А моя мамулька своим девчачьим (она еще картавит у меня) голосочком говорит:

– Пусть будет пять дней по восемь уроков!

Вот коза, а?

– А шестой день пусть занимаются творческой работой и самообразованием. У них вон какие нагрузки: если сложить часы в школе, домашние задания, кружки и репетиторов, то получается полноценный восьмичасовой рабочий день взрослого человека. А у нас с вами, между прочим, по два выходных в неделю. А у них – только один.

Нет, не коза, лапулька моя. Даешь равные права детей и родителей! Всем по два выходных!

И все родители как-то притихли, стыдно им стало, что ли?

Тут собрание с темы пятидневки съехало опять на тему поведения. Не все, оказывается, граждане нашего класса приходят после уроков домой вовремя – болтаются где-то часа по четыре. Ну, где тут у нас на районе четыре часа после шести уроков болтаться можно, я не знаю. Но где часок-другой провести интересно, догадываюсь. В столовке нашей школьной. Приходят туда некоторые (не я, у меня репетитор то по математике, то по английскому) и пьют чай с плюшками.

Родители – снова в бой:

– Да как же это? Да что же это? Что за безобразие, улюлюлю!

И мама моя тут снова встревает:

– Но они же там ничего плохого не делают?

– Да нет, – отвечает классная, – не делают. Сидят и культурно общаются.

– Без телефонов? – спрашивает мама.

– Удивительно, но да, – отвечает классная.

– Так это же прекрасно! – говорит моя мамулька. – Сидят, общаются, культурно, без телефонов, в стенах школы… Не в подворотне же стоят с сигаретами.

Мам, чо как маленькая, некоторые уже стоят. Не, не я. Я ж спортсменка.

А родители:

– Так по два часа ведь сидят!!!

Маман-шарман не унимается:

– А вы попробуйте с ребенком договориться: час или полтора тебе на посиделки в столовой, а потом сразу домой. Договор ведь великая сила.

Это да. Что великая, это я на своей шкуре хорошо знаю. Хоть тресни, а сделай. Но зато потом к тебе никаких претензий. Очень удобно. Я бы еще на бумаге фиксировала и скрепляла кровью. А то мама заключит пакт на словах, а сама же потом про него забудет. А я ей – раз! – достаю договор с подписями и печатями: я хорошие оценки за четверть принесла? Принесла! Где моя поездка с классом в Белокуриху?

Короче, я поняла, что после этого собрания опасаться мне нечего, и решила уйти пораньше – немного постоять в подворотне, подышать свежим воздухом, столовка-то уже закрыта. Подворотня – это угол школы по-нашему. Там и не покуришь как следует, все на виду, люди идут по дорожкам. Но некоторые умудряются.

– Тебе, Бакин, – сказала я стоявшему там Бакину, – влетит за драку на прошлой неделе. Тебе, Фомин, за то, что в столовке не питаешься. А я домой пошла, мне сегодня бояться нечего.

Но напрасно я расслабилась.

Приходит домой мама и говорит:

– Если тебе захочется после уроков чаю попить с плюшками в столовой, то я не буду против. Только предупреди.

– Угу, – киваю я, глядя в телефон.

– Ты в столовую-то вообще ходишь со всеми? А то некоторые не ходят.

– Угу, – снова киваю я.

– И мы тут еще решили, – говорит вдруг мама, – что совершенно необходимо нашему классу группу «ВКонтакте» создать. И писать там разные полезные вещи.

Што?

– Кто администратором будет? – спрашиваю я с нехорошими предчувствиями.

– Я, – скромно сообщает мама.

Черт. Черт. Черт. Это черт знает что такое! Кто вообще в эту группу вступит? В которой чья-то мама администратор. О чем там вообще писать можно? А в меня пальцами будут тыкать: смотрите, у нее мама – администратор группы «ВКонтакте», в игнор ее, в черный список, и группу их туда же!

Но вы знаете, как-то у нее это прокатило: почти все наши добавились, двое даже в модераторы попросились: одна – про моду писать, другой – про музыку. Президент нашего класса там важные объявления делает: нарежьте снежинок, нарисуйте стенгазету. Летом мама стишки всякие постила из списка Веры Борисовны для внеклассного чтения. «Кто прочитал – ставьте лайк! Посмотрим, сколько нас». И наши ведь читали, и лайки ставили! Просто удивительно даже.

Больше всего, конечно, мне доставалось.

– Зайди «ВКонтакт», – кричит мама с кухни, – я там Бунина выложила! А он, между прочим, нобелевский лауреат! И лайк не забудь поставить!

А вы говорите, «выпрашивать лайки в интернете». Да что вы знаете об этом…

Два года в музыкалке, и все зря. Ну, решил так человек, что ж поделать. Нет так нет. Мы и сами видели, как интерес к музыке упал до нуля: все сложнее было ее усадить к инструменту. Но я не хочу в старости вот этого: «Я, может, бить чечетку хотела, а вы меня – на фортепиано…» Хотя и с танцами тоже не сложилось. И с пением. И с научными экспериментами. Мы, точнее, она, все попробовали. Давали возможность выбрать. А, может, не надо было? А надо было жестко: ходи, пока диплом не принесешь. Короче, «какую бы вы стратегию не выбрали, вашим детям все равно будет что рассказать психотерапевту».

Но про музыкалку приятно вспомнить. Докотькинская эпоха. Одни «пятерки», концерты, экзамены, мы с бабушкой в зале сидим гордые… Стоп, это всего лишь наше тщеславие, а жизнь-то – её.

Вот как это было.

Нет, я не в восторге. Я совсем не в восторге от того, что у меня дома появилось пианино. Лет двадцать эдак пять назад я очень бы этого хотела. Но теперь – не очень. Воспринимаю как данность. Ну, видать, звезды так взошли, чтобы в большой комнате встало старое, расстроенное пианино.

Мы его настроим. Мы ноты уже на него положили – достались как приданое к пианино. Нам грузчики, пианино на восьмой этаж поднявшие, посоветовали внутрь банку с водой поставить. Мы поставили. Теперь настройщика ждем. Морально готовимся к гаммам и разным пассажам.

А в нотах – песенки всякие, Шаинский, Пахмутова-Добронравов, пропа-а-ла собака-а, и тому подобное. И даже самоучитель есть – Мохеля и Зиминой, 1960 года, Музгиз. Есть в нем ария индейского гостя из оперы «Садко» и контрданс-экосез. Мохель и Зимина, вы вообще уверены, что это можно самостоятельно выучить? Не одно поколение, говорите, выросло, выучилось, и никто-никто таких вопросов не задавал?

И вот буду я читать самоучитель и пальцем так в клавиши тыкать – где тут у вас «до» второй октавы? Чего, вы там говорите, бемоль у вас делает? Страшно интересно, смогу ли я – человек, никогда в тесных связях с музыкой не замеченный, что-то в этих октавах и бемолях понять? Ну, не так, чтобы фугу Баха по памяти играть, а так, чтобы песенку какую-нибудь детскую разучить, всего-навсего ради интереса. И вообще, есть ли слух у меня, тоже очень интересно проверить.

А пока на пианино у меня только легкая досада. Во-первых, вон сколько места сразу заняло. Мне и так кажется, что квартира с каждой минутой хламом прирастает, а тут сразу – здрасьте! – приросло целым пианино. Интерьер опять же портит – у него фасад выщерблен и вообще совсем не в тон обстановки. Гостевые дети теперь все на нем блямкать будут без устали. А для меня вообще-то лучшая музыка – это тишина.

На грузчиков потратились, а могли бы в кино сходить. Короче, пока одни только претензии к новому предмету мебели.

Нам его соседи на время дали, пока наш ребенок к музыке интерес имеет. Как интерес пропадет, просят вернуть. Раз дали, пусть тогда потом на блямканье и гаммы эти бесконечные не жалуются.

Я тоже, может быть, в детстве интерес к музыке имела. Только моим родителям пианино никто отдать не стремился. Хотя у многих было. У Аллы Иосифовны из 26-ой было, у Барашковых было, у Аблиповых было.

Мне вообще тогда казалось, что учиться в музыкальной школе – это зашибись как здорово. В школе субботники, генеральная уборка класса, заклейка окон на зиму, классный час или еще чего, а нашим музыкантам так сразу в музыкалку надо. Правда, потом отдувались на всяких школьных концертах. Из нашего класса в музыкалку ходили Аблипова, Фогнер и Заборов. Аблипова – на ф-но, Заборов – на баян, а Фогнер – на гитару. Многие, конечно, со временем с музыкой завязали. Кроме Фогнера, он теперь в Германии живет и там, наверное, известный музыкант. И еще Маргариты Барашковой, она, когда выросла, музработником в детском саду работала.