Динни наморщила лоб:

- Я, правда, об этом не думала, но ни за что не хотела бы иметь незаконного ребенка. Кстати, вы дали той девушке рекомендацию?

- Да. Не вижу никаких оснований, почему бы ей не стать манекенщицей. Она достаточна худа. Фигурки под мальчика будут в моде еще по крайней мере год. Затем, - запомните мои слова, - юбки удлинятся, и все снова начнут сходить с ума по пышным формам.

- Вы не находите, что это несколько унизительно?

- Что именно?

- Бегать по магазинам, менять фасон платья, прическу и все такое.

- Зато полезно для торговли. Мы отдаем себя в руки мужчин для того, чтобы они попадали в наши руки. Философия обольщения.

- Если эта девушка получит место манекенщицы, у нее будет меньше шансов остаться честной, правда?

- Наоборот, больше. Она даже сможет выйти замуж. Впрочем, я не утруждаю себя заботой о нравственности ближних. Вам в Кондафорде, наверно, приходится думать о таких вещах, - вы ведь осели там с самого норманнского завоевания. Между прочим, ваш отец помнит о налоге на наследство? Он принял меры?

- Он еще не стар. Флер.

- Да, но все люди смертны. Есть у него что-нибудь, кроме поместья?

- Только пенсия.

- Много у вас леса?

- Я не допускаю даже мысли о вырубке. Уничтожить за полчаса то, что двести лет росло и набиралось сил! Это отвратительно.

- Дорогая, в таких случаях остается одно: продать и удалиться.

- Как-нибудь справимся, - отрезала Динни. - Кондафорд мы не отдадим.

- Не забывайте про Джин.

Динни выпрямилась:

- И она не отдаст. Тесбери - такой же древний род, как и мы.

- Допустим. Но Джин удивительно многосторонняя и энергичная особа. Она не согласится прозябать.

- Жить в Кондафорде не значит прозябать.

- Не горячитесь, Динни. Я думаю только о вашей пользе. Если вас выставят, я обрадуюсь не больше, чем если Кит лишится Липпингхолла. Майкл решительно ненормальный. Он заявляет, что если уж он - один из столпов страны, то ему жаль ее. Какая глупость! Никто, кроме меня, никогда не узнает, какое он чистое золото! - прибавила Флер с неожиданно глубоким чувством; потом, видимо перехватив удивленный взгляд Динни, спросила: Значит, я могу отшить американца?

- Можете. Три тысячи миль между мной и Кондафордом!.. Не выйдет, мэм.

- По-моему, вам следовало бы сжалиться над беднягой. Он ведь поведал мне, что вы, как он выражается, его идеал.

- Опять это слово? - воскликнула Динни.

- Да, термин неудачный. Но он прибавил, что сходит с ума по вас.

- Велика важность!

- В устах человека, который едет на край света разыскивать истоки цивилизации, это, вероятно, все-таки важно. Большинство из нас согласилось бы поехать на край света, только бы их не разыскивать.

- В тот день, когда прекратится история с Хьюбертом, я порву с Халлорсеном, - объявила Динни.

- Думаю, что для этого вам придется надеть фату. Вы будете прелестны в ней, когда под немецкую музыку выйдете с вашим моряком из деревенской церкви, как в добрые феодальные времена.

- Я ни за кого не собираюсь замуж.

- Это будет видно. Пока что не позвонить ли нам Эдриену?

У Эдриена ответили, что его ожидают к четырем. Динни попросила передать, чтобы он зашел на Саут-сквер, и отправилась собирать свои вещи. В половине четвертого она спустилась вниз и увидела на вешалке шляпу, поля которой напомнили ей нечто знакомое. Она, крадучись, повернула назад к лестнице, как вдруг услыхала:

- Вот замечательно! Я так боялся, что не застану вас.

Динни подала Халлорсену руку, и они вместе вошли в гостиную Флер, где на фоне мебели времен Людовика XV он показался ей до нелепости мужественным.

- Я хотел сообщить вам, мисс Черрел, что предпринято мною в отношении вашего брата. Я условился с нашим консулом в Ла Пас. Он разыщет Мануэля и передаст по телеграфу его показания под присягой о том, что на капитана бросились с ножом. Для разумных людей этого достаточно, чтобы оправдать вашего брата. Я пресеку эту идиотскую историю, хотя бы мне самому пришлось поехать в Боливию.

- Я вам так благодарна, профессор.

- Пустое! Теперь я готов сделать для вашего брата все что угодно. Я полюбил его, как родного.

Эти зловещие слова были произнесены так просто, с такой душевной широтой и щедростью, что Динни почувствовала себя маленькой и жалкой.

- Вы нехорошо выглядите, - неожиданно объявил американец. - Если что-нибудь случилось, скажите мне, и я все улажу.

Динни рассказала ему о возвращении Ферза.

- Такая красивая леди! Скверное дело! Впрочем, может быть, она любит его и ей потом станет, наоборот, легче.

- Я буду жить у нее.

- Вы молодчина! Капитан Ферз опасен?

- Пока неизвестно.

Халлорсен сунул руку в задний карман и вытащил миниатюрный пистолет:

- Положите в сумочку. Меньшего калибра не бывает. Я купил его на то время, пока я здесь, убедившись, что в вашей стране люди ходят без ружей.

Динни рассмеялась.

- Благодарю вас, профессор, но он обязательно выстрелит там, где не нужно. И потом, если бы мне даже угрожала опасность, воспользоваться им было бы нечестно.

- Вы правы. Мне это не пришло в голову, а вы правы. Человек, пораженный таким недугом, заслуживает бережного обращения. Но мне очень неприятно знать, что вы можете подвергнуться опасности.

Вспомнив наставления Флер, Динни отважно спросила:

- Почему?

- Потому что вы мне дороги.

- Страшно мило с вашей стороны. Но вам не следует забывать, что я не товар на брачном рынке.

- Каждая женщина - такой товар, пока не вышла замуж.

- Кое-кто полагает, что лишь тогда она им и становится.

- Видите ли, мне лично адюльтер не нужен, - серьезно сказал Халлорсен. - Ив вопросах пола, и во всем остальном я люблю, чтобы сделка была честной.

- Надеюсь, что вам удастся заключить ее.

Он выпрямился:

- Я хочу заключить ее с вами. Имею честь просить вас стать миссис

Халлорсен, и, пожалуйста, не говорите сразу "нет".

- Я должна это сказать, раз вы хотите честной сделки, профессор.

Она увидела, как боль затуманила голубые глаза американца, и ощутила жалость. Он приблизился и показался ей таким огромным, что девушка вздрогнула.

- Дело в моей национальности?