В ходе марша дивизии 5 гв. А плановый темп движения не выдержали, поэтому ни одно ее соединение в указанное им время выйти к Прохоровке не смогло. Так, согласно отчету 97 гв. сд, ее полки оборону начали занимать только с 8.00, а завершили в 13.00 11 июля. Однако участок, который должна была принимать эта дивизия от 5 гв. Змк, как, впрочем, и другие соединения 32 гв. ск, находился во втором эшелоне, поэтому затяжка серьезного влияния на оперативную обстановку не оказала. А вот опоздание 33 гв. ск имело тяжелые последствия. Его войска должны были прикрыть станцию от удара сразу двух дивизий СС – «Мертвая голова» и «Лейбштандарт». Хотя основные силы 95 гв. сд и 9 гв. вдд, которым предстояло занять оборону в первом эшелоне, на свои рубежи вышли вовремя, но из-за того, что их артиллерия двигалась вместе со стрелковыми полками, своевременно организовать надежное ПТО и оборудовать ОП (окопать орудия, наладить связь внутри полков и с соседями) времени не хватило. Поэтому отражать удар мд СС «Лейбштандарт» придется практически с марша, это обстоятельство станет главной причиной прорыва эсэсовцев непосредственно к станции 11 июля и неоправданных потерь гвардейцев, но об этом рассказ впереди. 0 марше некоторых подразделений дивизии Сазонова к Прохоровке интересные воспоминания оставили его участники, вот два отрывка из найденных мною рукописей. «На Курской дуге я был красноармейцем, номером расчета (подносчиком мин) в 1-й минометной роте 1-го стрелкового батальона 26 гв. вдсп, – писал Л. П. Корешков. – …На вооружении роты были 82-мм минометы на колесном ходу… 9 июля 1943 г. на рассвете нас подняли по тревоге. Получили боеприпасы, сухой паек и пошли к фронту. Повозок в роте не было, минометы катили по два человека, мины несли в лотках на себе. Идти было тяжело. Каждый минометчик имел вооружение и имущество стрелка, да еще миномет и мины нужно было тащить.

По пути, в каком-то селе, женщины со слезами на глазах провожали нас. Кто-то из бойцов спросил:

– Почему вы плачете?

– Как же нам не плакать? Жаль вас. Уж какие у нас мужики были, и то их немец побил, а вы – дети. Как вы с ним справитесь?

Да, мы были молоды. В дивизии было много солдат 1924 и 1925 годов рождения. Но какая вера в Победу была у нас!

Рядом с нами по дорогам шли артиллерия и танки. В Прохоровку прибыли ночью с 10 на И июля 1943 г.»[32].

И. М. Фомичев вспоминал: «В 9 гв. вдд я прибыл 4 июля 1943 г. после окончания 2-го Куйбышевского пехотного училища в звании младший лейтенант. Из штаба дивизии, который располагался в с. Кутузова, недалеко от г. Старый Оскол, меня направили в 23 гв. вдсп. В полку меня назначили командиром 1-го взвода 1-й стрелковой роты 1 сб. По прибытии в роту комбат ст. лейтенант Фомиченко представил меня личному составу взвода. Принимая взвод, я очень волновался, так как мне было только 18 лет, а в строю стояли солдаты старше меня по возрасту и с боевыми наградами. После того как я рассказал о себе, мне задали вопрос: был ли я в боях. Я ответил, что не был. В строю кто-то сказал: «Ничего, научим». В последующем я почувствовал, как сержанты и солдаты деликатно помогали мне советом…Вечером того же дня в полку была объявлена боевая тревога. Мы вышли на заранее подготовленный рубеж и заняли его.

…Утром 9 июля получили приказ оставить занимаемые позиции и приготовиться к маршу на новый рубеж обороны. Где был этот рубеж, я не знал. Марш был очень напряженный, шли днем и ночью. В течение всего марша над нами постоянно патрулировали наши самолеты, поэтому не было ни одного случая налета вражеской авиации.

10 июля ночью пришли в Прохоровку. Люди сильно устали. Я шел в новых хромовых сапогах, которые выдали в училище, с хлопчатобумажными носками вместо портянок и сильно потер ноги. Ступни ног превратились в сплошной кровавый мозоль. Санинструктор роты забинтовал мне ноги и я обул сапоги уже без носков. Так с забинтованными ногами ходил до 19 июля 1943 г., когда роту вывели во второй эшелон, и я смог сделать перевязку.

Наш 23 гв. вдсп занял оборону во втором эшелоне дивизии на высотах севернее Прохоровки фронтом на запад. Наш батальон оказался на левом фланге полка, а мой взвод находился на левом фланге батальона, западнее Прохоровки, недалеко от железной дороги. Сразу же начали окапываться. Мне, как командиру флангового подразделения, было приказано установить связь с левым соседом. Им оказалось какое-то подразделение 26 гв. вдсп нашей дивизии. В разрывах между нами находилась огневая позиция зенитных пулеметных установок на автомашинах»[33].

Таким образом, к исходу 9 июля 1943 г. командование Воронежским фронтом, за счет резервов Ставки ВГК и переброски части стрелковых дивизий и артсредств из 38 и 40 А, на обоянском и прохоровском направлениях смогло заполнить третью (тыловую) полосу войсками. Причем под Прохоровкой оборона оказалась глубже. Если в полосе наступления 48 тк 4ТА командованию 1ТА и 6 гв. А удалось с большим трудом подготовить лишь один эшелон, да и то не сплошной (с разрывами), то к утру 10 июля, когда 2 тк СС перейдет в наступление на Прохоровку, перед ними будет выстроена полноценная двухэшелонированная полоса со стрелковыми и мотострелковыми соединениями в первой линии, усиленными танковыми бригадами. При этом в районе выжидательных позиций будет находиться полнокровный 29 тк, а на подходе – 5 гв. А в составе семи гвардейских стрелковых дивизий. Это были огромные силы. Общая численность двух гвардейских армий превышала 100 000 человек, из них более 50 000 – непосредственно боевой состав. В трех корпусах 5 гв. ТА числилось более 700 танков, в том числе 453 Т-34 [34]. Теперь перед Н. Ф. Ватутиным и А. М. Василевским стояла главная задача – рационально использовать эту мощь. К сожалению, как покажут дальнейшие трагические события, этому советских военачальников и полководцев никто не учил и за высокие потери, в общем-то, по-настоящему никогда не взыскивал. На первом месте был только результат, а к людям руководство страны тогда относилось подобно к щепкам на лесоповале. Это не могло не отразиться и на стиле руководства войсками действующей армии, ведь командующие всех уровней были лишь рычажками и винтиками огромной сталинской государственной машины. И даже если кто-то из них и пытался что-то менять, ему это редко удавалось.

Чтобы исключить всякого рода неожиданности, вместе с двумя гвардейскими армиями в это же время Ставка ВГК выдвигает на белгородско-курское направление еще две общевойсковые армии: 27 А – к Курску для занятия обороны в Курском укрепленном районе и 53 А – на первый фронтовой рубеж (по р. Сейм) с задачей: развернуть три дивизии на участке Бунине, Солнцево, Нечаево, чтобы создать прочный заслон на прохоровско-курском направлении. К утру 12 июля 1943 г. последняя выполнит этот приказ.

Чтобы читатель мог понять логику развития боевых действий после пяти суток проведения германским командованием операции «Цитадель» и Курской оборонительной операции руководством Воронежского фронта, считаю необходимым остановиться на хронологических рамках предыдущих и последующих событий в южной части Курской дуги. Итак, с 5 по 9 июля 1943 г. основная группировка ГА «Юг» – 4ТА, нанесла главный удар по обороне Воронежского фронта из района восточнее Борисовки и Томаровки – на север, через р. Пена и вдоль дороги Белгород – Курск (Обоянское шоссе), а затем и восточнее от нее, из треугольника Большие Маячки – Калинин – Малые Маячки, на север и северо-восток. Для войск фронта это был первый, начальный этап Курской оборонительной операции. Несмотря на мощное давление, его оборона устояла, что позволило Н. Ф. Ватутину удержать ситуацию под контролем на всей 264-км полосе. Решающая заслуга в этом принадлежит бойцам и командирам 1-й танковой, 6-й гвардейской и 7-й гвардейской армий. Вечная им память и слава! Они сделали все возможное, чтобы не допустить прорыва первых трех армейских оборонительных полос, и нанесли тяжелые потери 4 ТА генерал-полковника Г. Гота (Hermann Hoth), а также АГ «Кемпф» генерала танковых войск В. Кемпфа (Werner Kempf), наступавшей на вспомогательном направлении, от Белгорода на Корочу, и заставили сначала руководство ГА «Юг», а 13 июля 1943 г. и Берлин серьезно изменить свои планы относительно наступления на Курск.