Побродив в колючей тишине ещё почти полчаса, девушка размышляла, что взять прочитать первым, но ее мысли то и дело возвращались к стойке с одинокой книгой на ней. Она не любила начинать что-то новое, не окончив предыдущее. Словно надругательство над произведением или делом. И даже если оно было неинтересным, бросить его недочитанным было выше ее сил.

— Агхх, черт. Ладно, завтра ещё весь день будет, — она с досадой посмотрела на полки и вернулась за книгой, чтобы вновь увязнуть в философских изречениях на забытом кресле.

Дело сделано, и скинув кеды, Лайма с ногами угнездилась на удобной мебели, продолжив читать трактат, изредка перелистывая шершавые странички. Время текло незаметно. Откровенно говоря, который час она и не знала: странно, но тут нигде не было часов. Приятная, почти осязаемая тишина приносила спокойствие и умиротворение, полностью погружая в атмосферу таинственного, волшебного помещения. Можно было сидеть так вечность, позволяя словам из текста медленно течь через собственные мысли, навсегда оставляя в них отпечаток. Настоящая магия, когда читая, буквально видишь чужие мысли и пропускаешь их через призму собственного восприятия мира.

Девушка читала до поздней ночи. На улице стало совсем темно и даже отдаленных звуков нельзя было больше услышать. Но через какое-то время всполохи привлекли внимание Лаймы. Кажется, начиналась гроза… Летом это обычное дело, но ночные грозы случались достаточно редко: то ли климат не позволял, то ли просто не всегда замечаешь такое приятное погодное явление, сбивающее надоедливую духоту, предпочтя любованию зарницами обычный сон. А этим летом дождя и вовсе было критически мало, даже земля местами растрескалась, а листья пожухли, отчаянно желая воды.

Но Лайма не любила грозу… У нее попросту была бронтофобия*, развившаяся ещё в детстве и в силу обстоятельств усилившаяся с возрастом. И хотя гул от далёких раскатов едва можно было ощутить, то вспышки зарниц, освещавших небо с частой периодичностью пустили по ее коже холодные мурашки. Дома такие дни она пережидала, сидя в ванной с наушниками с хорошей звукоизоляцией и музыкой. Если же ненастье заставало на работе, то там тоже хватало мест, где грозу было не слышно. Но сейчас… Это место не было ей знакомым, и так некстати нагрянувшая непогода застала Лайму врасплох.

Грозовая туча, будучи равнодушной к терзаниям юных дев, держала свой путь прямо на город, приближаясь к нему неотвратимыми раскатами, похожими на шаги огромных великанов. Буря, судя по частоте и силе разрядов молний, сулила быть долгой, обещая хорошенько потрепать улицы и пролиться на разогретые каменные стены долгожданным ливнем.

Лайма теперь уже неотрывно смотрела в окно, вздрагивая от каждой вспышки, нервно закусывая губы. Все ещё сжимая книгу, как спасательный круг, она неуверенно встала и подошла к шторам, анализируя ситуацию, пока это ещё позволял сделать рассудок. Можно было бы покинуть это место через окна, но на них были решетки, отрезавшие любые пути к отступлению. Прыгать со второго этажа тоже чревато… Да и до дома девушка не успела бы добраться: ветер гнал черные тучи куда быстрее. Оставалось лишь принять неизбежное. С очередным уже ощутимо встряхнувшим воздух громом в библиотеке и на улице погас свет, оставив бедолагу один на один с фобией, как в дешёвом фильме ужасов.

— Черт… Надо было вернуть книгу на неделе, — с плохо скрываемым ужасом тихо прошептала Лайма, спиной пятясь от окна, пока вдруг не уткнулась в стеллаж, оказавшийся будто бы ближе и прижимая потёртый томик к часто вздымающейся в нарастающем страхе груди.

— Я думал, ты более храбрая. Как… Разочаровательно… — позади, почти над самым ухом раздался словно многократно расщепленный тихим эхом скрипучий нечеловеческий голос.

Лайма порывисто обернулась, сталкиваясь с ярко светящимся в темноте бирюзовым глазом на черном силуэте, почти невидимом в темноте помещения.

Это был Найтмер.

Комментарий к Шахматы с жизнью

*Бронтофобия - патологическая боязнь грозы, грома и молнии.

========== Маска хладнокровия ==========

“Друзья именуются чистосердечными; враги действительно таковы; вот почему надо пользоваться их порицанием в целях самопознания, как больные принимают горькое лекарство.”Артур Шопенгауэр.

— Найтмер. Это ведь твое имя? — Лайма зацепилась взглядом за яркий свет его глаза, словно за спасательный круг, стараясь унять нарастающий страх от нависшей над городом грозы.

— Как проницательно, — сарказм сочился в его странном скрипучем голосе, — сама догадалась или подсказал кто?

— Как… Как ты попал сюда? Дверь ведь закрыта, — она проигнорировала последнюю реплику, пытаясь вопросами отвлечь себя от проявлений собственной фобии.

— Для кого-то вроде меня дверь - не преграда. Кроме того, твой почти животный ужас сложно было не почувствовать, — в темноте стала видна перечертившая лицо белая, немного неестественная улыбка, — ты мне льстишь, человек? Когда я появился, твой страх усилился. Неужели я такой пугающий? — Он будто злился, но из-за странной безэмоциональной улыбки было сложно понять, что вообще испытывает монстр и испытывает ли вообще.

Лайма недоуменно нахмурила брови, озадаченно глядя на Найтмера, удивившись, что ее страх он принял на свой счёт. Монстры, какими бы пугающими те ни были, никогда ее не ужасали. Гораздо страшнее были люди. Их искаженные, безобразные и чёрствые души внушали куда больше опасений, чем чистая непосредственность более слабых духовно чудовищ. И Лайма это знала не понаслышке.

Раздавшийся совсем над головой мощный раскат грома, заставил девушку в ужасе выдохнуть и почти неосознанно шагнуть навстречу к черному силуэту. Она едва помнила, как дышать, голова и вовсе отказывалась думать, потихоньку отдавая управление излишне разошедшемуся инстинкту самосохранения, который волнами липких мурашек проходил по внутренней стороне всех ее внутренностей. Мерзкое во всех смыслах чувство.

Желание быть ближе к любому живому существу сейчас затмевало все доводы логики. Глаз Найтмера внимательно прищурился, а улыбка исчезла, оставив лишь неясный силуэт во тьме библиотеки. Кажется, он был теперь удивлен, если можно так сказать.

— Я… Книгу вернуть принесла, вот, — девушка протянула ему издание, желая как-то реабилитироваться в своих действиях, — ты забыл в электричке.

Чёрное щупальце быстро обвило обложку и утащило книгу куда-то в темноту, оставив на руке странное чувство чужого касания.

— Интересно, — протянул скрипуче голос, тихо множась странным эхом, — и для этого ты обманула библиотекаря, оставшись здесь на выходные? Очень сомневаюсь, что это произошло случайно.

— А сам-то что здесь забыл после закрытия? Книги воруешь? — не осталась в долгу Лайма.

— Хмм… Я лишь собирался поужинать, — недобрая улыбка снова разрезала черную смоль на его черепе. Девушка нисколько не впечатлилась. Ее гораздо сильнее волновала очередная вспышка молнии и раскат грома.

Казалось, что ещё чуть-чуть, и она сама с удовольствием натрет кожу приправой, чтобы монстру удобнее было есть, полагая, что под приемом пищи он имел ввиду её. Лишь бы не слышать этот холодящий душу рокот, не видеть этих ярких полыхающих на все небо разрядов, лишь бы всё прекратилось…

— В таком случае, не смею задерживать. Не подавись только, — почти безразлично протянула Лайма, из последних сил удерживая самообладание и подступая к чудовищу вплотную. Так близко, что ощущалось чужое тихое дыхание на лице, а отсвет от бирюзового зрачка озарял кожу едва различимыми бликами.

В нос ударил терпкий запах, оставляющий где-то за горлом горьковатый привкус, но отнюдь не неприятный, а скорее напоминая цедру лимона с корицей.

— И всё таки я не ошибся, — довольно прошипел Найтмер, незаметно для девушки задвигая за ее спиной собственные черные щупальца, — ты действительно смелее, чем кажешься, человек. Может поэтому твой страх такой аппетитный? Занятно, что ты боишься не меня. Впрочем, это не важно.