Неужели всё кончено… И это тогда, когда, казалось, что всё только начинается…

Мише так сильно стало себя несчастного жалко, что он заревел громко во весь голос и рыдал около получаса. Затем слезы внутри кончились. Горе вышло. Пришла усталость и тупая злость.

Как могла она его бросить? Как посмела так подло предать? Сбежать, столь стремительно и безвозвратно!.. И это в такой день!.. Неужели он ничего для неё не значил все это время? Неужели она только притворялась, что его любит?

– Гадина! – пнул сын ногой бездыханное тело.

Была бы она нормальной, никогда бы так не поступила. Прежде чем уйти обязательно позаботилась бы о сыне. Накормила его, напоила, денег оставила. Как говориться: сделай, что должен, и поступай дальше, как хочешь. Так нет! Скопытилась. Да ещё дома. Прямо в кровати. Как будто не могла найти для этого более подходящее место. Хотя бы там, у себя на работе! Что, вот, теперь, с ней делать? Как находиться в одной квартире? Как её теперь хоронить? Начнёт тухнуть. Пойдёт запах. Поползут черви. Расползутся по всей квартире. В компьютер залезут. Испортят там что-нибудь. Метёлкой их оттуда не выметишь. Знает же, что ему из дома некуда деться. Нарочно так сделала. Подложила свинью напоследок. Вот, ведь, тварь какая!

Однако, плачь, не плачь, злись, не злись, а что-то решать надо. Мамочки больше нет. Кончилась Мамочка, никогда уже не вернётся. Остался один трупак под ногами. От мёртвого тела никакой пользы нет. Скорее наоборот. Одни неприятности. От них как-то нужно избавиться. Но как?..

Куда в этом случае надо идти и что говорить, Миша не знал. Но ему доподлинно было известно, что в этом отстойном мире всё делается исключительно за деньги. Соответственно, если нет денег, то отдавать надо вещи, которые стоят каких-то денег. Из всех вещей, что имели хоть какую-то ценность, в доме имелся только компьютер. И хотя он давно уже морально устарел, лишиться его Миша не согласился бы ни за что на свете. Для него этот бытовой, электронный прибор составлял основу его жизни. То, без чего невозможно дальше существовать. Потеря его означала для него смерть. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы какой-то чужой человек пришёл в дом и стал в нём хозяйничать. Понятно, что вместе с мёртвым телом он, за неимением денег, заберёт компьютер. Этого допустить Миша не мог. Значит, нельзя никому говорить, нельзя никого звать. Плохой план.

Следующее, что пришло Мише в голову, это выбросить труп из окна. Там, во дворе, его найдут, подберут и похоронят, как положено. Там, знают, что в таких случаях надо делать. Но, тут до него дошло, что здесь все её знают. Сразу определят, откуда она выпала. Значит, непременно придут в дом. Придут и спросят, почему мать под окном лежит? Что он им скажет? Типа, сама шлёпнулась? Полезла на подоконник окно мыть и упала? Низковато для смертельного прыжка будет. А, если ещё увидит кто-нибудь, как он её выталкивает?.. Что тогда?.. Вообще тогда проблем всяких не оберёшься… Полезут во все дыры, начнут напрягать. Деньги вытребовать. Что он им даст? Нечего им дать. Только компьютер остался. Заберут компьютер. Плохой план.

Тогда решил он, трупак самому в подвале закопать, по-тихому. Спустить ночью, и зарыть в песочке под трубами. Но и тут сразу выпучились две большие проблемы. Во-первых, как замок подвальной решётки открыть? Во-вторых, чем яму такую большую копать? Она у него хоть и маленькая, но копать много придётся. Лопаты нет. В доме только совок мусорный. И тот пластиковый. Сразу сломается. Не руками же ковыряться! Одному тяжело. Напряжно. И тащить по лестнице стрёмно. Увидят, сразу запалишься. Задолбают вопросами: почему? Откуда? Куда? Зачем? Сразу начнут бабло стряхивать. Что он им даст? Нечего им дать. Только компьютер остался. Его заберут. Плохой план.

«Вот, если бы, от дома оттащить подальше… Вот, если бы, бросить где-нибудь в глухом месте, чтобы нашли не сразу… Вот, это… тогда, да… – подумалось Мише, несколько позже, – Тогда бы и в доме никто не ползал, и на мозги бы никто не капал…». Но как это одному сделать? Она, вон какая, лежит тут, тяжелая. Тащить одному – далеко, напряжно. И палевно. Если застукают, враз накинутся: куда это, ты, её тащишь? Откуда? Зачем? Не откупишься. Да и нечем. Что он им даст? Нечего им дать. Один компьютер остался. Его и заберут. Плохой план.

Как не крутил Миша, как не думал, всё получалось, что если он мать из дома вытащит, то сразу на этом погорит. Лишится компьютера, и жизнь на этом закончится. Допустить этого он не мог. И потому выходило, что ничего из квартиры выносить не следует. Но как тогда поступить с трупаком, чтобы он не разлагался?

И тогда решил он засунуть его в холодильник. Всё равно ничего полезного в нём нет, и по размеру, вроде как, вполне для этого подходящий.

Поднапрягшись, он дотащил образовавшуюся проблему до кухни, вынул из холодильной камеры все полки вместе с ненужными лекарствами и стал пытаться впихнуть внутрь одеревеневшее тело. Но оно не влезало. Вернее, его можно было бы туда поместить, если слегка согнуть в спине и сложить пополам длинные конечности, прижав их к груди. Но для этого таким вопросом, видимо, следовало озаботиться несколько ранее. Когда оно ещё могло принимать требуемую форму. Теперь же оно упрямо растопыривалось и не желало занять весьма ограниченное пространство. Особенно досаждали ноги. Они ни в какую не хотели сгибаться. А если и сгибались, то стоило их только отпустить, как они тут же принимали исходное положение.

Это окончательно разозлило Мишу. Неудачи прямо так и сыпались одна за другой. Гадкий суп, бурливший в животе просыпающимся вулканом. Отсутствие денег и возможности вернуться в приятный ему мир. Противный, холодный трупак на полу тесной кухонки. Тощие ноги, палками торчащие из вонючего халата, всё время опрокидывающие табуретки. Всё это разом навалилось на его слабое сознание, взбаломутило, вывернуло наизнанку и он, не сильно соображая, что происходит, схватил со стола кухонный нож и накинулся на осточертевшее тело. С жутким остервенением он начал колоть им в области таза, пытаясь отделить упрямые ноги от туловища.

Крови почти не было. Мясо поддавалось легко. Изрядно потрудиться пришлось только с костью. Но с помощью ржавой отцовской ножовки, валявшейся на полке в туалете, и какой-то злобной матери ему удалось справиться с этой задачей. Обе ноги отсоединились от остального тела и даже поделились пополам в области колена.

Однако, даже будучи изрядно укороченным, трупак не влезал в заданное пространство. Мешала голова. Как бы он его не запихивал, она постоянно упиралась в потолок. Пришлось отрезать и её. Теперь всё помещалось. Складывалось, как фигурки тетриса. Даже место осталось для чего-нибудь ещё, не очень большого, чуть меньше кастрюли с прокисшим супом.

Захлопнув дверцу холодильника, Миша перевел дух, обозрел грязное пятно на полу под ногами, себя, всего вымазанного противной красноватой жидкостью и отправился в ванную, умываться. Там несколько привел себя в порядок, смочил водой половую тряпку и вытер пол в кухне. Тряпку полоскать не стал. Бросил за унитаз.

Обессиленный, он упал на кровать, не раздеваясь, и сразу уснул.

Проснулся Миша позже обычного, после трёх часов дня. Долго лежал и соображал, где он. Вспомнил. Поднялся и привычно отправился на кухню испить кофе. Около холодильника увидел на полу огромное грязное пятно в бурых разводах. Удивился такой небрежности, переступил, сунулся на полку навесного шкафчика к кофейной банке и обнаружил её пустой. Поднял крышечку заварочного чайничка и встретил комок белой плесени вместо чая. Куда всё делось?.. Отправился искать маму, чтобы поинтересоваться относительно еды. Но в комнате её не оказалось. Вернулся на кухню. Открыл холодильник…

Вид расчлененного, человеческого тела сначала напугал Мишу. Он даже вздрогнул от неожиданности. Но, тут вспомнил, как вчера сам запихивал его сюда, и сильно расстроился. Опять стало очень жаль мамочку. Бедная, милая мамочка. Даже поплакал минут десять, сидя за грязным обеденным столом. Закрыл холодильник. Ещё раз порыскал по кухне в поисках чего-нибудь съедобного. Безрезультатно. Нашёл только пачку какой-то крупы и три маленькие, пожухлые морковки. Как этим питаться?..