– Нас никто не услышал и не увидел, – доложил бронзовый драконид.
– Пусть так и будет. Уходим! – отдала приказ я, и мы пошли к лестнице спускаться со стены. Началось выслеживание «дичи».
И тут на нас обрушились ветер, снег и мороз. Попав в крепость, мы оказались прямо в этой снежной буре. Хоть мы и были одеты в плотные плащи с капюшонами, холод все равно пробирал нас до костей.
Улицы тут были широкими, специально для нескольких рядов солдат. Здания располагались в виде лучей солнца, центр которого располагался на месте храма. Нам пришлось бы очень сложно продвигаться тут, если бы не телеги и ящики, располагавшиеся вдоль дорог, за которые мы прятались. Мой страх исходил прямо от храма, поэтому нам пришлось идти туда. Поскольку это сооружение располагалось в самой нижней точке кратера, мы могли оценить обстановку вокруг него с любого положения.
Ужасная видимость, дикий холод, сильный ветер… И продвигаться нам еще придется чуть ли не по открытой местности на территории агрессивно настроенных к нам жителей, число которых едва не в тысячи превосходит мой маленький отряд. Нам следовало бы повернуть назад и предпринять что-то другое. Но я прекрасно понимала, что для других действий понадобится время, а его у нас как раз может и не быть. Да и такой же возможности попасть сюда может и не представиться. Я бросила быстрый взгляд на стену, потом на драконидов и кивком приказала им следовать за мной к центру.
Глава 4: Живая легенда
Жаль, что я так и не научился стрелять: перебили бы больше стражников. В нашем отряде сейчас был всего один лучник – кентавр Дорс – а так было хотя бы два. Пока тот целился в убегающего человека, Эйдон прикрывал его со стороны леса, а я – со стороны спины. Точнее я даже смотрел за Императрицей. Если бы что-то пошло не так, я бы смог ее прикрыть, пока все отступают.
Сейчас мы сидели за небольшим холмом, чуть дальше от границы кратера, и следили за крепостью и тем участком стены, где перебили стражу. И ждали. Нам должны были подать сигнал, когда потребуется помощь – тогда мы поможем им прорваться через охрану, пока Найт ведет штурм.
Я очень хотел пойти с ней. Но меня не взяли, а перечить я так и не осмелился. Потребовалось перелетать через стену максимально незаметно. Ну да, огромной ящерице сложно остаться незаметной, даже если это будет всего миг. Дракониды подходили на эту роль больше. Да и опыта в проникновении и незаметном перемещении у них больше. И им можно доверять. Сказать честно, я до последнего не верил им. Вообще не хотелось иметь с ними ничего общего. Но потом увидел, как они отважно сражаются. И спасали дракониды не раз и меня, и госпожу. Не щадя жизни они бились с нами бок о бок и ни разу не заставили усомниться в своей преданности. Волновало меня только то, что она взяла их очень мало.
Сидя здесь среди деревьев и тишины ночи я вспоминал, как мы впервые встретились. Вообще до появления драконов и драконидов, а точнее до появления у меня драконьего камня, я мало что помню. Точнее даже помню, но в тумане. О своей лошадиной жизни я много узнал из рассказов.
«Катастрос – легендарный конь. Вероятно, принадлежал какому-либо богу, но сбежал от него. Отец его шторм, а мать его тьма. Самый быстрый конь из всех лошадей всевозможных миров. Приручить его сложно, но своему хозяину он верен до самой смерти его смерти. А конь этот, поговаривают, бессмертен и живет в тени, а появляется только перед тем, кто может попробовать его оседлать…»
Как вспоминаю это, улыбка наворачивается на лице, уж очень это забавно. Отца и мать я, конечно, не помню и где появился тоже. Помню только, что как попал во владения одного циклопа. Помню, что было много боли, очень хотелось пить и есть. А еще было страшно. Разумеется, и лицо моего мучителя затерялось где-то в отголосках прошлого. А потом пришла она. Не то зверь, не то человек. Она избавила от страданий. И потом хотелось тянуться к ней.
Что же до тьмы и бури… Тут наверное большую роль сыграла моя вороная масть и буйный нрав. А скорость… Да, без стеснения могу заявить: нет еще лошадей быстрее меня. Помню, как тогда мне нравилось бегать наперегонки. Не убегать, а именно бегать. Наперегонки с другими лошадьми, с ветром и ручьем, с преследуемыми нами существами.
Вся моя жизнь была, будто во сне. А потом я проснулся. Туман пропал, началось осознание того, что происходит вокруг. Если это можно назвать рождением, то именно это я и ощутил. Только дети рождаются без способности осознавать этот мир. В отличие от меня. Помню, как в первый раз увидел свое отражение в воде: черный волос, зелено-серые глаза, плавные, но в то же время мужские черты лица. Скажу честно, я тогда испугался, а потом осознал, что это я. А после началось осознание всего происходящего.
Было очень сложно как-то себя сдерживать, в частности злость: то, что вы называете «толерантностью», во мне никаким образом не проявлялось – я легко мог превратиться в дракона и сжечь неприятного мне человека. Тут мне во многом помогли Сумеречница (она попросила себя так называть) и Темос. Они терпеливо меня обучали быть человеком. Я постепенно стал преображаться из животного. Сначала это было для меня нереальным, но потом оказалось вполне естественным. Вы, люди, тоже через это проходите, только почему-то не все людьми становитесь. В мире моей госпожи, некий Чехов как-то сказал, что человеком недостаточно родиться, им еще надо стать. Думаю, у меня это получилось.
Меня назначили личным телохранителем госпожи, и я начал посещать все собрания и приемы. На них я тоже многому научился. Например, распознавать лицемерие и обман. Вскоре, чтобы облегчить мое обучение, Сумеречница показала мне библиотеку нашего замка. Там меня научили чтению и письму на нескольких языках. И с того момента для меня как будто второй раз открылся мир. Это представить невозможно, сколько знаний там хранилось! И я хотел владеть ими всеми, и начал приходить туда как можно чаще. Помимо обучения, меня заинтересовало также военное дело, с изучением которого мне любезно помог Темос.
Тогда в библиотеке мы очень сблизились с Сумеречницей. Как я очень скоро убедился, она очень много знает и с удовольствием делится своими знаниями. А также она рассказывала и о своем мире, но менее охотно. Мы научились понимать друг друга, что сыграло большую роль во многих битвах и миссиях.
– Ты уже минут десять в упор смотришь на стену. Ты зря переживаешь, что мы можем пропустить их сигнал, – прервал мои размышления Эйдон. Он стоял около своего грифона, которого мы оставили на холме, куда потом собирались вернуться.
– Просто задумался, – бросил я, переводя взгляд в сторону ворот, где были сгруппированы наши войска.
– Как скоро заметят, что шесть человек лежал мертвыми на своем посту? – спросил Дорс, пересчитывая стрелы у себя в колчане.
– Стражники меняют друг друга через каждые три-четыре часа. Если никто не подумает пройти и посмотреть, все ли на своих постах, то времени у них много, – ответил Эйтон, поглаживая своего питомца.
«Если никто не подумает пройти и посмотреть…»
Я прекрасно понимал, что наши попытки им помочь могут закончиться их обнаружением. Поэтому нам приходилось только ждать. Самое мучительное чувство на свете – осознание своей беспомощности.
Я продолжал следить за крепостью и вслушиваться в ночную тишину, ожидая свиста. Этот свист я помню отчетливо еще со времен, когда я получил драконий камень. Он как отголосок сна, в котором я жил прежде. Единственное яркое и отчетливое воспоминание. Этот свист особенный: трехчленный и прерывистый. Напоминает чем-то птичье пение. Однако ни одна птица так не поет, и это знают лишь лесные жители. Остальные на такие мелочи (тем более враги) не обращают внимание. А я его всегда и везде услышу и приду.
– Вы только посмотрите, – ахнул Эйтон, поднимая голову вверх.
Я обернулся сначала на него, а потом проследил за его взглядом. Тучи начали собираться в кучу над воронкой и выстраиваться каким-то круглым рисунком. Они двигались медленно, но было видно, что двигают их потоки ветра. Свет луны и звезд то гас, то снова появлялся на небе, периодически освещая землю.