Нет, ремонт класса за выходные делать не требуется. До летних каникул надо привести в порядок доску и сделать к ней дополнительные поворотные панели. Отремонтировать модель числовой прямой над доской и обновить плакаты. И надо купить кое-какое оборудование и литературу. Вот список. Со следующего года я детям говорила, но это, как вода в песок планирую участие в олимпиадах, сначала район, дальше, как пойдет.

После собрания к Лиде опять подошла мама Кулаева:

Лидия Дмитриевна, все-таки как насчет дополнительных занятий, а? Денис очень хочет участвовать в олимпиадах на следующий год. Он мне говорил! А вы, я слышала, частные…

Тише! оборвала Лида пламенную речь Зинаиды. Запишите номер моего телефона и звоните где-нибудь после восьми вечера.

Лида придерживалась твердого правила: учеников из своей школы не репетировать. Но несколько месяцев назад у неё появилась мечта автомобиль «Дэу-Тико». Ближе к лету учеников становилось меньше, а накопить оставалось всего-то ничего. Лида уже ездила по автомагазинам и на авторынок, что делало жажду приобретения машины нестерпимой. «Возьму Кулаева , нестрашно. Возни с ним немного: в математике он шарит. Дам несколько уроков, раз мамаша так настаивает», подумала она и, когда Зинаида позвонила ей в тот же вечер, оговорила с ней расписание занятий: вторник, пятница, с шести до восьми вечера.

Проведя в пятницу первый урок с Хоней, Лида в субботу, прихватив подругу и её мужа, в очередной раз поехала на авторынок. После они сходили в Эрмитаж на выставку «Шедевры музеев мира» и выпили пива в одной из бесчисленных забегаловок на Невском. Впервые за долгие годы Лида почувствовала, что живет предвкушением счастья.

Вечером, возвращаясь домой, она встретила у подъезда отца. Тот был навеселе и обнимал клетку с жёлтой птицей внутри.

Пап, это что? спросила Лида с надеждой, что ответ не испортит ей настроения.

Канарейка. Повесим в холле. Как раз между дверями на кухню и в гостиную. Мешать не будет. И солнце из кухни туда попадает. Пойдем домой, я покажу.

И кто за ней ходить будет? Лида поняла, что праздник на сегодня закончен.

Да чего там ходить, Дунь?! Зерна насыпал и водички плеснул.

Что и петь будет? Лида искала плюсы.

Нет, петь вряд ли. Да пусть так, что-то живое прыгает и ладно.

Мало тут живого прыгает?! хмыкнула Лида. Особенно, когда Стина приезжает, съязвила она, намекая на племянницу.

Когда младшая сестра вышла замуж и уехала жить к мужу в Нижний Новгород, Лида в тайне радовалась, что теперь ей будет доставаться больше отцовского внимания. С высоты педагогического образования она понимала всю нелепость своих детских комплексов, но, тем не менее, и в двадцать девять не могла избавиться от навязчивой потребности бороться за отцовскую любовь. И дело было не в сестре. В детстве им с Кристиной нечего было делить. И родители никогда их не делили, и ни одной из них не доставалось больше в ущерб другой. Но у Лиды родилось убеждение, что отец не может и не будет любить её просто так. Поэтому она старалась быть первой во всем, за что, по её мнению, родители любят детей. К сестре же у неё была только одна претензия: Лида принимала Кристинино внешнее бесстрастие за неблагодарность и равнодушие. Всякий раз, когда отец проводил время с Кристиной, она ревновала, считая, что сестре уделяется внимание, которого та не оценит и даже в нем не нуждается.

В воскресенье Дмитрий Игнатьевич весь день обдумывал детали плана. Записывать что-либо он опасался, а удержать все подробности в уме тоже не мог. Фрагменты общей картины не стыковались, этапы и отдельные действия путались, заводя Дмитрия Игнатьевича в тупик. К вечеру он выбился из сил: «Понято только, что нужна плюшевая игрушка. Остальное придется делать наобум». Уловив запах мясного бульона и чеснока, Дмитрий Игнатьевич поплелся на кухню.

Дуня, какой-нибудь супец сваришь мне на завтра?

Я варю борщ на неделю, чётко доложила Лида.

Всю неделю борщ, значит, сокрушенно протянул Дмитрий Игнатьевич. Ладно. В термос налей потом, он постучал по крышке двухлитрового термоса из нержавейки.

В рабочие дни Дмитрий Игнатьевич любил обедать с мужиками из цеха в заводской столовой. Казенную кухню он не жаловал. Брал кое-что по случаю, конечно, но предпочитал домашнюю еду. Особенно любил вылить не спеша из термоса в тарелку еще теплый суп и прихлёбывать, поправляя свесившуюся с ложки капусту или лапшу ломтем белого хлеба. Вокруг рассказывали шоферские байки, шли политические расследования, отпускались солёные шуточки, и, время от времени, вспыхивали перепалки. Дмитрий Игнатьевич на правах ветерана в основном слушал и периодически осаживал особо ретивую молодежь крепким доходчивым словом. Из молодёжи правда остались только четверо. Одного из них прикрепили к Дмитрию Игнатьевичу помощником. Дмитрий Игнатьевич поначалу отнекивался, но видя, что отказаться не получается, попытался держать Геннадия на расстоянии. То домой его отправит пораньше, то найдёт ему занятие на посту, где сам в то время не работает, а то и вовсе снарядит парня за водкой или за пивом. Но Гена, несмотря на свои неполные семнадцать, выполнял все поручения без возражений, скрупулезно и быстро, а иногда даже с выдумкой. Постепенно Дмитрий Игнатьевич привык к существованию Гены, и они стали чаще работать вдвоем. А ещё через пару месяцев Дмитрий Игнатьевич начал учить Геннадия азам сварочного дела.

Утром в понедельник Дмитрий Игнатьевич долго собирался. Тянул до последней минуты, пока ещё можно было выйти из дома, не рискуя опоздать. «Как школьник перед контрольной, честное слово!» думал он, борясь со страхом перед местом нападения, через которое, хочешь не хочешь, придется пройти. Нарастающая тревога заставила Дмитрия Игнатьевича бросить в сумку блестящую, уже ополовиненную, упаковку валидола. Доехав до «Ручьёв», он торопливо пересек площадь, стараясь не смотреть на то самое злополучное место. В ларьке около здания станции, среди прочего барахла, продавались мягкие игрушки. Дмитрию Игнатьевичу приглянулась черная сова, но он решил, что чем ярче, тем лучше, и купил оранжевого медведя с золотистой тесьмой на шее, тоже подходящего по размерам. На посту охраны, пока проверяли его документы и досматривали вещи, Дмитрий Игнатьевич хрустел целлофановым пакетом с игрушкой:

Вот, внучке купил, с довольной улыбкой сообщил он охранникам.

Красенков, куда ж вы с этим медведем в режимную зону? А, Дмитрий Игнатьевич? Купили бы после смены, охранник отвинтил крышку термоса Дмитрия Игнатьевича.

Так раскупили бы. Я ж у станции купил, там народу-то сколько! Дмитрий Игнатьевич продолжал внушать охранникам радость приобретения.

Вообще-то, не положено, охранник подвинул Дмитрию Игнатьевичу осмотренную сумку и скептически оглядел полуметрового медведя, лежащего на стойке.

Да в шкафчике у меня полежит. В раздевалке. У внучки день рождения на днях. Домой не хочу нести, раньше времени, ну, соврал Дмитрий Игнатьевич и пожал плечами.

В проходной уже выстроилась очередь. Второй охранник, давно знавший Дмитрия Игнатьевича, пожамкал медведя:

Ладно, Красенков, идите. Кстати, жене передайте моё почтение.

С чего это? удивился Дмитрий Игнатьевич и вздохнул: Да и померла она. Уж три года как.

Простите. Да борщ Ваш так пахнет, что до обеда точно вспоминать буду. Думал, вот…

Да ладно. Не, это дочь. У неё миллион рецептов, наверное.

Довольный разговором с охранниками Дмитрий Игнатьевич переоделся, запихнул медведя в шкафчик и отправился в цех. «Ишь ты, пощупал», думал он, на ходу надевая шерстяную вязаную шапку.

В цеху Дмитрий Игнатьевич окликнул Геннадия, который, прислонясь к колонне, в ожидании наставника, читал учебник по ручной дуговой сварке:

Гендос, давай-ка поймай погрузчик скажешь я просил, и мы двутавры, которые вдоль стены на улице валяются, сюда затащим. Сделаем стапеля прямо напротив ворот, под кран-балкой, Дмитрий Игнатьевич жестикулировал, обозначая очертания будущей конструкции. По длине должно хватить. И металлолом этот гемтрестовский не будем больше на посту резать. Прокат здесь, а остальное на улице. Чтобы не перегружать его сто раз туда-сюда, как на прошлой неделе. В четыре руки мы с тобой мигом паровоз на бутерброд порежем.