрытые свитером плечи, как за последний шанс на освобождение, глядя на отсвет пурпурного зрачка в просвете трещины на глазнице, и от этого пляшущего пламени в голове летит карусель, роняющая душу в самый низ, вторя его движениям внутри, что не прекращались ни на секунду. Дразня тянущим чувством. Заставляя вздрагивать и хватать собственный голос, зажав его горлом.
— Ну же, не сдерживайся, здесь всё равно никого нет, — скелет приблизился вплотную, почти касаясь ртом ее губ, но замерев в жалких миллиметрах, глубоко вдыхая разгоряченный ей воздух и продолжая сладкую муку пальцами.
— Мхх… Да ты и сам хочешь не меньше, — Кит решила вновь дерзить, прилагая титанические усилия, чтобы сдерживать стоны удовольствия, и это возымело эффект.
— Ах ты маленькая колючка… Я ведь и наказать могу за непослушание, м? — Эпик понижает голос до дьявольских тональностей, сводя с ума изнутри вибрацией тембра, ощутимого через все точки соприкосновения с его погорячевшими костями за свитером с расчерченным на шерстяной ткани частоколом лавандовых теней.
— Попробуй, а то всё угрозы… Да угрозы… Голословно, — почти с наслаждением тянет девушка, пальцем ведя линию по передней части шейных позвонков до подбородка черепа, от чего монстр шумно выдыхает.
— Сама виновата, детка, — гулко рыкнул он, с плохо скрываемым удовольствием, вытащив из лона пальцы со скользким звуком, рывком переворачивая Кит на живот и фиксируя её запястья магией, словно веревками, фактически распяв на темном дереве столешницы, с удовольствием поймавшего добычу хищника стягивая белье со стройных, дрожащих ног, специально касаясь приятной неги девичьего тела костяшками, пуская щекотку по внутренней стороне бедер и упругих икр.
— Такая трепетная, Китти~, — тянет он, сжимая ладонями голые ягодицы и нагибаясь к спине своим торсом, начав задирать руками, скользящими по пояснице, ткань халата и рубашки, любуясь впадиной позвоночника с бугорками остистых отростков, скрытых под кожей волнистой линией, словно вихри неустойчивости облаков, по которым он ведёт фалангами, надавливая на каждый. Девушка жмурится от удовольствия его ласки, решив, что пусть она сгорит в аду, но удовольствие получит хотя бы один раз, до сих пор не веря в то, что чувства играли здесь первостепенную роль. И уткнувшееся в горячую, голую промежность мужское желание заставляло темнеть в глазах, до боли натягивая путы на запястьях, врезающиеся в кожу тугими обручами, от которых та краснела. Пальцы немели, а спина выгибалась плавной лодочкой, когда член прямолинейно потёрся головкой о границы половых губ, делая их влажными от росы чужой смазки, но Эпик не так уж спешит, медленно накрывая ее спину собой, чтобы мягко оголить круглое, бархатное плечико студентки и ощутимо впиться в него челюстями, вырвав из девушки вскрик, который он тут же глушит, вгоняя член в лоно одним резким махом, от которого перед глазами Кит взлетает сноп красных искр.
— Эпик, — сдавленно прошептала под ним девушка, и монстр разжимает челюсти, упираясь руками о стол и начиная резкий, размашистый темп, раскачивая ее распятое на столе тело мощными и грубыми толчками, которые отзываются странной смесью боли и блаженства, идущих быстрыми разрядами по ее позвоночнику, стоило члену удариться о мягкость преграды внутри нее, выбив сладострастный стон. И так: раз за разом, вновь и вновь в этом пульсирующем темпе, вторящему пульсу в ее сосудах и сокращению стенок живого, распаленного чувствами сердца. Его пальцы судорожно хватаются то за мягкость круглых ягодиц и бедер, сминая мышцы слишком сильно, то бока, царапая их фалангами до крови, оставляя линии рубиновых полос, пересекающие частично скрытые одеждой ребра. Кит от каждого его действия почти рычала, не разбирая вовсе этой боли, что впиталась в кровь страстью, которую оттуда было уже не изгнать, словно гемоглобин переносил ее на себе, променяв кислород на чистую одержимость. И сверху ее напористо брал тот, по кому столь долго ныла душа, вдалбливая ее в стол с такой силой и наслаждением, что Эпик широко откидывал голову назад, открывая рот в особо резких движениях и протяжно, но тихо мыча, на миг замирая внутри, чтобы немного оттянуть момент максимального кайфа.
Кит первая добирается до вершины экстаза, сдерживая стон, но Эпик шепчет “Не держи, детка” — спуская курок ее громкого голоса, содрогающегося вместе с ее телом, что возбуждает монстра пуще прежнего, делая его уже долго сдерживаемое желание разрядки болезненным. Эпик кончает, делая импульсивные, инерционные толчки вглубь лона, цепляясь руками за изгиб ее тазобедренных косточек, сминая до боли, от которой Кит тихо хнычет, чувствуя, как по чувствительной коже бегут обжигающие дорожки вытекающего наружу следа его власти над ней. И как сильно после собственного экстаза начинает чувствоваться каждая его метка, специально или нет оставленная на самых уязвимых и нежных местах, заставляя задерживать дыхание от каждого неосторожного движения. Путы с рук исчезают, и девушка не сразу подтягивает к себе дрожащие руки, пугая этим скелета позади, что выскользнул из влагалища, поправляя штаны и обеспокоенно переворачивая на столе свою любимую.
