– Здравствуй, Валь! – Дмитрий Игнатьевич хлопнул Петровича по плечу и протиснулся на свободный пластмассовый стул.

Петрович кивнул, уминая очередную порцию люля-кебабов. На низком подоконнике рядом со столом в маленькой клетке с деревянным каркасом и тронутыми ржавчиной прутьями нервно прыгала растрепанная щуплая канарейка. Дмитрий Игнатьевич посмотрел на канарейку и кивнул на трафарет красной курицы на белом кирпичном простенке:

– С нее, что ли, писали?

– Да не, – хмыкнул Петрович и поднял кружку с тёмным пивом, – везу на Полюстровский, может, кто купит, а нет, так просто отдам. Давай, будем!

Они выпили и Петрович отправился покурить. Дмитрий Игнатьевич провел пальцем по прутьям клетки:

– А тебя кто крышует? Петрович?

Канарейка в ответ заметалась по клетке.

– Валентин, – задумчиво спросил Дмитрий Игнатьевич, когда тот вернулся, – а ты в блокаду где был?

– Нас с матерью в сорок втором эвакуировали в Новую Ладогу, осенью. Мы на Ваське жили, но дом разбомбили в первые же дни. Тётка нас приютила. А ты?

– Бабка рассказывала, что меня зачем-то летом – в сорок первом ещё – увезли в область. Не только меня, там много детей было. Потом нас вернули в город. А мамка так и пропала по дороге. До сих пор не знаю, что с ней случилось. А мы с бабкой здесь так и прожили. Голодали люто, конечно. Слава Богу, хоть дом наш не пострадал. Вообще, представляешь! Мне тогда четыре с половиной было. Я сам-то мало что помню…

– А мне шесть, – Петрович невесело улыбнулся.

– Помню, птица у меня была какая-то. – Дмитрий Игнатьевич не сводил глаз с канарейки. – Мать сказала, что с собой взять нельзя и выпустила её. Поэтому я только пустую клетку хорошо запомнил.

За разговорами и воспоминаниями прошло часа два. Изрядно выпивший Петрович хлопнул ладонью по столу:

– А, ладно, завтра на рынок поеду.

– Столько хватит? – Дмитрий Игнатьевич сунул ему пятитысячную, полученную от Джинтоника за работу.

– Ну-м… – Петрович растерянно пожал плечами.

– На, вот ещё три, – Дмитрий Игнатьевич взял клетку и направился к выходу.

Лидия Дмитриевна, здравствуйте! Я мама Дениса Кулаева из шестого класса.

Здравствуйте! У меня урок сейчас. Лида сразу поставила женщину в цейтнот. Как раз у них.

Всего минутку! Лидия Дмитриевна, я по поводу дополнительных занятий по математике.

Кулаеву не нужны дополнительные занятия, отрезала Лида.

Понимаете, он в начале года пропустил много. Болел. Вы, наверно, помните.

Возможно. Но он успевает в пределах программы. Кстати, в шестом сегодня родительское собрание. Я буду персонально про каждого говорить. Вы придёте?

Собрание, да? Приду, конечно! Я в рейсе была, Хоня мне не успел сказать, наверное.

Вы что, Дениса тоже так зовете? Лиде не удалось до конца скрыть возмущение.

Да это прозвище у него с детства, примирительно улыбаясь, объяснила женщина. Его так весь район зовет. В детстве шумный был ужас! Сладу с ним не было никакого. Вот его и прозвали «тихоня», а потом до «хони» сократилось. Само как-то…

Вы проводница? В рейсе были, говорите…

А, нет. Я шофёр. У меня грузовик, тягач.

У Вас? недоверчиво переспросила Лида.

Да, от мужа остался.

У Лиды появились ещё вопросы, но внезапно прозвенел звонок на урок.

Всё… Лида поняла, что не знает, как зовут родительницу. Простите, как к Вам обращаться?

Зинаида Юрьевна.

Да-да, увидимся на собрании.

Лида подошла к классной комнате. Настороженно копошившиеся в пустом коридоре ученики шестого класса притихли и выстроились рядом с дверью вдоль стены строем в колонну по два мальчик-девочка. Звякнув связкой ключей, Лида отперла дверь, и в коридор устремились беззаботные лучи весеннего солнца. Лида осмотрела застывших учеников и махнула рукой в сторону двери:

Заходим!

Дети засеменили внутрь класса. Лида вошла последней и закрыла дверь. Подойдя к своему столу, она бросила ключи и журнал и повернулась к классу. Дети стояли у парт, боясь шелохнуться.

Сели! скомандовала Лида.

Две девочки на второй парте испуганно пытались, как можно быстрее, закончить неожиданно вспыхнувший диалог, но не успели.

Расселись! Лида щелкнула пальцами.

Одна из девочек покорно поменялась местами с мальчиком, облюбовавшим заднюю парту. В застывшей тишине Лида пролистала журнал класса.

Еденин и Сахибулин, к доске!

Мальчики с обреченным видом подошли к доске и уткнулись в заранее написанные на ней примеры, пытаясь разложить выражения на множители. Минуты две они бессильного размазывали мел по зеленой грифельной краске. Презрительно оглядев их, Лида вновь обратилась к журналу. Она чувствовала, как дети следят за движением ее глаз, ожидая своей участи.

Адамянц, помоги Еденину.

Маленькая девочка с чёрными волосами встала у парты и, переминаясь с ноги на ногу, напряженно уставилась на доску.

Ясно. Устинков!

Пухлый мальчуган в очках присоединился к однокласснице. Лида назвала еще три фамилии, но решение примеров так и не сдвинулось.

Ну что, господа, столбы? Так и будем стоять и глазами хлопать? Совесть есть у вас или нет? Хотите так всю жизнь простоять за чужими спинами? Кто за вас работать будет? М-да, дурака учить что мертвого лечить. Кулаев!

А что Кулаев, Лидия Дмитриевна? Я сам на себя работать буду, недовольно высказался с предпоследней парты худой паренёк с нагловатым скуластым лицом.

Кулаев! металл в голосе Лиды убедил бы любого.

Ну, там разность квадратов надо… проскулил Хоня.

К доске! рявкнула Лида.

Хоня нехотя поплелся к доске и набросал первые действия решения примеров.

Ты бы так диктанты писал! прошипел Еденин отличник по русскому.

Ага, и через козла прыгал, фыркнул Сахибулин, не вылезавший в свободное время из футбольной секции.

Хоня посмотрел на Лиду и на его лице читалось: «Я проглотил муху!»

На место, голос Лиды исполнился разочарования. Столбы, сели! У доски, заканчиваем решение. Параграф четырнадцать: «Квадрат суммы и квадрат разности». Открыли, читаем.

Ученики зашелестели страницами учебников, обмениваясь ожившими взглядами, полными счастья: «Поздравляю! Дотянем до звонка!»

Родительскими собраниями Лида наслаждалась, как волк, впившийся в ещё живую плоть овцы. Родители, в независимости от социального положения, попав в здание школы, снова чувствовали себя учениками. Рефлекс, закрепленный в бытность их школьниками, помноженный на желание избавить свое чадо от проблем, заставлял их трепетать перед учителями. Классную шестого – «англичанку» – Лида презирала за мягкотелость и поэтому чувствовала полную власть над аудиторией притихших мам и пап. А уж те слушали «математичку», открыв рты.

Математика для Лиды не была ни языком точных наук, как для Лобачевского, ни поэзией, как для Вейерштрасса. Ей вообще не пришлось долго выбирать ни профессию, ни специализацию. Однажды, учась ещё в младших классах, младшая сестра Лиды – Кристина – пришла домой заплаканная и брезгливо продемонстрировала родителям дневник с жирной красной двойкой по математике. Отец равнодушно развернул свежий номер «Советского спорта» и сказал, что он, конечно, гордился бы детьми отличниками по математике, физике и химии, но эти предметы не для девочек. Из отцовской фразы Лида поняла одно: если она станет отличницей хотя бы по математике, то выиграет войну за отцовскую любовь. И Лида взялась за дело. Никаких скрытых талантов в себе она не обнаружила, но и беспросветная зубрёжка дала нужные результаты. Лишив себя всех детских, а потом и подростковых радостей, к старшей школе она стала уже круглой отличницей. И она посчитала, что вполне готова обучать и других тем методам познания, которыми овладела сама. Дело оставалось за малым окончить педагогический институт, куда она и поступила играючи.

Когда Лида закончила персональный анализ успеваемости, многие из родителей сидели красные и такие же остолбеневшие, как их дети на уроке алгебры. Поэтому, в ответ на вопрос Лиды, есть ли среди присутствующих папы «с руками», отцы стали наперебой предлагать различные варианты строительных услуг.