VIII

Кондафорд, словно выражая недовольство всеми этими любовными перипетиями и оплакивая утрату двух своих дочерей, встретил Динни мелким дождем.

Девушка нашла, что ее родители усиленно стараются не "разводить трагедий" по поводу отъезда Клер, и возымела надежду, что они будут держаться так же и в отношении ее самой. Чувствуя себя, по своему же выражению, "чересчур огорожанившейся", она решила пройти испытание водой перед ордалией окончательного объяснения и отправилась побродить. Кроме того, к обеду ожидались Хьюберт и Джин, их надо было встретить, и Динни хотела убить двух зайцев сразу. Капли дождя, падавшие ей на лицо, хмельной запах земли, голоса кукушек и вид деревьев, одни из которых уже успели расцвести, а другие только начинали зеленеть, освежили ее тело и повергли в уныние ее сердце. Девушка по тропинке углубилась в лес. Он состоял из буков и ясеней; кое-где попадался английский тис, так как почва была известковатой. Дождь накрапывал чуть-чуть, с листвы не капало, и тишину нарушал лишь частый стук дятла. Динни, если не считать раннего детства, была за границей трижды - в Италии, в Париже, в Пиренеях и всякий раз возвращалась домой еще более влюбленной в Англию и в Кондафорд. Теперь она не знала, куда лежит ее путь. Нет сомнения, впереди пески, смоковницы, молчаливые фигуры у колодцев, плоские крыши, волоса муэдзинов, взгляды из-под чадры. Но Уилфрид, конечно, почувствует прелесть Кондафорда и согласится время от времени гостить в нем. Отец Дезерта жил в замке, построенном словно напоказ, но, к всеобщему огорчению, закрыл доступ туда и никому его не показывал. Отчий замок, Итон, Лондон - вот и все, что Уилфрид, который провел четыре г, ода на войне и восемь лет на Востоке, знает об Англии.

"Мне предстоит открыть ему Англию, а он откроет мне Восток", - подумала Динни.

В ноябре прошлого года буря повалила несколько буков. Глядя на их обнаженные разлапые корни, Динни вспомнила, как Флер говорила, что продать лес - единственный способ выполнить последний долг перед детьми. Но отцу Динни только шестьдесят два! Как вспыхнули щеки Джин в день приезда, когда тетя Эм процитировала: "Плодитесь и размножайтесь"! Она ждет ребенка! Разумеется, сына, - Джин из тех женщин, у которых родятся мальчики. Еще одно поколение Черрелов по прямой линии!

А вдруг у нее с Уилфридом тоже будет малыш? Что тогда? С детьми кочевать нельзя. Тревога и неуверенность охватили Динни. Будущее - сплошное белое пятно на карте! Мимо застывшей на месте девушки пробежала белка и взобралась на дерево. Динни с улыбкой проводила взглядом проворного рыженького зверька с пушистым хвостом. Слава богу, Уилфрид любит животных. "Аллах и тот в свой рай ослов пускает". Он не может не полюбить Кондафорд, его лесных птиц, рощи, ручьи, высокие окна, магнолии, голубей и зеленые пастбища! Но понравятся ли ему ее родные - Отец, мать, Хьюберт, Джин? Понравится ли он им? Нет, им он не понравится - слишком непринужден, порывист, горек, прячет все лучшее, что в нем есть, словно стыдится этого. Они не оценят его поклонения красоте, а переход в другую веру повергнет их в удивление и замешательство, даже если они не узнают того, что он ей рассказал.

В Кондафорде не было ни дворецкого, ни электричества, и Динни выбрала для объяснения тот момент, когда горничные, поставив графины и десерт на озаренный свечами стол из полированного ореха, удалились.

- Простите, что отвлекаю вас личными делами, - внезапно объявила Девушка. - Я помолвлена.

Сначала никто не ответил. Каждый из четырех присутствовавших привык думать и говорить, хотя это не всегда одно и то же, что Динни создана Для брака; поэтому они могли только радоваться, что она выходит замуж. Затем Джин спросила:

- С кем, Динни?

- С Уилфридом Дезертом, вторым сыном лорда Маллиена... Он был шафером Майкла...

- О! Но...

Динни обвела взглядом трех остальных. Лицо отца невозмутимо, что вполне естественно, - он понятия не имеет об этом молодом человеке; тонкие черты ее матери выражают вопрос и тревогу; Хьюберт, казалось, с трудом подавляет раздражение.

Наконец леди Черрел спросила:

- Динни, давно ты знакома с ним?

- Всего десять дней, но мы виделись ежедневно. Боюсь, что это любовь с первого взгляда, как и у тебя, Хьюберт. Мы помнили друг друга со свадьбы Майкла.

Хьюберт уставился в свою тарелку:

- Известно ли тебе, что он перешел в мусульманство? По крайней мере, в Хартуме шли такие разговоры.

Динни кивнула.

- Неужели? - воскликнул генерал.

- В том-то и беда, сэр.

- Зачем он это сделал? Динни чуть не брякнула: "Не все ли равно - ислам или христианство, если ты неверующий!" - но вовремя спохватилась. Вряд ли это было бы особенно лестной рекомендацией.

- Не понимаю людей, меняющих веру, - резко бросил генерал.

- Я вижу, что новость не вызвала особого восторга, - пробормотала Динни.

- До восторгов ли тут? Мы ведь его совсем не знаем, дорогая.

- Ты права, мама. Можно мне пригласить его сюда? Он в состоянии содержать семью, и тетя Эм говорит, что у его брата не будет потомства.

- Динни! - остановил ее генерал.

- Я шучу, дорогой.

- Но он же вроде бедуина: вечно кочует, а это уже не шутки, - отозвался Хьюберт.

- Кочевать можно и вдвоем, Хьюберт.

- Ты всегда говорила, что тебе тяжело даже на время уезжать из Кондафорда.

- Я помню, как ты говорил, Хьюберт, что не видишь ничего хорошего в браке. Я уверена, что в свое время и вы с отцом, мама, говорили то же самое. Но разве вы утверждали это потом?

- Злючка! - отпарировала Джин, и это простое слово положило конец сцене.

Однако перед сном Динни зашла к матери и снова спросила:

- Значит, я могу пригласить Уилфрида?

- Разумеется, и когда захочешь. Мы будем рады познакомиться с ним.

- Я понимаю, мама, этот удар последовал слишком быстро за браком Клер. Но вы же знали, что рано или поздно я уйду от вас.

Леди Черрел вздохнула:

- Догадывались.

- Я забыла сказать, что он поэт, и притом настоящий.

- Поэт? - переспросила ее мать, словно не хватало только этого штриха, чтобы довершить ее опасения.

- В Вестминстерском аббатстве немало поэтов. Но не беспокойся, он туда не попадет.