Но видение скоро исчезло, и она стала думать о вечере, проведенном в четверг с Тони Крумом, о грязном мальчугане у ресторанчика в Сохо, который так проникновенно убеждал: "Не забудьте бедного парня, леди! Не забудьте бедного парня!" Если бы Тони видел ее вечером в пятницу! Как мало общего между чувствами и обстоятельствами, как мало мы знаем о других, даже самых близких людях! У Клер вырвался короткий горький смешок. Поистине, неведение - благо!

В деревне на колокольне заблаговестили. Забавно, ее родители до сих пор ходят по воскресеньям в церковь, надеясь, видимо, на лучшее будущее. А может быть, просто хотят подать пример фермерам, - иначе церковь придет в запустение и ее переименуют в простую часовню. Как хорошо лежать в своей старой комнате, где тепло и безопасно, где в ногах у тебя свернулась собака и можно побездельничать! До следующей субботы ей, как лисице, которую травят, придется прятаться за каждым прикрытием. Клер стиснула зубы, как лисица, заметившая гончих. Он сказал, что должен уехать с ней или без нее. Что ж, пусть едет без нее!

Однако около четырех часов дня чувство безопасности разом покинуло ее: возвращаясь после прогулки с собаками, она увидела стоявшую около дома машину, а в холле ее встретила мать.

- Джерри в кабинете у отца.

- О!

- Пойдем ко мне, дорогая.

Комната леди Черрел, расположенная во втором этаже и примыкающая к спальне, носила на себе гораздо более явственный отпечаток ее личности, чем остальные помещения старого, словно вросшего в землю дома с его закоулками, полными реликвий и воспоминаний о былом. У этой серо-голубой гостиной, где пахло вербеной, было свое, хотя и поблекшее изящество. Она была выдержана в определенном стиле, тогда как все остальное здание представляло собой пустыню, усеянную обломками прошлого, которые лишь изредка чередовались с маленькими оазисами современности.

Стоя перед камином, где тлели поленья, Клер вертела в руках одну из фарфоровых безделушек матери. Приезда Джерри она не предвидела. Теперь против нее все: традиции, условности, соображения комфорта; у нее лишь одно оружие для защиты, но обнажать его ей мерзко. Он выждала, пока мать не заговорит первая.

- Дорогая, ты ведь нам ничего не объяснила. Абсолютно ничего.

А как объяснить такие вещи той, кто смотрит такими глазами и говорит таким голосом? Клер вспыхнула, потом побледнела и выдавила:

- Могу сказать одно: в нем сидит животное. Он этого не показывает, но я-то знаю, мама.

Леди Черрел тоже покраснела, что было несколько странно для женщины, которой за пятьдесят.

- Мы с отцом сделаем все, чтобы помочь тебе, дорогая. Только помни, что сейчас очень важно не сделать ошибки.

- А так как я уже сделала одну, то от меня ждут и второй? Поверь, мама, я просто не в состоянии говорить об этом. Я не вернусь к нему, и конец.

Леди Черрел села, над ее серо-голубыми устремленными в пространство глазами обозначилась морщина. Затем она перевела их на дочь и нерешительно спросила:

- Ты уверена, что это не то животное, которое сидит почти в каждом мужчине?

Клер рассмеялась.

- Нет, не то. Я ведь не робкого десятка.

Леди Черрел вздохнула;

- Не расстраивайся, мамочка. Все образуется, лишь бы покончить с этим. В наше время таким вещам не придают значения.

- Говорят. Но мы придаем. Что поделаешь - застарелая привычка.

Клер уловила в голосе матери иронию и быстро добавила:

- Важно одно - не потерять уважения к себе. А с Джерри я его потеряю.

- Значит, говорить больше не о чем. Отец, наверно, позовет тебя. Пойди пока сними пальто.

Клер поцеловала мать и вышла. Внизу все было тихо, и она поднялась в свою комнату. Она чувствовала, что решимость ее окрепла. Времена, когда мужья распоряжались женами, как собственностью, давно миновали, и, что бы отец и Джерри ни придумали, она не отступит! И когда ее позвали, она сошла вниз, твердая, как камень, и острая, как клинок.

Мужчины стояли в похожем на канцелярию кабинете отца, и Клер сразу увидела, что они уже обо всем договорились. Кивнув мужу, она подошла к отцу:

- Слушаю.

Первым заговорил Корвен:

- Прошу вас, скажите вы, сэр.

Морщинистое лицо генерала выразило огорчение и досаду, но он тут же взял себя в руки.

- Мы все обсудили, Клер. Джерри согласен, что ты во многом права, но дает мне слово больше тебя не оскорблять. Прошу тебя, попробуй понять его точку зрения. Он говорит, - и, по-моему, резонно, - что это даже не столько в его интересах, сколько в твоих. Может быть, теперь не те взгляды на брак, что в наше время, но вы в конце концов дали обет... и не говоря уже о нем...

- Я слушаю, - вставила Клер.

Генерал одной рукой пощипал усики, другую засунул в карман:

- Подумай, какая у вас обоих будет жизнь. Разводиться вам нельзя: тут и твое имя, и его положение, и... всего через полтора года. Что же остается? Раздельное жительство? Это нехорошо ни для тебя, ни для него.

- И все-таки для обоих это лучше, чем жить вместе.

Генерал взглянул на ее ожесточившееся лицо:

- Так ты говоришь сейчас, но у нас с ним опыта больше, чем у тебя.

- Я ждала, что рано или поздно ты мне это скажешь. Словом, ты хочешь, чтобы я уехала с ним?

Вид у генерала стал совсем несчастный.

- Ты знаешь, дорогая, что я хочу тебе только хорошего.

- А Джерри убедил тебя, что самое лучшее для меня - уехать с ним. Так вот - это самое худшее. Я с ним не поеду, и давай закончим разговор.

Генерал посмотрел сначала на нее, потом на зятя, пожал плечами и принялся набивать трубку.

Зрачки Джерри сузились, взгляд, перебегавший от отца к дочери, остановился на лице Клер. Они долго смотрели друг на друга: никто не хотел опустить глаза первым.

- Отлично, - процедил он наконец. - Я приму другие меры. До свиданья, генерал. До свиданья, Клер.

Он повернулся кругом и вышел.

В наступившей тишине раздалось отчетливое шуршание - автомобиль уехал. Генерал мрачно курил и смотрел в сторону. Клер подошла к окну. На дворе темнело; теперь, миновав критическую точку, она ощущала полный упадок сил.

- Господи, да неужели я так ничего и не пойму в этой истории! - раздался голос ее отца.

Клер, по-прежнему стоя у окна, спросила: