Оля умолкла и ушла глубоко в себя. Голова ее понуро опустилась, плечи ссутулились, и вся она сгорбилась как-то и стала меньше. Артём с трудом проглотил противный ком в горле. Сбивчивый рассказ Медведевой, пресекающееся дыхание и попытки сдержать рыдания неприятный осадком осели в груди. Такое не сыграть. Не зря она так долго таилась от него. Вновь вытаскивать на свет Божий такую боль — это пытка. И все, что она рассказала — настоящий шок, заставляющий волосы шевелиться на голове да мороз бежать по коже. И перед глазами — яркая картинка того злосчастного дня. Сердце его болезненно сжалось. А эта храбрая девочка держалась, как могла. Ради матери и сестры, согреваемая добрыми и светлыми воспоминаниями о дорогих, родных и так рано ушедших людях. На мгновение ему почудилось, что Оля опять забралась в свой ледяной панцирь. Ну нет! Он не даст ей замерзнуть! Он хотел укрыть ее от ненастья, знать, что с ней все в порядке. Стремление защитить ее от напастей и желание прижать к себе родилось в душе.
Девушка слегка вздрогнула, когда сильные руки Лаврова легли ей на плечи, мягко повернули и прижали к широкой груди. Оля шмыгнула носом, понимая насколько трудно ей стало сдерживаться. Она так долго хранила свое горе, не в силах разделить его с кем-то близким. И надо же было такому случиться — открылась мажору!
— Прости, Оля, — хрипло прошептал Артём, — прости.
Слезы тут же намочили его фирменную майку. Но что такое это тряпье, по сравнению с горем людским? С горем этой девочки, готовившейся стать женой, а ставшей вдовой. Дочери, верившей в силу отца и ставшей наполовину сиротой. И всё в один миг. И пьяный мажор на дороге. И тем больнее было Лавру, что мажор этот его родня. Артём, крепче прижимая к себе дрожащую Ольгу, гладил ее по голове и спине. Зашевелив своим дыханием волосы на ее виске, он спросил:
— А почему вы уехали из Ветки?
— У отца был автосервис. После его гибели маме было не до него. Да и понимала она в этом совсем ничего. Мы наняли управляющим какого-то мужика, который оказался настоящим мудаком. Он разогнал весь персонал — один из самых дружных коллективов, какой я знала, профукал всю клиентуру, развалил дело бати и оброс долгами. Едва не утопил в них и нас. Пришлось продать все дешево, чтобы обойтись малой кровью. И дом в городе продали. Хватило на трешку в столице и на первое время.
Артём глубоко вздохнул. Он уже знал подробности их истории, но судил тогда, как сторонний равнодушный наблюдатель. Сейчас складывалось впечатление, что все это касалось и его семьи. Частичка его души, казалось, погибла в тот черный день. Перед глазами словно на повторе крутилось то видео. Отец Оли боролся до конца, пытаясь вырулить и собой не подрезать других. До сих пор у Артёма ледяной ком собирался в животе, стоило вспомнить, как мелькнуло маленькое тельце вылетевшей в разбитое окно Маши. Лавр стиснул челюсть до скрипа — вина Сереги очевидна. А уж тем, что он смылся с места аварии, не вызвав скорую, виноват вдвойне.
И когда Лавров сам валялся в больнице, кто первый к нему прискакал? Оля. По идее, ненавидящая его периферия. Невесело хмыкнув своим мыслям, Артём словно ощутил, как закон бумеранга ударил под дых именно его самого, когда ему поступило мерзкое предложение получить деньги за отказ от написания заявления на виновника аварии. Вот только этот кривой бумеранг должен был отзеркалить Сереге. Как бы там ни было, сегодня, сейчас Артём был рад присутствию Оли. Когда она рядом, он чувствовал в себе небывалый прилив сил: и душевных, и физических.
Так уютно, спокойно и хорошо, ей еще никогда и ни с кем не было. Смысл лгать самой себе — даже Лёха не вселял в нее такого чувства уверенности и надежности. Почему же ей до ломоты во всем теле хотелось прижаться именно к этому высокомерному некогда мажору?! Хотелось слышать под ухом стук сильного сердца, чувствовать крепкие руки на своей спине и горячие губы на своих губах. Сама не заметила как из мира своих грез выпала в реальность и обвила руками мощный корпус Артёма. Его жар моментально согрел ее, а смеющийся, и ставший хриплым голос, заставил толпу мурашек побежать по коже.
— Ох, Оля, что же ты со мной делаешь?
— Прости, — просипела она и попыталась отстраниться.
Но его пальцы уже запорхали над ее лицом, вцепившись в подбородок и приподнимая голову. Секунду он смотрел ей глаза, видя, как лихорадочно они поблескивали в бликах круглой луны, а потом жадно впился губами в ее дрожащие губы, заглушая бессвязное бормотание. Девушка, приподнявшись на цыпочках, обвила обеими руками его шею и прижалась к Артёму всем телом. Лавров глухо зарычал, не чувствуя ни капли сопротивления, и вновь захватил ее в свои крепкие объятия. Слегка прикусив ее нижнюю губу, он толкнулся языком в ее теплый бархатистый рот.
Целовались долго и самозабвенно и так, будто от одного зависела жизнь другого, и они делил одно дыхание на двоих. Наслаждались каждым тихим вздохом, каждым прикосновением, в котором сплетались их языки, пробуя друг друга на вкус, упивались ощущением близости, граничащей с невероятным единением душ и сердец.
Лавров понимал — еще чуть-чуть, и грани дозволенного сотрутся в его сознании. Но Медведева… Оля сводила его с ума. Губами он проделал цепочку легких поцелуев от подбородка к ее шее. Едва слышно выдохнув, девушка отклонилась назад, открывая путь его губам. Утонув в ее аромате, Артём жадно втянул в рот нежную кожу в ямочке между ключицами. Проворные пальцы забрались под ткань пижамы и принялись поглаживать спину, медленно опустились вниз и сжали упругую ягодицу. Лавр сам того не заметил, как спустил с одного плеча Оли пижаму. Перед его горящими глазами предстал холмик округлой груди с дерзко торчащей вершиной в центре розовой ореолы. Поддавшись искушению, Артём накрыл ладонью грудь девушки, поглаживая большим пальцем напряженный сосок. Оля ослабела, дыхание ее стало рваным. Ноздри Лаврова затрепетали, когда, поддерживая девушку одной рукой за талию и прогибая ее назад, он приблизил свое лицо к объекту своего вожделения. Требовательные губы втянули в горячий рот сморщившийся сосок. Стоило Ольге, задохнувшись от острой ласки, когда Артём зубами прикусил бусинку соска, и тут же обласкал его языком, порывисто запустить пальцы в его волосы, притягивая голову ближе, он осознал, что безумие его ближе, чем когда-либо.
Разум Ольги заволокло какой-то пеленой, и он потонул в обжигающем желании отдаться без остатка, раствориться в Лаврове. Она хотела его до одури. Тело ее полыхало огнем после того, что делал с ним Лавр. Его губы, его язык, его пальцы она ощущала на каждом сантиметре кожи, открывающейся под напором его быстрых и вездесущих рук. От волшебства, творимого Лавром, какие-то волны жара накатывали на нее, тяжелым спазмом возвращались в живот, скручивая напряжение между ног, где уже стало влажно и горячо. Артём неожиданно оставил в покое ее грудь, и разочарованный выдох просочился с ее губ. Но стоило коварным мужским пальцам, опытным и ласковым, пробраться под трусики и прижаться к самому сокровенному, как все там задрожало от предвкушения. Оля вцепилась руками в его плечи и подняла умоляющий взгляд к его лицу, черты коего заострились и даже где-то стали суровыми.
— Тёма…, — жалобно простонала она, толи умоляя продолжить, толи остановиться, и закусила губу.
Но Лавров оказался непреклонен; и хотя голос его сел, в нем слышался безжалостный приказ:
— На меня смотри, Оля.
Каждая клеточка ее тела затрепетала, распутное желание никогда не прекращать эту сладкую пытку родилось в Оле. Она подчинилась Артёму и не смела отвести глаз от его темного взгляда, в котором плясали дьявольские блики, отраженные тусклым светом луны и ночного светильника.
— Пожалуйста, — судорожно втянула она воздух в легкие.
— Ш-ш-ш, малыш, смотри на меня, — повторил он, с трудом контролируя себя и вулкан всепоглощающей страсти, разгоревшийся в нем. Но сейчас почему-то стало важным доставить удовольствие самому дорогому человеку на Земле. И пусть в ущерб себе, но впервые позаботившись не о своем наслаждении, он чувствовал себя на седьмом небе от счастья.
